— Я лгал и ездил с другого конца города.
На мой протест он только многозначительно кивнул. Стало быть, ему приходилось пропускать уроки и каждый день с пересадками доезжать до школы, только ради десяти минут прогулки. Осушила бокал, который тут же опалил горло. Еда оказалась весьма кстати, можно было взять перерыв, для небольшого переосмысления.
— Дальше? — Стас дождался моего кивка, — Бальные танцы, в которые тебя запихнула бабушка. Я их ненавидел всей душой, и рад, что ты бросила их спустя пару месяцев, однако кличка «лебедун» преследовала меня ещё очень долго.
— Не стоило таких жертв, всё же мы и так общались неплохо.
— Про чечётку стоит говорить? — Отрицательно замотала головой, чуть не подавившись салатом. — Даже подруга твоя в меня год была влюблена, а я всё делал вид, что не понимаю, лишь бы тебя увидеть.
Вспомнилось сразу жалобное лицо Юли, когда она просила в очередной раз позвать Стаса прогуляться. Как же она мечтательно вздыхала, когда Клавдия на картах всю её судьбу разложила с любимым, не стала я тогда говорить, что бабка моя гадать не умела, а вот жульничать вполне.
— Квартиру купил в паре домов от твоей и это только потому, что ближе не было.
— Почему раньше не говорил?
— Мы встречались всегда не при лучших обстоятельствах.
Сказал верно, и добавить было нечего, опустила глаза. Наши встречи чаще всего происходили из-за отца и бабушки, первый напивался и буянил, вторая вызывала на меня полицию пару раз, реже за кофе, где каждый делал необходимый перерыв, обсуждая незапоминающиеся бытовые мелочи.
— Не пугайся, я не собираюсь тебя прямо сейчас предложение делать, — Стас наклонился вперёд и накрыл своей ладонью мою, нежно поглаживая.
Ком в горле нарастал, становился острым и мешал дышать. Сглотнула, пытаясь понять причину столь яркой паники. Неприязнь касаний, объятий и прочей ерунды сказывались иначе, сейчас же тревога уводила меня к осознанию того, что как прежде уже не будет, а новое было пока не исследовано.
— Не ожидала вас тут увидеть.
Сжалась, разом позабыв этот столь звонкий голос, с некой скандальностью, словно владелец в любую секунду готов разразиться нестерпимым и громким раздражением, не заботясь об окружающих.
Глава 22
Скандальность Юли была напускной, более того, эта высокая неприятная нотка, которая протягивала слова и делала их удивительно скрипучими, выражала крайнюю степень заинтересованности. Не спрашивая разрешения, она присела к нам за столик и сложила руки на ладони.
— Что у тебя с глазом? — Стас обратил внимание на попытку замазать синяк под глазом, отчего Юля немного стушевалась и опустила прядь волос на лицо.
— Эксперимент, — она опять невыносимо протянула слова.
— Хватит так делать, — раздраженно кинула, не выдержав слуховой пытки. — Юля, а как же спорт, что ты забыла в ресторане вечером? Пара уже соблюдать голодные пред сонные часы.
— Шпионю за шпионом, можно сказать за двойным агентом, — глаза её засверкали как два софита.
— Да брось, какой уж тут двойной агент.
Намёки были поняты, и если бы мы были вдвоём, я бы сразу объяснила, насколько они беспочвенны. Моя работы выходила за рамки общепринятой, но уж точно не должна была вызвать лишних сомнений, по крайне мере у человека, которым эта работы была предложена. Всё эта излишняя романтизация, которая была ей свойственна.
— Самый что ни на есть.
Наступила под столом ей на ногу и улыбнулась исподтишка. Юля меня поняла, выдохнула, опустила плечи и незаметно кивнула, прекрасно понимая, что последующие слова превратятся в ненужные вопросы потом.
— Коллеги позвали выпить после работы, — она качнула головой в сторону небольшой группы людей, — а со спортом я завязала на время.
— Стас, скажи, разделять увлечения в паре это грамотное построение отношений или подстраивание?
Стас прочистил горло, немного растерявшись.
— Подстраивание, это очевидно.
— Говорила же.
— Но это не плохо, — продолжил.
— Вот! Один со временем будет подстраиваться под другого, — Юля подхватила, — естественный процесс, как ни посмотри.
— С чего бы это было естественным процессом? Разве не могут существовать два равноправных — меня тут же прервали.
— Ада просто неопытна, — Юля подмигнула, я лишь закатила глаза.
— Юля права, два равноправных партнёра возможны, но — Стас помедлил, развивая мысль. — иерархия заложена у нас с рождения, будто бы одно должно подчиняться другому, иначе будет хаос.
Получается одному всё, а другому смирение и покорность? Какие-то ужасы пуританской жизни.
— Это не означает, что один ставит себя выше другого, нет, — Стас внимательно следил за мной.
Вранье, так и получается, что один ставит себя выше, пряча это под заботой, совместной выгодной и прочей ерундой, да и другого, в общем-то, это устраивает. За тебя принимают решения во благо семьи, а ты отдаёшься всецело другому человеку, что при разводе будет делить до последней ложки. Правильно ли это? Может быть, это и правда кому-то необходимо.
— Я понимаю, о чём вы, вопрос в принятии решений в таком союзе. Если исходить из вашей логики, один принимает решения за двоих.
— Всё обсуждается, — Стас выставил ладонь перед собой ребром, будто говоря тем самым, что разница велика, и мои рассуждения заводят меня не туда.
— А что такого важного ты боишься упустить? — Взгляд Юли сосредоточился в одной точке, потускнел, она обращалась скорее к себе, но отчего-то этот вопрос сильно взбудоражил меня.
Ошибки не исключить из жизни полностью, но позволяя выбирать другому, ответственность так же возлагается на него за правильность исхода.
Ошибки не исключить из жизни полностью, но вверяя выбор другому, ты и ответственность возлагаешь на него. Позволила бы я решать за себя, если бы выбранные не мной решения привели меня к более благоприятному исходу, чем сейчас? А если все мои решения будут приводить к одному и тому же, отчего же не позволить? Опыт имеет значение, но никогда ты спотыкаешься на каждом шагу.
— Себя, — проговорила, переглянувшись с Юлей.
Бабушка всегда говорила, что единственным принятым решением в жизни моей матери было рождение ребенка, несмотря на диагноз. Всё-таки в какой-то момент ей стал важнее собственный выбор, невзирая на уговоры, компромиссы и отца.
— Взять моих родителей, отец — лидер, глава семьи, а если твою бабушку и деда покойного, она же его авторитетом всегда к плинтусу, как муху, прибивала. От этого и у тебя такой характер.
— С последним не соглашусь, можете забить меня камнями, — Стас поднял руки, и засмеялся, — но Ада и баба Клава совершенно разные.
— Понятно всё с тобой, — Юля поправила бархатное желтое платье и встала, — но где-то там, внутри, спит баба Клава. С возрастом это проявится. — Ушла, так же как и появилась.
Конец вечера становился неуютно, с цветами в руках, от которых чесались руки, и от робких попыток обнять.
— Со мной ты можешь быть любой, — Стас наклонился, поцеловал в висок и отпустил.
— Стало быть, и главу семьи мне уступишь?
— За это придётся побороться.
Лилии сразу же полетели на балкон, столь наващивай аромат, казалось, впитывался в кожу, Борзини принялся чихать и прикрывать нос лапой.
— Когда-нибудь, мы ему скажем, — плотно закрыла дверь и пошла в душ.
Контрастный душ бодрил, в голове крутились бытовые дела, которые неплохо было бы сделать пред сном. Главное насыпать корма, для спокойствия нервных клеток кота и моего глубокого, долгого сна.
— Благи, — Борзини сел около входной двери, и потерся щекой. — Благи.
— Что там? — Прислушалась, пока не услышала стук, долгий и требовательный. — Кого там принесло.
— Дочка, это я, — Руфат прижал потрепанную сумку из светло-коричневой кожи.
Борзини покрутился у ног, встал на две лапы и потянулся к мужчине. Руфат погладил его по голове, потом взял на руки и устроил у себя под мышкой. Становилось завидно, мне кот такой радости не позволял.