Трубку поднял сам Дюгонь. Значит, действительно, ждал звонка. Может быть, даже волновался.

— Але, господин генерал? Докладываю: я дома, со мной все в порядке. Так что можете спать спокойно, а заодно и цербера своего убрать из-под окон. Незачем мучить человека, пусть выспится, как все нормальные люди.

В трубке послышалось сердитое сопение.

— Значит, ты его разглядел?

— Брось, Афанасий! Это же бессмысленно. Со мной такие штучки не проходят. Да и ни к чему все это. Любую опасность я учую намного раньше твоих агентов.

Прежде чем ответить, Дюгонь выдержал солидную паузу. Наверняка подбирал достойный ответ.

— Хорошо, — откликнулся он, наконец. — Людей я уберу, но дай слово, что в случае чего немедленно свяжешься со мной или моими секретарями.

— В случае чего — свяжусь, — послушно пообещал Вадим.

— И еще… — Дюгонь снова замолчал. — Еще я хотел спросить…

— О бородавке? — пришел к нему на помощь Дымов.

— Да, черт возьми! Куда она подевалась?

— Тебе действительно ее жалко?

— Причем тут — жалко или не жалко! Пойми ты, наконец, что так такие дела не делаются!

— Так… Такие… — передразнил Вадим. — Какая-то тавтология, братец, Афанасий. Кстати, а как они делаются?

— Ну, не знаю… Можно было поговорить со мной, спросить разрешение.

— Вот тебе раз! Я-то думал, мне спасибо скажут, а оказывается, я же и виноват! Разрешения, видите ли, не догадался спросить!

— А может, я к ней привык! — загрохотал в трубке генеральский бас. — Может, она мои мысли в нужное русло направляла!

— Ну, извини, Афанасий, я не знал. — Вадим мысленно хохотнул. — Впрочем, дело ведь не в бородавке, а в том, что заставляло ее потихоньку расти. Боюсь, через пару лет, твоя невинная миома разрослась бы в серьезную бяку. Да и с язвой пищевода шутить не стоит.

— У меня что, язва? — растерялся Дюгонь.

— Была, — поправил его Вадим. — Я ее убрал, но если желаешь, могу восстановить все, как было.

— Чертов эскулап!

— Это, надо понимать, ты меня все-таки благодаришь?

Дюгонь снова яростно засопел в трубку.

— Ты что, Афанасий, обиделся?

— Ладно, проехали. За язву спасибо, а людей я уберу. И не забывай, завтра общий сбор. Шматов с Мироновым тоже будут.

— Я помню.

— Тогда машину за тобой я пришлю, спокойной ночи!..

В трубке послышались короткие гудки. Отключившись, Дымов откинулся в кресле, ладонями стиснул пылающие виски. Все было, как всегда. С наступлением вечера, голова начинала привычно гудеть. Ждать чего-то иного после серьезных перегрузок было бы глупо, а в этот раз он явно переусердствовал. Работал параллельно с милицией, малолетками и стариком киоскером. Еще и агентика в кустах держал под контролем. Вот и разрядился. Все равно как старенький автомобильный аккумулятор.

Поближе придвинув к себе плоский цифровой экран, Дымов вошел в привычный мир окон, скользнул проверенной программкой по рубрикам и тут же себя остановил. В самом деле, если завтра сбор, то все эти игры уже ни к чему. Оставим лечебные проблемы «Галактиону», а сами займемся иными тайнами… Со вздохом, он выключил компьютер и обернулся.

Разумеется, Аллочка уже проснулась. Обнимая все ту же подушку, она широко распахнутыми глазами глядела на него — человека внезапно исчезнувшего из ее жизни и также внезапно появившегося. Все такая же юная и красивая, вызывающая у него одновременно умиление, восторг и сексуальные позывы.

— Ты насовсем? — шепнула она неокрепшим со сна голосом.

— Увы, золотце, — он изобразил виноватую мину, — нас снова разлучают.

— Когда? — печально поинтересовалась она.

— Скоро. — Вадим взглянул на часы. — Всего-то и успеем, что пару раз крепко обняться.

— А поговорить?

— Беседовать нам придется во снах. — Он улыбнулся. — Ты ведь уже знаешь, что это возможно. Так что я буду тебя навещать. Так часто, как только смогу.

— Не обманешь?

— Слово лекаря!

— Тогда иди ко мне! — совсем как ребенок она потянулась к нему руками. С готовностью поднявшись, Вадим скинул с себя пиджак, начал расстегивать пуговицы рубахи. Он еще шел к Аллочке, а взбурлившее метатело уже плескалось волнами, гладило девушку по щекам и спине, щекотало маленькие грудки. И не к месту подумалось, что женщины жаждут не столько связанных с сексом ощущений, сколько чувственного соития. Иными словами — момент слияния двух тел и двух аур являлся тем главным, ради чего человек барахтается и выживает, качает мышцы и зарабатывает деньги. В чем-то это походило на погружение в водную среду. Пруд, море или океан — любая вода отождествлялась для Дымова с женской сутью. Она обволакивала его, чтобы сделать частью себя, и это дарило поистине фантастические мгновения. Этих же мгновений требовала от него сейчас Аллочка. Увы, ему так и не удалось ее образумить. А ведь он действительно давал ей шанс. Думалось, что за время его отсутствия она найдет себе более молодого и привлекательного. Однако не нашла. Решила дожидаться его. А женские ожидания обманывать было опасно…

Опустившись перед ней на колени, он с нежностью потерся носом о ее щеку, поцеловал в мягкие податливые губы. Аллочка прикрыла глаза.

— Как же я по тебе соскучилась! — пробормотала она.

— Не выдумывай, я же приходил к тебе. Чуть ли не каждую ночь!

— И все равно это был не ты…

Прижимаясь к ней разгорающимся телом, Вадим подумал, что Аллочка, безусловно, права. Женщину — даже такую юную, как она, — трудно ввести в заблуждение, а сон, каким бы реальным он не казался, всего-навсего еще одна красивая иллюзия. И в этой наводимой издалека иллюзии рядом с Аллочкой действительно был не он, а некто другой. Дымов посылал к ней всего-навсего свою зыбкую энергетическую оболочку, которую приходилось сбрасывать с себя, словно старый пообтершийся плащ. Ее и сбрасывать было не жалко. Как змеиную кожу, как перегоревшую изоляцию, как луковую иссохшую шелуху. И эту выхолощенную суть дистанционного подарка она, конечно же, сумела разглядеть. Наверное, потому что действительно его любила…

Уже позднее, когда на утро они прощались в прихожей, в голову Дымову сами собой пришли никогда не читаные стихи:

Вадим даже не заметил, что проговорил рифмованные строчки вслух. Удивленно взглянул в глаза Аллочки.

— Неужели сам сочинил? Вот уж не ожидал от себя такого!

— Это Друнина, дурачок. Юлия Друнина.

— Так ведь я же ее не читал никогда!

— Ну и зря. Очень хорошая поэтесса.

— Вернусь, обязательно ознакомлюсь. — Вадим погладил Аллочку по голове. — Но ведь как к месту вынырнуло!

Подняв к нему лицо, девушка невесело улыбнулась.

— Не совсем к месту.

— Это еще почему?

— Видишь ли, там еще и второе четверостишие имеется.

— Грустное?

— Плохое.

— Тогда не говори. — Дымов прижал Аллочку к себе, на минуту зажмурился. Он и впрямь не хотел знать продолжения, но оно пришло к нему непрошенное, как это обычно и бывает с любой информацией.

Дымов отстранил от себя Аллочку, потерся носом о ее щеку.

— Не бойся, малыш, никакая другая меня не ждет.

Его очередному озарению она ничуть не удивилась. Только спросила:

— Честно-пречестно?

Вадим кивнул и тут же не без смущения припомнил о Мадонне. Уж она-то, верно, продолжала ждать. И будет, конечно, ждать всю оставшуюся жизнь. Хотя… Напомнила о ней Аллочка очень вовремя. Пожалуй, стоило рассказать про нее Дюгоню. Рассказать, пока еще оставалось время…