Её лечение явно не из дешёвых. Что если финансовые возможности Даниса не покроют всех затрат и он не сможет обеспечить сестре операцию и реабилитацию?

От этих ужасных мыслей сворачиваются внутренности. А от того, что я решаю произнести в следующий момент, меня прошибает холодный пот:

— Я не хочу, чтобы ты приезжал, — чеканю ровно. — Не хочу тебя видеть.

Зажмуриваюсь, не веря, что сказала это вслух. Секунды молчания на том конце провода уничтожают меня, поэтому продолжаю:

— Это ты виноват в том, что со мной случилось. Если бы не твоя ревность, я бы не пошла к Астахову. Я вообще к нему не собиралась, но ты своими подозрениями вынудил меня.

— Ты так импровизируешь? Пытаешься поссориться?

— Я не хочу ссориться, Данис. Просто говорю как есть, — вдыхаю воздух в лёгкие, гоню все эмоции прочь. — Ты действуешь на меня самым губительным образом. Толкаешь на те поступки, на которые я никогда бы не пошла. Твоя ревность, вспышки бешенства, образ жизни — слишком сложно. Чтобы выносить это, надо любить. Я же ничего подобного к тебе не чувствую и вряд ли буду. Извини.

Несмотря на бешеный пульс и дрожь во всём теле, я произношу это лживое признание чётко и ровно. Без эмоций, без чувств.

— Не верю, — зло цедит.

— Я не хотела озвучивать это до твоего боя. Но вижу, как больная одержимость рушит твою жизнь. Ты хороший человек, Данис. Но не мой. Мы разные — это изначально было понятно. Извини за такую правду.

— Хватит извиняться! — рявкает в бешенстве. — Черт!

— Подумай над моими словами, — произношу будничным тоном. — Ты давишь. Не оставляешь выбора, прогибаешь под себя. Я не хочу таких отношений. Не хочу, чтобы ты меня ломал. Мне лучше без тебя, чем с тобой.

Замолкаю и с замиранием сердца слушаю тишину, которая разрывает душу на части. Секунды сменяют друг друга. А я в этот момент нахожусь на грани нервного срыва.

Поверит или нет? Любой из вариантов губителен, а последствия ужасны. Зажимаю рот ладонью, чтобы сдержать глухие рыдания, когда из динамика раздаётся чужой равнодушный голос:

— Я тебя услышал.

Связь прерывается, оставляя меня один на один с жестоким пониманием случившегося. Оседаю на пол, продолжая прижимать к уху телефон. Только сейчас до меня доходит, что я сделала.

Когда мир вокруг рушится, превращаясь в пепел, начинаешь анализировать события, слова и поступки, которые привели к точке невозврата.

Я уже испытывала нечто подобное, когда потеряла мечту и думала, что ничего больнее быть не может. Но я жестко ошибалась.

Потерять человека — вот где настоящая боль.

В первую неделю после разговора с Данисом я не до конца верила в случившееся. Точнее, не понимала масштаба последствий, которые обрушились на меня позже.

Всё надеялась, что Вагнер поймёт, для чего я сказала те ужасные слова. А когда поймёт, то позвонит или хотя бы отправит смс. И мы поговорим об этом.

Но он так и не вышел на связь. А я начала злиться и обвинять спортсмена во всём случившемся.

Но моя злость продлилась недолго. На смену ей пришло понимание, что мне нужно сделать первый шаг, позвонить ему первой. Что я и поспешила сделать, но его номер оказался заблокирован. А его агент не брал трубку. И именно в тот момент у меня случился психологический откат, когда словно огромной смертоносной волной накрыло пониманием реальности.

Разъедающим чувством вины, перемешанном с уничтожающей безысходностью. Бессилием и страхом, что как раньше уже никогда не будет.

Осознание потери стало настолько велико, что боль утраты я ощутила на физическом уровне. От меня словно оторвали кусок, а на его месте зияет огромная рана. Воспалённая. Кровоточащая. Не поддающаяся лечению.

И в этом состоянии я нахожусь до сих пор.

Лёжа на кровати и глядя в потолок распухшими от слез глазами, чувствую пожирающую изнутри боль, которая не покидает меня ни на секунду. Она растворяется в крови, отравляет её. Лишает меня даже малейшего проблеска надежды.

— Доча, пойдём поужинаешь с нами, — тихо зовёт мама, заглядывая в комнату.

— Не хочу, — поворачиваюсь на бок лицом к стене.

— Может, поговорим? — она заходит в комнату. — То, что ты всё держишь в себе, до добра не доведёт.

— Я в норме.

— Это не так.

— Мам! — прячу голову под подушку. — Мне сейчас не нужны разговоры. Хочу побыть одна.

Чувствую, как матрас прогибается — мама садится на край кровати.

— Последнюю неделю ты не выходишь из дома. Ничего толком не ешь. Игнорируешь нас с отцом. Я так больше не могу, Лен. Это не может продолжаться вечно. Расскажи, что случилось?

— Ничего не случилось.

— Опять двадцать пять! — негодует мама. — Это ведь как-то связано с Данисом, да?

— С чего ты взяла?

— Я слежу за новостями.

— И что там? — скидываю с головы подушку.

— Чудит твой парень, вот что. Его агрессивное поведение на публике пугает меня. Я и не думала, что он настолько не сдержан. Может, оно и к лучшему, что вы расстались.

Последние мамины слова режут по живому. Глаза снова наполняются слезами. Отворачиваюсь.

— Он совсем не агрессивный, — шепчу, защищая Вагнера. — Это всё лишь видимость. Он добрый, заботливый и справедливый.

— Что между вами произошло?

— Какая разница? — всхлипываю. — Всё в прошлом.

— Девочка моя, ну хватит плакать, пожалуйста, — она гладит мои волосы. — Ваша история с Данисом ещё не закончилась. Вот увидишь, он приедет, и вы помиритесь.

Голос мамы дрожит. Становится стыдно, что я заставляю родного и любимого человека страдать.

Глубоко вздыхаю, заставляя себя успокоиться. Вытираю слёзы и сажусь на кровати.

— Всё. Больше не плачу, — натягиваю улыбку. — Ты права, мам, это не может продолжаться вечно. Пора возвращаться к жизни.

Мама облегченно выдыхает и тоже улыбается. Притягивает в свои объятия.

— Всё будет хорошо, моя девочка. Всё наладится. Вот увидишь.

Оставляю её слова без ответа. Потому что внутри всё так же зияет рана, которая причиняет невыносимую боль. И нет надежды, что всё наладится. И хорошо уже никогда не будет.

Иду по кишащему студентами коридору, а мыслями нахожусь совершенно в другом месте.

Данис.

О нём я думаю постоянно. Двадцать четыре на семь.

Для остального мира моя жизнь идёт своим чередом — я учусь, провожу тренировки, отрабатываю программу для чемпионата, общаюсь с людьми… Но если раньше это всё имело какой-то смысл, то теперь это лишь механические действия, которые создают видимость моего существования.

На самом деле внутри я абсолютно пустая. Эмоций нет. Вообще никаких. Совсем.

Я словно бездушный робот или кукла, исполняющая роль человека. Всё на автомате.

Равнодушие стало моим спасением. Бегством от боли и слёз, которые раньше накатывали внезапной удушающей волной, лишали кислорода и выводили из строя.

Теперь этого нет. Я эмоционально выпотрошена и обесточена. И это хорошо, потому что только в таком состоянии новости про Вагнера воспринимаются проще. Ровнее.

Практически ежедневно я узнаю, что он нарушает дисциплину, конфликтует с тренерами и журналистами. Постоянно пускает в ход кулаки, особенно за пределами тренировочного лагеря.

Каждая статья с его именем — скандал. Пресса с извращённым наслаждением смакует агрессивные выходки чемпиона, разделяясь во мнении. Одни считают, что такое неадекватное поведение в скором времени приведёт к разрушению спортивной карьеры. Другие же, наоборот, пророчат ему ещё больший успех. Ведь, несмотря на скандалы, рейтинг Даниса среди поклонников растёт с огромной скоростью. Публика любит плохишей, бросающих вызов обществу. Любит бунтарей за их смелость и отчаянный пофигизм.

Только никто из фанатов не задумывается над истинными причинами всего этого, не задумывается о последствиях. Всем плевать, чем всё закончится. Главное — зрелище. Остальное — неважно.