Не другие мужчины добились всего этого. А я.

И уж точно другие мужчины не были заражены нежностью ее объятий, теплом, которое могла дать даже ее тень, ее солнечным лицом, которое озаряло мою жизнь.

Нет.

Другие мужчины не знали, каково это – позволить Джордан забрать все дерьмовые стороны их жизни, и я никогда не дам им возможности узнать.

Джордан была моей наградой после долгого, изнурительного пути к вершине. Она была моим солнечным светом.

Мой тренер понятия не имел, чем я готов пожертвовать, чтобы удержать ее со мной и вырвать из лап моего отца. Я бы даже сыграл роль злодея в нашей истории любви, если бы это означало, что в конце мы вместе уйдем в закат.

Джордан отложила кусок хлеба. На ее лице появилось хмурое выражение, как будто она прочитала мои мысли.

— Ты не можешь сражаться с Генри, Ксандер. Он уничтожит тебя.

— Не уничтожит.

Без ее ведома я обсудил с адвокатом вопрос об опекунстве. Он порекомендовал навести справки о моем отце, чтобы выяснить, что мы можем использовать против него в суде, а также обнаружил некоторые детали, которые не совсем сходились.

Теперь, когда он дал мне нужный толчок, я планировал разобраться со всем.

— У меня есть план.

— И что же это за план?

— Я пока не могу его обсуждать. – Я провел рукой по подбородку.

Если я скажу ей, мне придется объяснять, почему я вообще обратился к адвокату, а тема опекунства была щекотливой. Это лишь испортит обед, а она и так была в дурном настроении из-за вина.

Вместо этого я попытался успокоить ее.

— Чем меньше ты будешь знать, тем лучше все сложится. И это пока все, что я могу сказать по данной теме.

Она нахмурилась, обдумывая мои слова. Было видно, что ей хочется поспорить, но Джордан была, прежде всего, прагматиком. Это было то, чем я всегда восхищался в ней: ее тактичность в любой ситуации. Она не была вспыльчивой. Эти прекрасные глаза всегда светились пониманием.

Я поднял на неё взгляд, почувствовав легкое прикосновение к своему предплечью.

— Ксандер. Ничего, если мы уйдем?

— Все в порядке?

Она покачала головой.

— Просто это был напряженный день.

Должно быть, она тоже устала, и неудивительно. Вчера у нас был изнурительный день, включающий в себя игру, посещение мамы и папарацци. Если я привык справляться с хаосом, то она еще не приспособилась к такой жизни.

— Конечно.

Я испытал облегчение от того, что она наконец-то попросила меня о чем-то, что я мог для нее сделать. С ободряющей, как я надеялся, улыбкой я встал и оплатил счет, оставив щедрые чаевые.

Она не отстранилась, когда я легонько взял ее за руку, пока мы шли обратно к машине. Непринужденная близость этого действа была захватывающей. Я легко мог представить, как мы прогуливаемся по какой-нибудь набережной далеко отсюда, рука об руку, как любая другая пара.

Черт, я хотел этого и многого другого.

Как только мы вернулись в мой дом и нашу спальню, Джордан сменила свой профессиональный наряд на леггинсы и свободную футболку. Вид ее идеального тела заставил мой член подскочить от возбуждения, но я сдержался, чтобы понаблюдать за ней еще немного. С каждым днем она становилась все менее застенчивой. Я предполагал, что Генри вселил в нее неуверенность с помощью пассивно-агрессивных замечаний, поэтому она испытывала неприязнь к обнажению своего тела.

— Иди сюда. – Взяв за запястье, я потянул ее к кровати и забрался следом.

Джордан не стала спорить и скользнула под одеяло вместе со мной.

В считанные секунды я оказался сверху, впиваясь в ее губы требовательным поцелуем. Она поцеловала меня в ответ, как всегда, на мгновение, прежде чем опомнилась. Однако на этот раз ее рука задержалась на моей груди. Джордан расслабилась, прижавшись ко мне, и я просунул язык в ее рот. Углубляя поцелуй и недвусмысленно давая ей понять, кому она теперь принадлежит.

Глава 29

Джордан

После еще одного захватывающего дух поцелуя, Ксандер резко оторвался от моего рта. Он никогда раньше не отстранялся от меня.

Удивленная, я спросила:

— Что ты делаешь?

— Ты сказала, что устала, – ответил он. Его темные волосы упали на лоб, и я подавила желание протянуть руку и убрать пряди, почувствовать их шелковистую мягкость кончиками пальцев. — Я помогаю тебе расслабиться.

Прежде чем я успела осознать смысл его слов, он переместился к южной части моего тела и сорвал с меня леггинсы. Мое тело задрожало от сильного удовольствия, когда его рот приземлился прямо на пульсирующий клитор.

— О, черт, – я отвернула лицо в сторону и вцепилась зубами в подушку, неуверенная, есть ли в доме другие люди, которые могут меня услышать. До него меня никто не ласкал там годами. Я думала, что это удовольствие потеряно для меня навсегда, а теперь не могла вспомнить, как я без него выживала.

Крепко схватив меня за бедра, он прижал мои ноги к груди, а его рот снова сомкнулся на моей щели и жадно засосал клитор. Он крепко удерживал меня, пока моя киска не сжалась, и я прикусила нижнюю губу.

— Блядь, детка, – прохрипел он, прижимаясь к отверстию, его язык ощущался горячим и тяжелым на моей самой интимной части.

Он опустился ниже, к моему входу, исследуя и пробуя на вкус, впитывая каждую каплю моего возбуждения. Его язык погрузился глубоко внутрь, трахая меня с таким рвением, что это было почти больно. Я бесконтрольно застонала, когда он добавил пальцы и стал круговыми движениями водить по моему клитору. Выгнув спину и крепко вцепившись в простыни, я почувствовала, как мощные волны удовольствия накатывают на меня, пока Ксандер поглощал мою киску, как будто это его любимое блюдо.

Мое тело сдалось, и я кончила с его именем на губах, размышляя, стоит ли мне перестать бороться с ним и принять судьбу, которую он мне уготовил.

Та часть меня, которая так долго чувствовала себя такой одинокой, не могла отделаться от сомнений, действительно ли все так плохо, как я представляла себе в своей голове. В конце концов, моя жизнь с ним была намного лучше, чем та, которую я оставила.

Пусть и под надежной охраной, но теперь я могла выйти из дома и почувствовать тепло солнца на своем лице. Ксандер легко вписал меня в свою группу друзей, и мне не нужно было развлекать их. Скорее, я была частью их группы. Худшее, что он сделал, – попытался оплодотворить меня, но даже этого я отчаянно хотела. И последнее, но не менее важное: Ксандер поставил себя в ужасно затруднительное положение с Генри из-за меня.

Лишение свободы было единственной крайностью, но Ксандер больше не поднимал тему опеки. Может, он передумал?

А может, это был стокгольмский синдром, и именно поэтому я оправдывала его. Однако, если бы я была подверженна такому явлению, я бы также почувствовала подобную тягу к Генри, верно?

Мое сопротивление Ксандеру рушилось, как груда сухого песка, под тяжестью его безжалостного внимания. Я больше не могла вспомнить, каково это – быть игнорируемой женой, с тех пор как он заполнил каждую секунду моего дня своим всепоглощающим вниманием. Он поглощал каждую мою мысль. Его прикосновения заряжали меня, пробегая по моим пальцам, как токи желания, заставляя меня безрассудно жаждать большего.

Но дело было не только в его прикосновениях. Я также отчаянно хотела вернуть своего лучшего друга, с которым мы смеялись до боли в животе. У нас была ни с чем не сравнимая эмоциональная связь – три коротких слова, сказанные им прошлой ночью, были тому подтверждением.

Я люблю тебя.

Но что я чувствовала к Ксандеру?

То, как он осыпал меня значимыми подарками, своим временем, преданностью и красивыми словами, заставляло меня думать, что я сумасшедшая, раз сопротивляюсь ему. Если бы только он признался, что отказался от своего стремления добиться опеки надо мной, возможно, мое сердце перестало бы сдерживаться. Хотя он больше не поднимал эту тему, он также не отказался от своего намерения.