-Можете забирать. Вы знаете, что с ней делать.

Жанна встала, и, не оглядываясь, вышла из комнаты. Еще несколько секунд майор слышал шаги уходящих офицеров и непокоренной, – он четко понимал, что проиграл в этом незримом поединке, - и в его душе поднималась горькая обида на эту упрямую женщину, в которой воплотилась сила духа и смелость Жанны д’Арк.

В ночь на 2 марта 1919 года, вместе с 10 другими арестованными, Жанна Лябурб, была без всякого суда расстреляна французской контрразведкой. На ее похороны пришла почти вся Одесса. Еще через месяц французская эскадра отказалась стрелять в революционеров. Интервенция потерпела крах. Улица, на которой погибла пламенная революционерка, позднее получила ее имя. А после победы наследников фашизма на Украине, имя Жанны Лябурб исчезло с карт Одессы.

Польский этюд

Александр никогда не думал, что война вот так круто и внезапно изменит его жизнь. Нет, он не боялся войны. Его род, ещё с незапамятных времен для мальчиков знал только один "карьер" - военный. В Отечественную войну двенадцатого года Комаровские лихо и отважно рубились с нашествием двунадесяти языков, отчаянно сражались под флагом Ушакова при Синопе, освобождали болгар под командованием Скобелева. А вот теперь пришел и его черед, идти на войну с германцем.

Стоя на перроне, он курил и успокаивал мать и сестру, которые были готовы вот-вот разрыдаться. А он шутил и говорил, что совсем скоро они разобьют немцев, что войнв продлится совсем недолго, каких-нибудь три месяца, и он вернется домой. Но сам при этом понимал, что война будет долгой. Он слишком хорошо знал немцев, на что они способны и как они умеют воевать. Но сказать это сейчас он был не в силах. Потому и пытался выжимать из себя искры веселья, прекрасно понимая, что ни мать, ни сестра не верят ему.

Но вот прозвучал гонг, вагоны дернулись, и он рывком отбросив папиросу, обнял мать с сестрой и запрыгнул в вагон, который уносил его в неизвестность. Он долго стоял в тамбуре, всем сердцем понимая, что там, на перроне вокзала стоят самые близкие ему на свете люди и не могут уйти домой, где каждая вещь будет им напоминать о нём. Он еще долго стоял бы, если бы не прапорщик Еременко, который просунул свою голову в тамбур и радостно прокричал:

-Ну что, поручик, пора уже и жахнуть в честь отбытия. Стол накрыт-с, милости просим.

Александр бросил прощальный взгляд и присоединился к компании восторженных юных офицеров, которым предстояло с головой окунуться в одну из самых страшных войн на земле.

Уже первые бои показали Александру, насколько он был прав, оценивая высокую боевую мощь немцев, но в его голове ни разу не возникала мысль, что Россия может потерпеть поражение. Даже в страшные дни февраля семнадцатого года, когда какая-то сволочь издала печально известный приказ номер один, он продолжал верить впобеду, не важно, какой ценой. Нет царя? Пусть. Но Россия-то, господа, осталась!

И вдруг, словно обухом по голове, его ударила весть о Брестском мире, где большевики заключили мир с немцами на самых тяжелых условиях. Вот тогда Александр первый раз тяжело и с надрывом напился. Он не мог понять, как можно было заключать мир с опаснейшим врагом, хотя. с другой стороны, он видел нежелание солдат воевать, на фронте их держало только то, что в тылу было еще хуже. Проспавшись, Александр собрал самые ценные вещи, набил карманы патронами и ушел из полка. Теперь никто и ничто не держало его на фронте.

Путь на Юг занял у него не больше месяца. В создаваемых белогвардейских частях он с щемящей тоской видел привычные с военного училища дисциплину, погоны, обращения. И он поверил в то, что эти люди смогут вернут все на круги своя. Но шли месяцы, а Красные медленно, но верно, выдавливали войска ВСЮР. Не помогали ни выучка генштабистов, ни поставки союзников, ни украинские националисты, ни развернутый террор контрразведки.

В один из дней, его вызвал командир полка.

-Александр Николаевич, вы по происхождению поляк, не так ли?

-Не совсем, ваше превосходительство. Корни у меня и правда польские. Но еще при царе Николае Первом семья переехала из Варшавы в Петербург, сохранив, впрочем, некоторые поместья в Польше. К концу пролшого века обрусели окончательно, переженившись на предстаительницах русских семей. Так что, из польского у меня остались лишь фамилия, да знание языка. Права же на имения, боюсь, утеряны окончательно. Учитывая нынешнее руководство Польши.

-Вот и отлично. Скажу вам по секрету: собирается военная миссия в Польшу. Командующий войсками Юга России дал добро, но строго-настрого предупредил, что соглашение с Пилсудским не должно затрагивать коренные интересы России. Конечно, частью земель придется поступиться, но овчинка стоит выделки. Мы приобретем союзника в борьбе с большевиками, а там глядишь, и имения вам вернут при случае.

-Не понимаю, как можно отдавать приобретенное предками. Не мы ли кричали на всех перекрёстках, что большевики продали немцам Россию, что они стремятся к разделы Родины, а сами втихушку хотим сделать то же самое? Не есть ли это двуличие, противное офицерской чести, да что там, и интересам государства российского?

-Ни в коем случае. Для борьбы с большевиками все средства хороши. Генерал Марушевский не зря на Севере с англичанами еще в восемнадцатом году торг начал.

-Но там сейчас Миллер.

-Да какая разница? Мы уже можем смириться с потерей Севера. Возможно и Дальний Восток отойдет японцам. Ничего, земель в России, слава Богу, хватает. Не пропадем. Зато мы выполним историческую миссию, избавив народы российские от гнета большевизма.

-Ваше превосходительство, мне, как офицеру, крайне неприятно...

-Вот что, милейший, ваше дело не рассуждать, а исполнять приказ. а сим приказом предписано, штабс-капитану Комаровскому немедля выехать к военной миссии ВСЮР в Польше. Ясно? Немедля! Исполнять!

-Слушаюсь, ваше превосходительство. Разрешите идти?

-Идите. И мой вам совет - слушайтесь главу миссии. Поменьше патриотизма и побольше практицизма.

Александр ничего не ответил, только отдал честь и стремительным шагом вышел из кабинета. В его душе точно что-то надломилось. Механически отдав честь адьютанту он вы шел на улицу и немигающе долго смотрел вдаль. Он не мог понять, как можно, даже с учетом крайней необходимости, раздаривать земли России. Даже большевики, после Брестского мира, сумели вернуть утраченное, а силы Белой России ради возвращения в Москву и Петербург, готовы расстаться с тысячами квадратных верст земли, ставшей для десятков поколений людей Россией.

Он представил, как в Смоленске или Воронеже исчезли надписи на русском языке, а вместо них замерцали польские, как чудная русская речь уступила место польскому гонору, и ему стало настолько погано на душе, что он громко, со злостью выругаося. Проходившие мимо две барышни с испугом отшатнулись, а он, запустил в них еще одну тираду, и даже не устыдился сделанному. Вскочив на коня, Александр пришпорил его и помчался в часть. Чувство долга все еще имело над ним власть.

Дорога в Польшу заняла не менее двух недель. А в самой Польше, равно как и на Украине, Александр видел выжженые дотла деревни, не пустеющие виселицы с телами крестьян и рабочих, женщин и детей, пьяные ватаги польских гусаров и солдат, которые задорно и вызывающе улюлюкали им вслед. В былые времена Александр непременно вызвал бы этих ублюдков на дуэль, но сейчас, надломленный душой, он равнодушно продолжал путь.

До Варшавы оставалось не более 20 километров, когда их остановил польский разъезд.

-А, пся крев, попались, москали! - радостно ощерился поручик, осаживая коня.

-В чем дело? - разко спросил Александр по польски. - Мы едем по важному делу, военная миссия командующего войсками Юга России.

-О, да ты поляк! - удивился поручик. -А чего москальскую одежду одел?

-Я - русский! А по польски говорю, потому что с детства жил среди поляков.

-Значит, все-таки поляк. Не может русская сволочь так ххорошо говорить на нашем языке.