-Не в этом смысле. Переживают за меня, понимаешь. Все ждут, что я с кем-нибудь познакомлюсь. Не успеешь с другом встретиться, как тут же начинается – завел я себе девушку или нет.

-Заводят, вообще-то, собак и кошек. В крайнем случае, вшей. А с девушкой знакомятся.

-Извините, я не имел вас в иду, то есть я…-стушевался парень. –Друзья у меня так всегда говорят.

-Да ладно, чего уж там. Не стоит оправдываться, тем более что вам это не идет.

-А я не оправдываюсь, - обиделся парень и на некоторое время замолчал. Но продержавшись в тишине пару минут, он снова повернулся к Маринке.

-А вы знаете, можно машину мою и хаять, чего уж там – «шестерка», не иномарка и не 99-я даже. Но для меня лучше ее нет. И представляете – взял за полцены, конечно, повозиться пришлось, пока до ума не довел, зато ни хлопот, ни забот.

-Так, что вы там насчет карбюратора ?

-Какой карбюратор ? – удивился парень. –Я ни о каком карбюраторе не говорил.

-Темнота, рекламу смотреть почаще надо. Особенно ту, что про «Рондо».

      Парень обиженно хмыкнул и снова замолчал. Тем временем машина приблизилась к самому дому. Маринка открыла сумку и достала кошелек. Пересчитав купюры, она обнаружила, что мелких купюр было всего девять, а из крупных в наличии были только тысячные. Ну и ко всему этому пятирублевик.

-Скажите, сдача у вас с тысячи найдется ?

-Нет, я же не обменный пункт, - буркнул парень и тут же резко повернулся. –А что, не хватает что ли?

Маринка удивленно посмотрела на него, даже и не зная что сказать на это. Подобной реакции на простейший до примитива вопрос она явно не ожидала.

-В таком случае, остановите возле киоска, я разменяю. Это не трудно, я полагаю. Да и не хватает-то всего пяти рублей.

-Пять рублей тоже деньги, - глубокомысленно, и словно возражая, произнес парень. –Надо было заранее позаботиться. Ну да ладно. Где тут у вас ближайший ларек? И знаете что еще? Оставьте, пожалуйста, свою сумочку.

-Зачем? – удивилась Маринка. –Я что, похожа на кидалу, да еще на целых пять рублей ?

-На всякий случай. Мало ли что бывает.

-Боитесь, любезный.

Теперь в голосе Маринки четко слышалась еле скрытая ирония, но парень явно не замечал этого, поскольку все помыслы его сконцентрировались на более важной, по его мнению, проблеме.

-Доверяй, но проверяй, - веско сказал он. –Зря, что ли, наши предки эту поговорку выдумали ? Да и где гарантия, что вы вернетесь с деньгами ?

-Хорошо-хорошо, не волнуйтесь. Оставлю я вам что-нибудь. Только не сумочку, а, пожалуй, зонтик. Подойдет, нет ? Я думаю, зонтик явно стоит пяти рублей.

Парень придирчиво осмотрел на зонтик и кивнул в виде согласия. Маринка ничего больше не сказала, а просто вышла из машины. Через пару минут ону вернулась и так же молча высыпала в протянутую ладонь горку мелочи, подождала, пока он не пересчитает все до единой копейки, после чего взяла свой зонтик и сделала несколько шагов. Но затем, остановилась и вернулась. Парень еще не успел уехать, и был в явном недоумении, когда увидел возле своего окна Маринку. Маринка же изящным жестом поправила прическу, нагнулась и произнесла фразу, достойную мастистого писателя :

-Будьте столь любезны, чтобы передать своим друзьям то, что у них просто не может быть причин для беспокойства о вашей жизни. Отныне любой из них может не мучить себя и быть спокойным за вас – девушки у вас никогда не будет.

Голландцы в России

Солнце уже готовилось запрыгнуть за линию горизонта, его не по-августовски теплые лучи ласково струились к земле, а земля, напоенная теплом и запахом трав, тянулась к горизонту, своей безграничностью подчеркивая мирность и безмятежность дня. Наступила тишина, та тишина, которую невозможно услышать в шуме и грохоте городов, где властвует бесконечный поток машин, бессмысленная офисная суета, назойливый блеск рекламы и бесцельный круговорот офисного планктона в городской среде обитания. Нет, вы не знаете этой тишины, когда мирное усталое солнце готовится к прыжку за горизонт, когда природа, уставшая от полуденной жары, готовится к ночи, когда еле слышимый стрекот насекомых угасает и клонит ко сну, а где-то далеко слышится ленивый рев коровы, да вечно спешащие куры непереставаемо квохчут о своем насущном. И в этот миг тело охватывает отрешенность от всего земного, даже от того, что стоит на столе.

А на столе! Боже мой! Вам надо это видеть! Самый центр его занимает здоровенная двухлитровая бутыль «Финляндии», которую только что достали из…, нет, читатель, не из холодильника, ибо холодильник - это вещь для города, для его суеты и безличности, а прямиком из колодца, где иссине-прозрачная, до хрустящей ломоты в зубах холоднющая вода передает вышеозначенной бутыли, не примитивное охлаждение до энного градуса Цельсия, а самый дух деревенского бытия. И, поднятая из раззявленного жерла колодца, бутыль покрывается нежной запотевшей изморозью, и рядом с ней, словно цыплята возле наседки, сгрудилась стайка небольших, уже потемневших от времени, пузатых граненых стаканчиков. Следом, также по кругу, стоят несколько салатниц, в которых щедрою рукой положены небрежно и крупно нарезанные огурцы и помидоры. К ним примыкают две огромных сковороды с жареным мясом – по случаю приезда гостей была зарезана свинка, - блюдо с только что испеченным в русской печке хлебом, тут и там лежат пучки лука, петрушки и укропа, еще минут десять назад даже не подозревавших, что они станут участниками пира, солонка, перечница, вилки, ложки и ножи. Ну, и разумеется, вареная картошка, еще дымящаяся, желтая, крупная, разваристая, так и манящая отведать ее. И все это благолепие природы и щедрость стола наводят на мысль о бренности города и о вечном, что лежит, оказывается, совсем рядом. И даже собака и кот, получившие свою долю от пиршества сейчас лежат неподалеку и умильно глядят на доселе невиданных гостей с определенным уважением.

Моя душа летит ввысь, рука так и тянется к стопке, когда я слышу:

-Андрэй, о…как это наговорить по-русски…

Я оборачиваюсь, и вижу, как из огнедышащего жара деревенской бани выходит Хендрик. Разумеется, Хендриком мы его называем это только здесь, поскольку за горизонтом событий просто Хендрик превращается в Хендрика ван ден Вельде, главу какой-то там корпорации – надеюсь, читатель простит мне опущенные ненужные подробности, ибо имя ее мною уже забыто, - учредителя околовсяческих благотворительных фондов, члена этаких, и кроме того, разэтаких советов, ассоциаций и прочих ассамблей. Что меня в нем радует, так то, что по молодости Хендрик взялся за изучение великого и могучего русского языка. К своим сорока пяти годам он освоил его до такой степени, что порой ему удается, по мере необходимости, строить фразы с употреблением артиклей, нам сызмальства известным, но повергающих в шок и уныние людей пришлых, гостей забугорных. Помнится, даже наш штатный дворник с уважением отозвался о лингвистических способностях заезжего купца:

-Он, туды его через коромысло, наш человек. Нужное слово завсегда скажет, так-растак, и в перемать. Завсегда понять можно.

Особенно это выручает на всяческих приемах, где мне приходится работать не просто переводчиком, а синхронным переводчиком. И хотя такая работа очень хорошо оплачивается, на здоровье она отражается далеко не самым лучшим образом, ибо главы русских компаний почему-то взяли себе за правило обязательно напаивать переводчика в стельку. После чего процесс переливания огненной воды в желудки всех участников переговоров становится необратимым и абсолютно неуправляемым. Каждый раз, возвращаясь домой с таких мероприятий, я чувствую себя разбитым, с жутко гудящей головой, но, при этом, в некоторой степени, счастливым.

Впрочем, я отвлекся. Итак, Хендрик пытался что-то мне сказать, но остановился. Его глаза стали немного круглее, и он явно был ошарашен.

-Что-то не так? осведомился я.

-Андрэй, мы больше так не мочь. Уодка каждый божинный день не есть входит в наш распорядок и рацион.