- Сынок… родной…, – сквозь слёзы шептала матушка. Она не позволила себе скатиться в рыдания, оставаясь королевой. – Три года… три года ни единой весточки. Когда пришло сообщение, что ты тяжело ранен, а целителя рядом не оказалось, и твоё тело вдруг исчезло, мы не знали, что и думать. Кассъяра сообщила, что ты жив и находишься там, где и должен быть, во исполнение пророчества.

От волнения, от переизбытка чувств королева продолжала сипло шептать, почти лишившись голоса. Моррис бережно обнял матушку, прижал к себе, успокаивая. Помог сесть в кресло, поцеловал руки.

Только сделал шаг от матушки, братья с двух сторон обхватили, шутя, легонько сунули кулаки в бока. Каждый по разу тиснул обхватом, отрывая от пола, как в детстве, и уступили братишку отцу.

Отец тоже молча обнял так, что кости затрещали.

«Убьют на радостях», – мелькнула паническая мысль, но вслух не высказал, сдержанно охнув.

- Ладно, сын, иди в свои апартаменты. Ждём тебя через два часа в семейной столовой, – проговорил король, выпуская Морриса их тисков объятий.

Закрыв за собой двери гостиной, услышал гомон родных голосов. Прислушиваться не стал. Его ждали ванная и гардероб.

О внезапном появлении младшего принца даже обитатели дворца не все были в курсе. Кроме привратников, Главного и младшего дворецких только слуги семейного крыла, умевшие держать рот на замке и личный королевский повар с артефактором, да семейный лекарь-целитель. Повар трое суток изощрялся в кулинарных изысках на отдельной кухне. К артефактору Моррис обратился сразу после семейного обеда в день прибытия. Он заказал три браслета с призывами вещей, спрятанных в пространственных карманах. Работа сложная, но мастер обещал управиться в срок.

Лекарь обследовал Морриса вдоль и поперёк, и кроме как к застарелым шрамам, придраться ни к чему не смог. «Абсолютно здоров, – выдал диагноз состояния младшего принца. – Здоровее не бывают». Моррис заказал лекарю добыть самых редких трав и прочих ингредиентов для приготовления целебных снадобий, а также готовых мазей, зелий, микстур и капель самого мощного действия.

Трое суток королевская семья собиралась в столовой в полном составе. Трое суток Моррис дышал атмосферой любви.

Первый день был несколько сумбурным. Каждый норовил до него не просто дотронуться, выказывая ему родительские и братские чувства, но и поделиться новостями, выспросить подробности его приключений.

На второй и третий день до завтрака мужчины устраивали поединки на мечах, проверяя младшенького, не растерял ли он мастерство, ну и на прочность заодно. После завтрака Моррис под личиной в сопровождении братьев с жёнами и десятка вооружённых стражников прогуливался по столице. После обеда прогуливался с родителями в парке, также под личиной.

На третий день к вечеру Моррис, вдруг, обнаружил, что соскучился по своей новой семье. Ну, нет, конечно, не совсем семье, но…. Стоило только отвлечься, прикрыть глаза, и они тут как тут. Тимур с Егорушкой старательно тренируют стойку, постановку руки с мечом, то есть палкой, его заменяющей. Лукерья у печи готовит обед, а Матвей, сидя на табурете, втолковывает ей, в чём её ошибки при медитации. Лукерья ему виделась без этой безобразной иллюзорной маски.

«Вот, ведь, далеко не молодая женщина, а тянет к ней неимоверно. Хочется защитить её и её внуков, укрыть от всех невзгод. Но где там! Сам-то без крыши над головой и без места в жизни, – рассуждал Моррис. – Может, она и есть моя Суженая? Но она же стара. А сколько ей лет? И мысли даже не возникло, поинтересоваться. Выглядит старше матушки. Кассъяра говорила, чтобы смотрел лучше. Может, ещё и встречу за три-то месяца. Что-то сердце места не находит. Как бы они там опять куда не влетели».

Рано утром четвёртого дня истекали третьи сутки. Собрались все в гостиной. Матушка не плакала. Обняла, поцеловала в лоб и смотрела глазами, полными скорби. И когда, закончив с прощальными объятиями и пожеланиями, все расступились, а Моррис взял в руки половинки камня, королева печально улыбнулась и подняла руку в благословляющем жесте.

֎ ֎ ֎

Моррис ушёл, обещав вернуться через шесть суток. И уже через два дня мальчишки заскучали. Они продолжали тренировки, но как-то скучно, без колких замечаний и добрых насмешек наставника. Лукерья тоже чувствовала себя неуютно. «Надо-же как привязалась к человеку», – недоумевала она. Словно та верёвка, что связывала их во время лыжного перехода, так и не развязалась, а наоборот, укоротилась и держит вместе. И смерч, кабы не помощь Кураторов и Арбитров, чуть не сгубивший их, спаял в единое целое. В семью.

«Вот вернётся, – думалось Лукерье, – будет мне младшим братом, а то и сыном. Интересно, сколько ему лет? Выглядит не старше тридцати. Разберёмся с Камнем Жизни, женим на какой-нибудь…. Ну, селянка-то точно не подойдёт. Да и дочь куина мелковата для такого. Вон, у Правителя дочь на выданье имеется. Вот её и высватаем. Тьфу! – в сердцах сплюнула Лукерья. – Нашла о чём думать! Делать тебе нечего?!».

Почему-то мысли эти рассердили, вызвали нервное раздражение, нет-нет вспыхивающее все дни до возвращения Морриса. Ещё большую силу раздражение обрело после происшествия на третью ночь, после ухода мужчины.

- Лукерья… Лукерья…, – на грани сознания услышала тихий зов Лукерья, спавшая на боку спиной к краю топчана.

Дёрнулась, прислушиваясь. Тишина. «Померещилось», – подумала, зевая и закрывая глаза.

- Лукерья… Лукерья…, – более явственно услышала она шелестящий шёпот.

По позвоночнику и голове пронеслась толпа ледяных мурашиков.

- Лукерья Савельевна…, – вновь прошелестел шёпот.

Лукерью охватила жуть, и она попыталась зарыться под одеяло.

- Лукерья Савельевна, – продолжал звать шелестящий шёпот.

- Филантей, ты, что ль? – решилась приподнять голову Лукерья.

Филантей спал на печной лежанке, тихо с посвистом похрапывая. Рядом с ней, вольготно раскинувшись, посапывал Егорушка. Лёжа на спине, похрапывал Тимур. В окно светила полная местная луна.

- «Странный храп у Тимура, – отметила Лукерья. – Словно большой кот мурлычет. Утром надо посмотреть, может, нос заложило, после хлюпанья в холодной воде. Что это мне зов мерещится?».

- Лукерья Савельевна, – снова прошелестел шёпот, только она вернула голову на подушку.

- Кто тут? – резко поднялась и озираясь по сторонам, спустила ноги с топчана. Но никого не обнаружила.

- Лукерья Савельевна, не пугайся. Вставай и иди к роднику, где вы вечером воду брали.

- Да куда же я среди ночи пойду? – спросила громким шёпотом и оглянулась на спящих, не разбудила ли.

- Не бойся, я тебя сопровожу.

- Так я тебя и боюсь, – сердито прошептала Лукерья.

Прозвучал тихий смешок.

- Я тебе не враг, Лукерья. Тебе нужно в ручье, что из родника вытекает, умыться и из родника напиться.

- Зачем?

- Затем, чтобы избавиться от того безобразия, что у тебя на лице.

- А днём нельзя? – надумала поторговаться Лукерья. Уж очень ей не хотелось средь ночи куда-то тащиться.

- Нет. Нужно именно сегодня, в полночь полнолуния.

Лукерья тихо простонала обречённо. Идти не хотелось, но расстаться с безобразной иллюзией хотелось больше. Натянула на себя кофту с юбкой, сунула ноги в сапожки, надела ветровку. Чай, не разгар лета, да ещё и ночь. Вышла на улицу.

Вся округа сияла в перламутровом свете ночного светила. Низко стелился жиденький туман между избушек, стоявших ровными рядами-улочками. Их избушка располагалась в центре этого своеобразного посёлка.

- Иди, не бойся. Я рядом, – прошелестел невидимка.

- «Ага, рядом он. Словно это успокаивает. Только жути нагоняет», – мысленно проворчала Лукерья.

Невидимка тихонько хохотнул.

- «Ишь, веселится. Мысли, что ли, мои слышит?».

Но невидимка промолчал. Лукерья шла к роднику, что пробил себе выход в логовинке. Из него вытекал ручеёк, пытаясь проторить себе русло по дну логовинки, но запутался в густой высокой траве. Видно было, что пробился здесь родничок совсем недавно. Его обнаружили Лукерья с ребятами, когда рискнули, всё-таки, отойти от стоянки к логовине в поисках трав. Вода в родничке оказалась изумительной на вкус и совсем не ледяной до зубной ломоты. Логовина до верха была наполнена туманом.