Зачем и нахрена?

— Катя! — крикнул я.

— Да, — отозвалась она. Вывернула из-за угла в тот же момент, словно ждала.

А вдруг и правда ждала. Чтоб ты, товарищ ИЗБРАННЫЙ, обратил на нее свое высочайшее внимание.

— Скажи мне, вы хоть как-то сортировали находки?

— В смысле? — не поняла она.

— Среди всей этой кучи… бумаги, — попытался я обойтись без грубости, — вы хоть как-то установили, что и к чему относится? По годам, например, или по важности. Почему у вас меню из пивнухи лежит рядом с газетой с заголовком «ШАРЛОТКА С КАРРИ», в которой, — я взял ветхую газетенку в руки и быстро пробежался глазами по строчкам, — рассказывают, как баскетболист Стеф Карри перешел в клуб «Шарлотт Хорнетс». Да пошел он на хер, этот Стеф Карри, что он вообще тут делает?

— Ну… мы… — Она трогательно покраснела. — Собирали все, что казалось нам необходимым…

— Ты чего орешь как кот, которому яйца дверьми придавило? — вышла из-за угла Софа. — Или это последствия недавних маня поллюций Баськи?

— ВОЗМУТИТЕЛЬНО, — пробухтел БАСКО из ее браслета.

— Манипуляций, — поправил я ее. — Нет, тут у нас просто кружок летописцев. Составляют подробное жизнеописание всего подряд.

Я целый монолог заготовил, но озвучить его так и не успел. Низкий, тревожный гул донесся до нас через вентиляционные отверстия. Катерина как его услышала, аж побелела.

— Это еще чо за херня? — спросил я.

Снова вокруг захлопали двери. Холл наполнился дробными шагами. Вокруг начали сновать перепуганные подростки. Да уж, что бы это ни было, явно не с добром оно появилось.

Как и всегда в этом мире, черт возьми.

— Быстрее! — крикнула Катерина, — разведчики засекли чужаков. Очень плохих чужаков

— Я думал, вы тут местные плохиши, — хмыкнул я, — вон людей даже на мосту грабите.

Но Катя шутку не оценила. Повернулась ко мне, а лицо бледное, вся смуглость враз сошла. Глаза горят, губы в нитку сжаты. Она на грани паники, понял я, но пытается это скрывать изо всех сил. Потому что если она посыпется, то что уж говорить про остальных?

— Упыри куда хуже нас. — коротко сказала она. — Идемте, нам есть где спрятаться.

— Спрятаться? Вы хоть одного упыря убили за все время?

Катерина не ответила — видимо, похвастаться на этом поприще было нечем. Лишь повторила.

— Идемте быстрее, там нас не достанут.

Из вентиляции вновь донеслось гудение — глубокое и заунывное.

Похоронное.

В самом начале нашей встречи, я думал, что эта маленькая сила, хранящая крупицу памяти о моем отце, может быть зарождением какой-то новой силы, у которой мы сможем узнать что-то полезное. Или сила, которая ждем того, кто сможет повести их в бой. Но присмотревшись ближе я понял, что они были всего лишь дети. Напуганные дети, у которых никого не осталось кроме них самих. Собрались тут, укрывшись от тварей ночи и играли в игру: дожить до следующего дня.

Софа смотрела на меня, словно ждала ответа, что же нам делать. Я же смотрел на нее в ответ, пребывая на границе здравого смысла.

Кучка детей, которая даже не умеет читать. Великая сила, которая должна была помочь в их нелегком путешествии. Витя, ты точно чокнулся.

Горн снова взревел, вгрызаясь в уши, но затем резко прервался. Сверху донеслись звуки возни, а затем я услышал, как с жестким скрежетом, словно раздирают металл, в том месте, где мы пару часов назад спустились вниз, вырвали тайную створку. С лестницы посыпался мусор: листья, камушки и еще какие-то ошметки.

— Виктор, — позвала меня София. Я повернул на нее голову и проследил за указательным пальцем, который указывал на вентиляционную шахту.

Из нее шла кровь.

— Нам туда, — заявила Софа. Заявила безапеляционно. Строгим тоном начальника, который в ответ на любые возражения вышвырнет тебя пинком под зад — даже пикнуть не успеешь.

Так что я противоречить не стал. Хотя кровавый след малость настораживал. Любой, у кого хоть немного здравого смысла осталось, поймет, что туда, где из человека или животного юшку выпускают, соваться не стоит.

А мы как раз в пекло сунуться и собрались. Иронично даже, если учесть, что из шахты тянуло холодом и сыростью.

— Ты уверена? — спросил я. — Может, обходной путь подыщем?

— Т-так нету их, обходных путей, — промямлил тощий паренек в парусиновой рубахе.

Я вопросительно глянул на него. Как загудело там, в вентиляции, паренек вцепился в свой кинжальчик на поясе мертвой хваткой. Глаза попеременно сновали между мной, Софой и Катериной. И ежу понятно — пацан напуган до чертиков. До него даже ни один упырь не доберется, потому что не успеет. Разрыв сердца первее сработает. Тоже мне, последний богатырь.

— Как это нет путей? — не поверил я, — вы че, хотите сказать, что до поверхности одна длинная кишка тянется, и все?

Пацанчик замялся и опустил глаза.

— Х-ходы есть, но мы в них п-практически не суемся. После того, как Рябина и Макар…

Тут он осекся и отступил в сторону. Я сначала не понял, почему, а потом увидел, как Катерина выразительно семафорит глазами. И сразу все понятно стало. То ли Рябина и Макар обладали тягой к приключениям, то ли так жребий на них пал. Да только пошли ребята на вылазку и сгинули. А теперь о них предпочитают помалкивать.

Да уж, интересная нам с Софой компашка попалась. Мало того, что они к бою совершенно не готовы, архив в полном раздрае содержат, так еще и местности не знают толком. Охренительное комбо. Три, сука, в ряд. С таким прикрытием упырей только и гасить.

Но разве есть другой выбор? Наверное, можно лапки сложить и покориться судьбе. Только меня не этому учили. У нас в Советском Союзе если кто-то из коллектива не справляется, то долг остальных ему на помощь прийти. Так испокон веков заведено. И отступать от этих принципов не собираюсь. В конце концов, их везде блюсти нужно.

Что в выработке месячной нормы, что в истреблении упырей.

Я подскочил к Катерине и дернул ее за рукав. Бесцеремонно, но когда над ухом дудит адская труба, тут уж не до любезностей, извиняйте.

— Кать, ты тут из этого выводка самая сведущая. Скажи хотя бы примерно, куда эти шахты ведут?

Она наморщила бледный лоб (у них явно большой недостаток солнечного света, хм. Кровососов боятся, но и сами живут как летучие мыши) и задумалась. Как же это некстати. Может, попросить Софу подзатыльника ей отвесить, чтоб шестеренки в голове побыстрее крутились?

— На самом деле к поверхности ведет только одна короткая отворотка. Центральная шахта уходит вглубь, и там разветвляется на несколько ходов… а дальше я не знаю.

Она потупилась и сложила руки на груди.

— Никто из наших не заходил так далеко.

— Потому что нельзя! — запищала белобрысая девица в плаще.

— Во-во! — поддержал ее высокий детина с мордой типичного крестьянина, — там всякой хуебесии навалом. Назад вовек не воротишься!

— Сети там паучьи, — взвизгнул из-за его спины еще кто-то, — огроменные, с палец толщиной. Представляете, что за твари эти сети плетут?

— Ой, да херня твои пауки, Антипа, — припечатала та же белобрысая девица, — покойник там бродит. Неупокоенный. Давным-давно уже мается, истлел весь до костей, одна шляпа осталась. А душеньке деваться некуда, вот он и озлобился…

Тут всех как будто прорвало и они загалдели наперебой, кто во что горазд. От этого меня неожиданно накрыло странное ностальгическое чувство. Как будто снова в школе на большой перемене очутился. Здесь отличники про варианты решения контрольной трут. Кто-то обсуждает, что в столовке брать будет — котлетки с макарошками или с пюрешкой. Девчонки в уголке сплетничают, что у мамки Вики Кибиткиной чулки понтовые появились, в сеточку, и что Вика у мамки позаимствует эти чулки. На “камчатке” двоечники дуются в карты. А я просто сижу, хаваю булку с маком и думаю о том, что после школы надо бы в киоск наведаться — в тетрисе садятся батарейки…