— Спасибо, хотел вот спросить, может по семейным вопросам к вам сразу заглядывать? А то вы скоро о моей жизни будете знать больше, чем я.

— А ты собрался завести семью? — поднял он бровь.

— Не в ближайшее время, — покачал я головой.

— Что ж, это правильное решение. Я тебя позвал вот зачем, — он указал мундштуком с тлеющей сигаретой на карту. — Взгляни.

Это был участок северной России, где крупными красными точками были отмечены опорные города-крепости, а пунктиром — линии обороны. Третья — Вологда, вторая — Сыктывкар и, наконец, первая — Воркута, где и была самая большая Брешь под названием «Северная». Вдоль всех этих полос раскинулись кучки других мелких точек. Как оказалось, Бастион был одной из самых безопасных крепостей, так как он последняя веха в обороне.

Город был построен на совесть и если уж монстры прорвутся сюда, то обороняющиеся должны будут надолго задержать нашествие, что даст отошедшим вглубь страны силам сформировать новые оборонительные позиции.

Бенкендорф показал мизинцем на тридцатикилометровую Северную Брешь. Точнее, на сектора, помеченные как захваченные монстрами.

— Раньше эта местность принадлежала нам. До войны со Скандинавами, — уточнил он и облокотился на стол уже двумя руками. — Чтобы закрыть «Север», нам нужно расчистить эти, вот эти и эти территории, — быстро прошёлся он по карте.

Я внимательно смотрел за каждой чёрточкой, каждым обозначением и «перерисовывал» в клон сие сокровище. Достать такие ценные сведения — большая удача, ведь их основа — все последние разведданные. Даже в ратуше, где флажками помечались новые Бреши, не было столь полной картины. Там висела карта сугубо для местных ликвидаторов с областью, подконтрольной Бастиону. А вот что происходило за её приделами, я понятия не имел. До сегодняшнего дня.

— Мы были близки к захвату двух Северных секторов из трёх, но проныры из Скандинавского союза смешали старому императору карты. Нас втянули в затяжную войну на западе.

— К чему весь этот курс истории вы меня вербуете? Предупреждаю сразу, Александр Христофорович, если собираетесь сказать что-то запрещённое, то лучше этого не делать. Я в любом случае откажусь, — не хватало ещё, чтобы Христ постфактум втянул неокрепшего Артёма во внутренние дела страны.

Меня вполне устраивала нынешняя ситуация: я убиваю монстров, штампую артефакты, расширяюсь и обрастаю связями. Пока мой род не восстановит старые позиции, я не собираюсь лезть в политику. Разве что в местечковую, типа разборок в Громовце.

— Не волнуйся, я бы не стал так грязно с тобой поступать. Слушай дальше и поймёшь, зачем я про всё это начал.

Далее он раскрыл один интересный факт. Оказывается, практически все страны имели проблемные гигантские Бреши. Азиаты, скандинавы, американцы, европейцы и так далее без исключения несли тяжёлое бремя обороны. У некоторых она была растянута на границе сразу нескольких стран — оттого и образовались союзы, типа Скандинавского.

Армии были сосредоточены на внутренней обороне, и все боялись договариваться об очерёдности закрытия этих порталов, перетягивая одеяло на себя.

— Никто не хочет прошляпить угрозу от соседей, Артём. Мы живём в мире, полном недоверия и предательства. Тот, кто первый разделается с Брешью, возьмёт под контроль остальных. Все пристально наблюдают друг за другом. Однако молодой император хочет всё изменить…

— Погодите, — перебил я его, вдруг кое-что поняв. — Выходит, Скандинавский союз напал на нас только потому, что не захотел закрытия Северной Бреши?

Бенкендорф неопределённо пожал плечами.

— Там много причин, а позвал я тебя вот зачем, — он снова ткнул мундштуком в потерянный после войны сектор на воркутинском направлении. — Его Величество приказал вернуть утраченное.

— Думаете, мы справимся? А что говорят скандинавы? — спросил я.

— А кто их спрашивать будет? — сузил глаза Христ. — У нас есть приказ подготовиться к наступлению, срок полгода. Сейчас тысячи магов, некромантов и церковников вербуются на эту задачу. Вижу, ты заинтересован?

Я действительно желал в этом поучаствовать. Потому что война — это огромный трамплин для любого мелкого аристократишки. Именно на поле боя добывались самые сочные титулы и богатства, а также завязывались полезные знакомства.

— Так значит ты со мной? В смысле наш отряд будет выполнять боевые задачи. Ты уже отработал три рейда из двенадцати за неполную неделю, подозреваю, что, как закроешь их все, ещё останешься на какое-то время?

— Верно, — кивнул я.

«А что, собственно, неплохое предложение. За полгода мы набьём столько рейдов, что притрёмся друг к другу. Лучше уж отправляться в пекло со сработанной командой, чем попасть к случайным людям».

Я себя знал, даже если откажусь сейчас — всё равно сорвусь и отправлюсь, когда начнётся заварушка.

— Хорошо, тогда я с вами, — и протянул руку Христу, тот пожал её, а я добавил. — Правда, у нас маленькая проблемка нарисовалась.

Бенкендорф вздохнул и язвительно ответил.

— Знаю я о твоей «проблемке».

Касательно Распутина Бенкендорф ничего конкретного не обещал, потому что эта личность практически не поддавалась давлению Тайной Канцелярии, так как у Григория Ефимовича была своя школа некромантов и сеть агентов не хуже, чем у охранки. По словам Христа, он был «чудовищем, но нашим чудовищем», которое Российская империя использовала в своих интересах.

Эдакий цепной пёс войны. Он вылезал с передовой только чтобы отдохнуть в собственной школе или его дислоцировали на проблемные участки. В армии Распутина побаивались, но, когда он посещал какую-либо сложную Брешь, боевой дух тут же взлетал до небес. Все знали — кому-то сейчас будет больно.

«И вот на этого вот человека Ваня спьяну рыпнулся», — почесав макушку, подумал я. Ломоносов пьёт редко, но метко, лучше не скажешь. В общем, Христ обещал держать руку на пульсе. Пока никаких жалоб не поступало. Видимо, Распутина пригласили на секретное собрание по поводу готовящегося наступления, вот он и проезжал мимо Бастиона. Без него подобное мероприятие невозможно представить.

Я переживал за Ваню. В случае чего — меня могут ещё выгородить, но вот друга… Тайную Канцелярию интересовала потенциальная полезность Артёма Барятинского, потому они и впрягались, а вот про дар Ломоносова знали только я и Скаржинский. Может быть, ещё кто-то из церкви. Но вряд ли Клирикрос спешили поделиться этой информацией со шпиками. Они конкурирующие организации и не особо любят друг друга.

Это не то чтобы правильно, как по мне, но в данном случае играло Ване на руку — его не трогали всё это время. Не понимаю, зачем Скаржинский вообще раскрыл мне его талант. Интересно, он уже сделал предложение Анне? Поди, сестру доконали постоянные намёки светского сердцееда.

Вечером я заснул в кровати с Ривкой, а ребят распределили по пустующим комнатам. Оказалось, что дом действительно большой. Второй этаж был на нас, а первый отдали Семёну и Ломоносову. У каждого теперь имелся свой угол.

Проснувшись, я поцеловал в щёку спящую без задних ног девушку и тихонько спустился на первый этаж. Там уже вкусно пахло жареными колбасками. Семён сбегал на рынок и привёз целую прорву продуктов, а Ваня с Ицхаком распределили их в погребе и на кухне. Теперь оба стояли в передниках, и юный кулинар учил моего гувернёра, как правильно делать котлеты.

— Артём, то есть Артём Борисович, — поправился он, — ты… то есть вы проснулись… — от неожиданности начал заикаться мальчик.

— Всё в порядке Ицхак, дома можешь называть меня просто Артём, это ты приготовил? — удивился я и, обжигаясь, взял в ладонь ещё горячую колбаску.

— Вот, — протянул он мне лист лаваша и чашку с каким-то соусом, где превалировал томат.

— Объедение, — похвалил я его, когда макнул туда свой перекус.

В лаваше было удобно браться за сочные, едва ли не лопавшиеся колбаски, а прохладный соус с лёгкой перчинкой ещё больше усиливал вкусовой эффект.