— Охотно верю.

— Кроме того, не забывайте, что я действующий психотерапевт — и в данном случае, угодив в лагерь, занимался еще и тем, что изучал психику преступников.

— Чтобы писать потом об этом в статьях?

— Не только чтобы писать, но случалось и такое. Когда обнаруживал что-либо интересное, брался за перо — почему бы и нет?

— Но обращались все-таки в зарубежные издания?

— Не старайтесь меня подковырнуть, Афанасий Николаевич. Да, обращался к западным издателям, поскльку что в наших весях я все еще никто — ни доктор, ни магистр, ни даже простенький кандидат, а таких, как известно, не печатают. Кроме того, к теоретизированиям вроде моих отечественные издатели интереса не проявляют. Куда большим спросом пользуются — карты Таро, дианетика и популярная йога. Вот и приходится сотрудничать с западом, который хватается за те или иные новации двумя руками.

— Они что-нибудь платили вам?

Вадим вздохнул.

— Насколько я знаю, кое-какие суммы на счет центра действительно перечислялись, но я ведь уже сказал, что от денег я мало завишу. Поэтому о деньгах лучше поинтересуйтесь в бухгалтерии «Галактиона». Мне это не слишком интересно.

— А сидеть за колючей проволокой было интересно?

— Представьте себе, да! Не забывайте, что России за колючей проволокой перебывало огромное количество великих людей. Мандельштам, Рокоссовский, Туполев, Мейерхольд, Губерман, Вельяминов — всех и не пересчитать. Признаюсь, мне было любопытно побывать в их шкуре. — Дымов на секунду задумался. — Ну, может, не совсем в их шкуре, но хотя бы где-то рядом.

— А как же «Галактион»?

— Для них это тоже было полезным испытанием. Мы так и договаривались: справятся — хорошо, а если нет… — Вадим вздохнул. — Если нет, то, пожалуй, что и плохо. Хотя тезис о незаменимости людей мне никогда не нравился. Так или иначе, но мы пошли на этот эксперимент. Да и отдохнуть, честно говоря, не мешало. Я ведь без отпуска уже который год. Вот и решил совместить приятное с полезным.

Над словом «приятное» Миронов со Шматовым враз хмыкнули. Речь Дымова действительно показалась бы большинству людей ненормальной. Дюгонь в отличие от офицеров сумел сохранить полную серьезность.

— Несколько щекотливый вопрос… — он в упор взглянул на Вадима. — Нужна ли вам пища?

— Пища? — Вадим улыбнулся. — Что ж, кажется, понимаю, что именно вас интересует. Но могу успокоить: в пище я нуждаюсь, как любой нормальный человек. В этом смысле моя физиология практически не отличается от обычной человеческой. Другое дело, что у жирного человека запас сала таков, что голодать в отличие от дистрофика он может вдвое и втрое дольше. Вот и мой энергетический запас несколько больше обычного.

— «Несколько» — это как?

— Ну, скажем, раз в десять-двадцать. Кроме того, я могу осмысленно переводить один вид энергии в другой. И если нет под рукой бутерброда, сумею добыть углеводы из чего-нибудь иного.

— Что ж, я вас понял… — Дюгонь опустил голову и как бы между делом поинтересовался: — Откуда вы черпаете знания, Вадим? Вы сами сказали, что у вас нет ни докторского, никакого иного звания. Тогда в чем же дело?

Спрашивал он намеренно равнодушным тоном, однако даже Шматову с Мироновым стало ясно, что именно ради этого вопроса затевалась словесная прелюдия.

— Знания? — Вадим сыграл бровями, однако никто не улыбнулся. Все напряженно ждали ответа. — Хотите верьте, хотите нет, но этого я не знаю.

— Как вас прикажете понимать?

— Да так и понимайте. Это не мое достоинство и не моя заслуга, это еще один дар, природу которого мне сложно постичь. Может быть, что-то вроде агрессивной телепатии, когда знания берутся из чужих голов, а может, и его величество информационный океан.

— Вы имеете в виду ноосферу?

— Если выражаться точнее, то не я, а Шарден, Леруа и Вернадский. Этим господам и впрямь интересно было копаться в этих туманных материях. Я же предпочитаю прятаться за откровенным незнанием. Все происходит само собой — сунул руку за пазуху и вынул. Бывает, до самого последнего момента понятия не имеешь — что же окажется в ладони. Но что-то в итоге все-таки оказывается. Откуда же берутся эти знания, я даже приблизительно не могу предположить.

— Забавно… — генерал пожевал губами. — А зачем вы отправились на сходку к паханам? Действительно пожалели эту шестерку?

— Представьте себе, пожалел. Зулус сам пришел ко мне за помощью, а я в таких случаях стараюсь не отказывать. Кроме того, с некоторых пор возле кочегарки начали собираться глоны, и мне это никак не могло понравиться.

— Глоны? — Дюгонь насторожился.

— Верно. Я уже рассказывал Потапу с Сергеем о том, что глоны способны чувствовать будущую кровь. Следовательно, можно было ожидать больших и малых потрясений на зоне, а она, как вы понимаете, уже перестала быть для меня чужой.

— Нельзя ли чуть подробнее насчет глонов?

— Видите ли, — неторопливо начал Дымов, — у Пикуля есть в книге любопытный эпизод. Он, если помните, служил в войну юнгой на флоте. И вот однажды, заступив на ночную вахту, он своими собственными глазами наблюдал интересную картину: по швартовым, протянутым с полубака американского корвета одна за другой на берег торопливо сбегали крысы. Чуть позже пробили боевую тревогу, и американский корабль вместе с русским вышел в море. Почти сразу корвет был торпедирован германской подлодкой, а молодой Пикуль тут же припомнил эпизод с крысами.

— Не очень понимаю, какая связь между крысами и глонами?

— Связь прямая. Корабль затонул, и спастись удалось очень немногим. Неведомым образом крысы сумели это предвосхитить.

— Да, но как?

— Откуда же мне знать? Мы вообще мало что знаем о категории времени. В каком-то смысле его можно уподобить дороге, по которой все мы движемся абсолютно вслепую. Кто знает, возможно, слепота наша целиком и полностью искусственного происхождения. Во всяком случае, будь у нас подобающее зрение, мы бы тут же увидели свой будущий день, а самые зоркие — и будущий год. — Вадим пожал плечами. — В самом деле, если геометрические пространства нам более или менее подвластны, почему бы не использовать аналогичную власть по отношению к временным пространствам? Тем более, что есть отдельные примеры вроде знаменитой Ванги, Нострадамуса и российских старцев, что в разные времена предсказывали те или иные российские катаклизмы.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что глоны чуют кровь задолго до ее пролития, а потому подобно стервятникам спешат на место будущего ристалища.

— Они что же, вампиры?

— В каком-то смысле да. Их главная пища — дух умирающих. Своего рода электричество жизни, что покидает нас в смертельную минуту.

— Что-то вроде ауры?

— Что-то вроде… — Вадим улыбнулся. — Собственно, потому я и интересуюсь глонами. Видите ли, генерал, дело осложняется тем, что этим призрачным красавцам ничего не стоит втянуть человечество в войну.

— Каким это образом?

— О! Для глонов это проще простого. Хотите знать — как? Да хотя посредством электронных картинок, передаваемым разведывательными спутниками КН. Нарисовать, скажем, сотенку-другую ракет, нацеленных по главным городам соединенных штатов — и все! Этого будет вполне достаточно. Совет национальной безопасности тотчас поставит всю Америку на уши. И врежет в ответ.

— Куда? — воскликнул Дюгонь. — Куда он врежет?

— А это будет зависеть уже от желания глонов. Может быть, в качестве врага они изобразят Россию, а, может Иран или Корею… Как бы то ни было, но возле кочегарки эти твари начали собираться еще неделю назад. Я их увидел и сделал свои выводы. — Вадим улыбнулся. — Так что, когда мне выдали «черную метку», я был даже рад, что все наконец-то разъяснилось, и, конечно, дал авторитетам добро. Тем более, что появился неплохой повод поработать в качестве психотерапевта.

— И получилось?

— Не совсем. Вы помешали. — Дымов вздохнул. — Для получения устойчивого эффекта следовало провести несколько полноценных сеансов. Я же успел провести один-единственный — да и то наспех, поскольку знал, что временем, скорее всего, не располагаю.