Я постаралась сконцентрироваться на своих обязанностях и продолжила обработку с бесстрастным лицом, душа в себе не до конца высказанную обиду.

— Я не ненавижу тебя, — произнёс он, чуть приоткрывая губы.

Рука дрогнула толи от его слов, то ли того, что в этот момент кончики пальцев соприкоснулись с его нижней губой.

Мягкие. Горячие. Влажные.

Я потупила взгляд вниз, пытаясь вернуть себе здравый рассудок. Но мой план был разрушен и стерт в пыль, когда его он двумя пальцами дотронулся до моего подбородка, поднимая мое лицо, призывая посмотреть на него.

Голубые глаза напротив светились чистотой с толикой отчаяния и раскаяния. От того, каким открытым мне казался Марк в этот момент, по телу прошла дрожь. Он провел кончиком языка по нижней губе, слизывая часть антисептика, и уверенно сказал, не отводя взгляд:

— Я не крал твою работу.

— Как бы там не было, — начала я, еле шевеля языком, — работа потеряна.

— У моего отца есть связи… В общем, он может передать твоё сочинение куда нужно, и его рассмотрят вместе со всеми.

Почему резко стало так мало воздуха…

Я оторопела от такого жеста с его стороны и пораженно прошептала:

— Спасибо.

Темное пятнышко на его шее привлекло мое внимание. Но я была и рада, что нашелся повод отвести взгляд от его голубых глаз, что подобно самому тихому океану, но коварному океану утягивали на дно. Смочив салфетку водой, я попыталась оттереть спасительное серовато-бурое пятно и не сразу поняла, что начищаю до блеска синяк. Удивительно, что Марк молчал все это время и даже не пискнул от боли.

Я провела указательным пальцем по его краям, заметив небольшую родинку в виде полумесяца почти на косточке ключицы. В желании рассмотреть её получше, наклонилась ниже и необдуманно, но совершенно верно оказалась в другом капкане – новый запах его парфюма.

Не сумев устоять перед ароматом, что уже несколько дней манил за собой и дразнил, проносясь мимо, я втянула носом. Гипнотические нотки смородины и кислого ананаса заполняли легкие. Но было тут что-то еще… В меру сладкое. И нотки мускуса раскрывались на его коже все сильнее с каждым вдохом.

— Ты меня нюхаешь? — послышалось неожиданно почти у самого уха.

— Да, я... — лепетала я, пряча смутившийся взгляд. — Ты сменил парфюм.

— Нравится?

— Он определённо лучше прежнего, — кивнула я, и взяла новую ватку, заметив, что рассеченная губа вновь начала кровоточить.

— Но тебе же нравился запах ванильного пломбира.

— С чего ты взял? Я его терпеть не могу – слишком приторно. Он едкий и преследует потом тебя до того момента, пока не сходишь в душ.

— Ты нахваливала духи Поповой с таким ароматом, говоря, что просто с ума сходишь от запаха пломбира, — настаивал Марк.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, когда такое было.

— О Боже! Я так сказала, потому что хотела с ней подружиться. И это было в седьмом классе!

На его лице подобно калейдоскопу замелькали эмоции, начиная с растерянности, заканчивая осознанием собственной оплошности.

— Вот я болван, — он покачал головой, роняя ее вниз.

Повисла молчание, которое нужно было чем-то заполнить, и я продолжила с того места, на котором остановилась – обрабатывать ранку на нижней губе Марка. Он чуть приоткрыл рот для моего удобства и каждый раз, когда я случайно задевала подушечками пальцев нежную кожи, они начинали покалывать, как от соприкосновения с малым разрядом тока.

Марк не сводил с меня взгляд, а я не смогла обуздать желание выяснить все здесь и сейчас.

— Зачем ты себя так ведешь? — я отшвырнула в сторону вату с антисептиком. — Почему я подумала, что именно ты причастен к исчезновению моей работы? Потому что это в твоей манере. Это началось еще в школе. Ты постоянно задевал меня своими фразами! А как было унизительно доставать портфель с дерева или сменку. А резинки для волос? Чем они тебе не угодили и зачем ты постоянно их с меня срывал?

Я дышала часто и прерывисто после своего монолога с толикой детской обиды за все его деяния и издевательства. И, наверное, было глупо было ждать раскаяния или хотя бы извинений. Вместо этого рука Марка потянулась вперед.

Мне будет приятно почитать ваши отзывы) автора это вдохновляет.

Всех целую в обе щеки.

И я почувствовала, как его пальцы коснулись затылка и стягивали вниз резинку, распуская мои волосы.

— Потому что с распущенными тебе лучше.

Я пыталась сохранить рассудок. Пыталась понять, что я только что услышала и все ли верно поняла.

Как, черт возьми, это возможно?

Слова… До того они простые, но их силы было достаточно почувствовать нарастающий жар в груди и почти потерять дар речи, если бы не мое упрямство разобраться во всем до конца.

— А остальное? Зачем так нужно было меня мучить?

— Иначе ты на меня просто не смотрела и не замечала! — закричал он, повысив тон. — Я пытался, — протянул Марк на выдохе, старясь взять эмоции снова под контроль, — честно пытался общаться с тобой нормально. Но тогда я становился пустым местом, какой-то безликой тенью. А эти вечные издевки стали единственным способом обратить твой взгляд на меня.

Неторопливо, смакую мою реакцию на своё признание, он заправил мою прядь волос за ухо, открывая горящий румянец на щеках.

— А этот огонь в глазах, — пальцы скользнули от волос ниже к шее, проводя по пульсирующей вене, выдающий мой зашкаливающий пульс. — Я обожал читать в твоем взгляде очередное проклятие, адресованное мне, и поэтому каждый раз старался придумать что-то поизощреннее.

Чувствовать что-то к Марку было просто не-воз-мож-но. Казалось бы. И именно в этом я убеждала себя, пока время между нами застыло. Сейчас он разрушил всю ненависть к нему, что я так старательно растила все эти годы, лишь одной смущенной улыбкой, слегка приподнимая уголки губ, давая мне понять, как же сильно я ошибалась, и что больше врать самой себе у меня не получится.

— Ты мог найти другие способы, менее обидные и понятные, чтобы я уловила намек на твои чувства.

— Рядом с тобой порой даже дышать трудно, не то, что красивые речи говорить, — усмехнулся он, наклоняясь ниже ко мне.

Боже… Сколько между нами сантиметров? Пять? А то и того меньше.

Меня ведет от его слов, как пьяную девицу перебравшая с крепким напитком. Только в моем случае алкоголь заменяло дыхание Вяземского, что было совсем рядом. В голове лишь голос Марка с его признанием на повторе. До чего приятный тембр. Его дыхание, глубокое и такое ж прерывистое, как и у меня, приятно касалось кожи на лице.

— Можно ничего не говорить, — произнесла я так тихо, что, скорее всего, эти слова должны были остаться только на моем языке, но вырвались на свободу и были услышаны.

Глаза Марка распахнулись и за секунду покрылись неясной и туманной дымкой.

— Я…Я могу? — прошептал он, роняя взгляд на мои губы.

Так жадно и цепко, что я не могла этому сопротивляться.

Что я творю? Почему позволяю ему своей близостью так влиять на мой разум и тело, что сейчас готово превратиться в желе и просто обмякнуть в его руках.

Я игнорирую то, с какой запредельной скоростью начинает колотиться сердце, надеясь, что останусь в живых прежде, чем меня разорвет от переполняющих противоречивых чувств. Это же Марк Вяземский! Он синоним слову «неправильный», но сейчас мне до безумия хотелось вкусить это «неправильное».

Глаза закрыты, и я пью его дыхание со своих губ.

До безумия жарко. Это пытка. Я чувствую, как он близко, но не торопится, лишь еле касается губами и тут же отстраняется назад.

— М-марк, — почти стону ему в рот от этой ломки.

— Тш… Я ждал этого момента столько лет. Дай насладиться.

Госпади… Я вся в мурашках. И волнение такое трепетное, будто это мой первый поцелуй.