— Хойхэ! — прервал речь Виктора предводитель дайков и, оглядев напряженные фигуры россиян, задержался глазами на Ксении. А секунду спустя правая его рука поползла вверх. Он показал Виктору два пальца, после чего небрежно заговорил, не слишком повышая голос, пребывая в уверенности, что его без того услышат, а, услышав, поймут должным образом.

— Чего он хочет? — прошипел Танкист. — Отмазку, что ли, какую просит? Чего молчишь, полиглот?

Виктор повернул к нему бледное лицо. Сергей заметил, что по вискам коменданта стекают блесткие капли пота.

— Он говорит, что знает о наших подвигах, — сглотнув, перевел Виктор. — По его словам, мы ранили семерых его воинов. По их законам это верная смерть. Либо в петле, либо на колу. Тем не менее, он согласен нас отпустить, если мы выполним два его условия.

— Ну да? — Танкист возбужденно подался вперед. — Что за условия-то? Если не кастрация или какая-нибудь такая же хрень, то я согласен.

— Он хочет знать, кто из наших людей убил князя Рагеса.

— Какого еще, на хрен, князя? — возмутился Танкист.

— Он говорит о трупе дайка, который они обнаружили в фойе гостиницы. Якобы это князь Рагес, знатный вельможа — из рода бессмертных. Тот, кто его убил, обладал невероятной физической силой, и один из дайков, якобы, видел этот поединок.

— И что? Этот баран показывает на нас? — Танкист воинственно выдвинул вперед нижнюю челюсть. В трепещущем свете свечей блеснули стальные фиксы.

— Нет, он говорит, это кто-то другой, однако он наверняка приехал сюда с нами.

— Ну, и что? Мало ли кто с нами ехал!.. — начал было Танкист, но Миронов остановил его, положив руку на плечо.

— Скажи ему, что мы очень сожалеем по поводу смерти князя, но мы знать не знаем, о ком он ведет речь, — мягко проговорил Сергей. — Если бы этот кто-то был нашим другом, он сидел бы сейчас здесь. Но раз его здесь нет, то и отвечать за его поступки мы, конечно же, не можем.

Часто сбиваясь, комендант начал переводить его слова. Не без некоторого удовлетворения Миронов заметил, что, вторя интонациям Виктора, предводитель дайков неторопливо кивает. По крайней мере, выражать недоверие или ярость он пока не спешил, что само по себе было неплохим знаком. Во всяком случае, когда дайк снова заговорил, голос его оставался по-прежнему спокойным.

— Ну? Чего он там лопочет? — Танкист в нетерпении дернул Виктора за рукав.

— Он говорит, что не слишком верит нашим словам, однако готов закрыть глаза и на это, если мы выполним второе его условие…

— Ну, говори же! Какое еще, на хрен, условие?

— Он хочет… — Виктор шумно сглотнул, и глаза его скользнули в сторону Ксении. — Он хочет, чтобы мы продали ему эту женщину.

— Чего?!

— Он говорит, что в его гареме до сих пор не было ни одной блондинки. Он готов хорошо заплатить за нее. И даже даст сопровождение, чтобы нас без помех провели до окраины.

— Вот она где собака-то зарыта! — Танкист хлопнул себя по ляжкам. — И прикинь — начал-то с чего! Князя какого-то приплел, претензии начал предъявлять. Вот же пацан лихой! И губа не дура!

Кажется, вся эта тирада прошла в обход сознания Виктора, потому что все тем же подрагивающим от волнения голосом он продолжил:

— В противном случае женщину они заберут силой, а нас всех зарежут, оставив в этом самом подвальчике.

— Хорошенькие дела! — хозяин «Уральских Сладостей» нервно оглянулся. — Это что же, погибать из-за женщины? Прямо какая-то дикость!..

— Это, мой шоколадный друг, самое обычное дело. — С преувеличенной бодростью заговорил Сергей Миронов. — А потом — из-за кого же еще погибать, как не из-за них? В Ираке, помнится, тоже буза началась из-за президентских шашень с подружкой Моникой.

— Но мы ведь не американцы!

— Вот именно… — выдернув из-под стола шпагу, Шматов вышел на середину маленького зала и встал напротив обряженного в кольчугу дайка. — Мы, слава Богу, подданные России и подобные дела решаем иначе… Ты скажи ему, Витя, что это женщина ему не принадлежит и заберет ее он только через мой труп.

Срывающимся голосом Виктор начал было переводить, но бородач прервал его взмахом руки. Кажется, он и без коменданта все понял, потому что зловеще улыбнулся и, выхватив кривой меч, одним скользящим шажком, приблизился к неожиданному противнику.

— Махат-Хала! — крикнул он и, повернувшись к Виктору, отрывисто произнес короткую фразу.

— Его зовут Махат-Хала, — послушно перевел Виктор. — Он хочет, чтобы ты знал того, кто убьет тебя. Твоего имени он знать не хочет, так как в царство теней пока не спешит.

— А ты все-таки передай этому Махат-Хале, — жестко проговорил Шматов, — что меня зовут Потап. Как знать, авось и ему мое имя пригодится…

Виктор перевел слова Шматова, и дайк беззвучно ринулся вперед. Его ятаган звонко соприкоснулся со шпагой Потапа, и, эффектно провернув кистью, офицер ответил крученым ударом. Будь перед ним неумеха, оружие было бы уже выбито из рук, но дайк ятагана не выронил и вовремя сделал шаг назад. Улыбку стерло с его лица, прищуренные глаза впились в напряженную фигуру Шматова. Было ясно, что вызов им принят…

Поединки фехтовальщиков проходят в высшей степени стремительно, — может, потому и кажутся стороннему зрителю занятием столь же легким, сколь и скоротечным. В самом деле, это вам не штанга, которую выжимают, выворачивая суставы и надрывая мышцы, и это не изматывающие четыреста метров, на которых нередко у бегунов случаются отказы сердца. Тем не менее, те, кто занимаются шпажным ремеслом, прекрасно знают, скольких сил и какого нервного накала требуют короткие минуты боя. Хороший фехтовальщик умеет сжимать время, старея на поединках в буквальном смысле слова. Одна беда, что вкладывая всю свою энергию в единственный удачный бросок, современный шпажист не ведает, что за атакой может последовать не менее свирепая атака, не ведает, что даже чистое попадание — в реалиях может не означать чистой победы. Не знает он и того, что даже смертельно раненный противник может в последнем судорожном усилии всадить под ребра стилет или рубящим ударом снести кисть, а то и голову. Все эти нюансы Шматов успел в полной мере оценить уже в гостинице. Еще тяжелее пришлось ему на улице, где рубились уже на полном серьезе и где наблюдалось явное преимущество дайков. Именно поэтому Потап не слишком обольщался на собственный счет, прекрасно понимая, что до сих пор драться ему приходилось с простолюдинами, имеющими о науке фехтования самое отдаленное представление. На этот раз против него вышел настоящий воин — мужчина, имеющий за плечами не одну сотню поединков, успевший повидать и вражескую кровь, и вражескую агонию. Потап понял это уже после первых шаловливых выпадов. Его соперник был абсолютно уверен в себе и явно стремился превратить поединок в маленькое шоу. Ничуть не волновались за своего хозяина и выстроившиеся вдоль стен бойцы. На начало поединка они взирали со спокойными улыбками. Можно было не сомневаться, что подобные схватки они видят далеко не впервые. Сам же Потап форсировать события не спешил. Если противник не прост, то и самому нечего прежде времени выдавать свои секреты. Тем более, что счет времени и очкам никто не вел, а проиграть он попросту не имел права. Впрочем, не имел права и выиграть. Как ни парадоксально, но в том и в другом случае он в равной степени подписывал всем своим спутникам смертный приговор.

Махат-Хала чуть станцевал ногами, изготавливаясь к атаке, незаметно сместил центр тяжести вперед. Шматов разглядел искомое движение только потому что ждал чего-то подобного. Фехтовальщики, как и боксеры, нередко глядят не на шпагу с кулаками, а на ноги противники, поскольку любая агрессия и любая перегруппировка тела начинаются именно оттуда. Вот и дайк ожиданий не обманул. Гортанно вскрикнув, он вильнул ятаганом, выписывая ложный финт, и тут же ринулся к противнику. Сталь вновь со звоном столкнулась, и силу удара Шматов оценил должным образом. Впрочем, и противник наконец-то понял, кто перед ним стоит, поскольку пространство, которое с силой рассек его кривой меч, оказалось пустым. Неведомым образом чужак переместился назад, оставив его с носом. Не останавливаясь, Махат-Хала извернулся. На подъеме попытался достать Шматова кончиком меча. Удар был коварным и выручал его не однажды, однако противник и здесь сумел разглядеть атаку. Возможности отклониться он не имел, но ничто не помешало ему отразить удар стремительным взмахом шпаги. Шматов же в свою очередь понял, что в рубке он значительно уступает дайку. Во всяком случае, тяжелый ятаган едва не вышиб шпагу из его руки. Мог, наверное, и переломить пополам, но сталь, по счастью, оказалась неплохого качества и столкновение выдержала. Еще несколько атак Потап сумел отбить, в свою очередь мазнул лезвием по кольчужной груди дайка. Попутно оценил и блеск серебристых доспехов. Пожалуй, дело здесь было не столько в красоте, сколько в элементарной тактике ослепления. Роскошная кольчуга дайка пускала искрящие блики, переливалась радужным светом и мешала сосредоточиться.