Оборачиваюсь на оставшегося валяться на полу Лёшу. Под ним море крови. Все красное. Все красное. Красное. Красное.

— Уходим! — командует Самсонов, легко, как пушинку поднимая меня на руки.

Я уже ничего не понимаю. Ничего не вижу перед собой. Шум вокруг обрушивается на уши внезапно. Всюду слышится вой сирен. Крики, редкие выстрелы. О чем-то кричит Соболь. Плевать. На все плевать.

— Я не пойду, Саш, — хриплю не своим голосом. — Пусти.

— Нет, я обещал ему вывести тебя отсюда.

— Да какая теперь разница, если он умер!

— Кира, — осторожно встряхивает меня альфа. — Пожалуйста, позволь мне помочь.

— Саш…

И все. Слов больше нет. Я не хочу говорить. Мне нечего сказать.

Больше нечего.

Стою напротив Саши, сжав до боли кулаки. Ногти впиваются в кожу, но я не чувствую боли. Ни в руках, ни в щеке, слабо ноющей после резкой пощечины Антона, ни в грудной клетке, раненой им же. Болит не тело, болит где-то там внутри. Тянет, кружит, сосет.

Альфа мечется взглядом по помещению, кажется, не зная, что со мной делать. Отпустить или увести, как и планировал?

— Кира, пойдем. Пожалуйста, — наконец, решается заглянуть мне в глаза. Молча мотаю головой. — Кира, не глупи!

— Нет, — резко разворачиваюсь и иду в обратном направлении.

Самсонов что-то кричит вслед, только я не слушаю. Тупая боль в груди сжимает сердце, пытаясь, кажется, окончательно его расплющить, сдавить в склизкий комок, словно бесполезную букашку. Быстро, нещадно, бескомпромиссно. Хватая воздух ртом, протискиваюсь меж бегущих кто куда альф и омег. Многие из них — да почти все! — в крови. Кто-то держится за ранения, кто-то мечется, пытаясь найти, куда спрятаться. За окнами давно уже заливается вой полицейских сирен. Кто-то вызвал полицию? Плевать.

Я знаю, что дома меня ждет Артур, что Лиза до сих пор на свободе, и вряд ли это изменится. Знаю, что не имею права опускать руки, но не могу. Хочется выть точно так, как воет внутри моей головы волчица, потерявшая свою Пару. Мы с ней через многое прошли вместе. Многое потеряли, но оказались не готовы к тому, что однажды можем потерять и его. Как это несправедливо, черт возьми, как же нечестно!

Поднимаю взгляд, замечая впереди знакомую фигуру, окруженную кольцом альф, и глаз непроизвольно дергается, а из груди вырывается рык. Лиза тоже поднимает покрасневшие от слез глаза. Останавливается и смотрит на меня в упор. Чувствую себя такой крошечной против нее и ее свиты. Четыре альфы встают между нами, словно стена, отсекая малейшую попытку приблизиться. Знаю, ей стоит только моргнуть, как они выпустят в меня всю обойму. Сцепляю зубы, чтобы снова не закричать.

— Теперь ты довольна?

Хочется казаться сильной. Но кого я обманываю? Я ничтожество. Жалкая, слабая, а теперь еще и убитая горем. Глаза щиплет от подступающих слез. Губы и подбородок сотрясает мелкая дрожь.

— Я спросила, теперь ты довольна?!

— Кира…

Соболь всхлипывает. Я вижу, как она страдает. Как ошарашена и убита тем, что произошло. Наверное, она тоже любила его. Но я не в силах ей помочь. Не хочу. Зачем?

Это она, а не я разрушила все то прекрасное, что было между нами. Она растоптала мои чувства, уничтожила веру в человечность.

— Ответишь на один вопрос, пока все не закончилось?

Склоняю голову набок, пристально наблюдая за теряющей самообладание девушкой. Она еле держится на ногах. Вся дрожит. Взгляд мечется по помещению.

Алексей возникает за ее спиной и осторожно опускает руку на талию, притягивая к себе. Смотрю ему в глаза, но не могу прочитать ни единой эмоции. Я не знаю его роли во всем этом. За время нашего знакомства он произнес в моем присутствии от силы пару фраз. Всегда казался замкнутым, пусть при первой встрече и показал себя человеком разносторонним и общительным. Но это было лишь однажды. В основном же Шадрин старался вообще не лезть. Говорила всегда Лиза.

— Когда ты приехала ко мне, чтобы нанять организатором свадьбы, ты собиралась замуж за Егорова?

Пожалуй, этот вопрос мучил меня больше всего. Ведь именно с того дня все пошло по наклонной. Именно со «случайной» встречи с Лизой так изменилось, что голова до сих пор кругом. Тогда она увидела фотографию Лёши в моем кабинете, тогда побледнела, словно призрака увидела и сбежала. Тогда же сочинила, видимо, и все остальное.

— Да.

Две буквы. Одно короткое слово. Не помню, когда в последний раз мне было так паршиво. Вообще удивляюсь, что все еще нахожу силы говорить с ней, когда хочется подскочить к ближайшему альфе, выхватить из его рук автомат и расстрелять суку за то, что сломала мне жизнь. За то, что лишила моего ребенка отца. За то, что предала меня.

— Зачем, Лиз? — пытаюсь говорить спокойно.

Но, дьявол, какое тут спокойствие, когда с минуты на минуту в здание прорвутся полицейские и скрутят меня, словно опасную преступницу?! Краем сознания успеваю подумать, что Сашу и его людей скорее всего тоже упекут за решетку за взлом с проникновением и нападение. А сколько трупов осталось в том зале вместе с ним?

— Хоть что-то из того, что ты говорила, было правдой?

— Кира, — снова начинает блеять Соболь, но я грубо ее перебиваю:

— Что из этого было правдой, Лиза?! Та слезливая история о договоре между твоим отцом и Константином Валерьевичем? Ты ведь с самого начала знала, что Лёша обещан тебе, так зачем изображала из себя подругу, помогала мне его вернуть? Почему не рассказала об этом еще в школе, ведь знала, что мы встречаемся? Хотела сделать больнее? Что я тебе сделала?! ЧТО?! — кричу, размазывая по щекам слезы.

Пусть видит, как мне больно, пусть радуется. Поздравляю, она сломала меня. Уничтожила.

— Это ты все испортила! — со злостью выплёвывает Лиза.

Прекрасная актриса! Так ловко втираться в доверие, так натурально переживать и пускать слезу; делать все, чтобы я расслабилась, поверила; выжидать, плести паутину. Гениально! Просто гениально!

— Ты забрала его у меня!

— Ты больная?

— Он с самого начала был моим, — девушка уже практически шипит, вырываясь из рук Алексея и пытаясь дотянуться до меня, чтобы, видимо, придушить, — но я решила, что, если он с тобой позабавиться, а потом уедет, ничего страшного не случится. Он уехал, и ты должна была его отпустить. Оставить в покое! Но ты продолжала ждать, как чертова идиотка, и что мне оставалось делать?

— Это ты подговорила Женю… — осеняет меня.

Обхватываю себя руками, пытаясь спрятаться от этого знания. Он ни в чем не виноват. Это она, она забралась ему в голову, науськивала, подталкивала, умело играя на его чувствах ко мне. Он любил меня — это правда. Но был готов отступить, чтобы не мешать лучшему другу, а Лиза, расчетливая тварь, и его убрала со своего пути. Рассорила их с Лёшей, а потом взялась за меня.

Уверена, что и смерть Константина Валерьевича — ее рук дело. Это ведь она уверяла нас, что он — главный злодей. Что это он все придумал, он хотел избавиться от меня. До сих пор не пойму, зачем только он обещал передать Жене наследство, когда планировал вернуть Лёшу в семью и женить на Соболь? Может, использовал точно также, как и Лиза? Мне хочется злиться на Королёва, честно, очень хочется, однако теперь, когда я понимаю, что он оказался всего лишь пешкой в игре двух изворотливых гадюк, запутался в коконе их интриг, мне становится его жалко. Думаю, Женя понимал, что не получит ничего из того, чего бы хотел: ни меня, ни наследство Егоровых. Он просто хотел отомстить за отца, и это ему удалось. А что дальше?

— Женя хотел тебя, я — Лёшу. Все честно.

— Ты хоть раз спросила, чего хотел сам Лёша? Какая же ты эгоистка!

Со стороны лестницы слышится топот множества ног. Еще пара минут, и, уверена, окажусь лицом в пол. Осталось совсем недолго, но прежде я хочу узнать…

— Почему ты позволила нам уехать?

— Нужно было, чтобы ты забеременела.