Катерина непонимающе переглянулась с остальными. Они на нее тоже смотрели как стадо баранов на новые ворота. С одной стороны, хорошо, что Софка образное мЫшление прокачивает, а с другой — ведь эти могут и не понять, с ними попроще надо.

— Все уже хорошо, — успокоил я, — оклемался. Ща буду как огурчик, никому не переживать.

Но переживания, как оказалось, были впереди.

— ЖЕЛАЕТЕ ОЗНАКОМИТЬСЯ С СОДЕРЖИМЫМ УСТРОЙСТВА? — спросил БАСКО.

— Разумеется, — проворчал я, — иначе зачем я еще все это терпел?

— ПРЕВОСХОДНО. ЗАПУСКАЮ РЕЖИМ ГОЛОГРАФИЧЕСКОЙ ПРОЕКЦИИ.

Из моего передатчика ударили три узких серебристых луча. Через несколько секунд они сфокусировались в одну точку на стене. Тут же эта точка развернулась и превратилось в широкое полотно, как экран в кинотеатре. Я чуть было за голову не взялся. До чего ж этот искусственный идиот своевольный! Решил всей компании закрытый показ устроить. А если бы там и впрямь оказалась порнушка?

Да ничего страшного бы не случилось. Парочке местных заморышей она бы даже понравилась, думаю. Здесь-то даже за девками в бане не подглядишь, пожалуй.

Однако жили мои переживания недолго. С первого же кадра их вымело из головы. С первого произнесенного звука.

На экране появился человек. Худой, высокий, с обветренным и изможденным лицом. Годы сильно его потрепали, но я все равно узнал. Хоть и видел в последний раз еще ребенком.

— Меня зовут Степан Тимофеевич Богданов, — сказал человек.

Я прищурился. Изображение плыло и перемежалось помехами, но я все равно мог различить позади человека массивный письменный стол с кучей бумаг, полки с ретортами и пробирками, огромную тумбу консоли и тяжелый микроскоп.

— На протяжении восемнадцати с половиной лет я возглавлял программу по развитию технологии межпространственных путешествий в центре “У”. Я веду эту запись из мира, обозначенного в журнале исследований под именем “АС-53”. Если вы ее смотрите, то это значит, что я добился определенных успехов.

Человек замолчал и с грустной улыбкой уставился вдаль, мимо зрачка невидимой камеры. Пауза тянулась и тянулась. С каждой секундой она тяжелела.

Степан Тимофеевич Богданов, мой отец, вздохнул и покачал головой.

— Лучше бы не добивался.

— В первую и, как выяснилось, единственную экспедицию, я отправился налегке: запас еды, запас воды и несколько устройств в помощь — только и всего. Говоря начистоту, я не знал куда попаду. Одна маленькая ошибочка — и можно оказаться в мире, который для жизни непригоден. Я мог ступить на планету, где гравитационное поле давит к земле. Или на планету, где земли вовсе нет, а есть лишь первичный бульон. Но если не попробуешь, не узнаешь. Ученый — настоящий ученый, а не кабинетная крыса — каждый день идет на риск. Пошел и я.

Он повернулся, глядя на камеру.

— И мне повезло. Мир оказался удивительно похож на наш.

Сзади донесся оживленный шепот — Катькины подопечные, уже не таясь, обсуждали слова отца. И меня тоже обсуждали. «Это он», «человек с картины», «пророчество», «посмотри, они на одно лицо!». Да, я действительно был похож на отца. Только покрупнее буду. Хотя мужики на работе говорили, что отец, несмотря на свою худобу и поджарое телосложение, любил размять кулаки, поспарринговаться. Не знаю, байка ли, а удар у него был тяжелый, как удар кувалдой. Внутренняя энергия какая, что ли?

— Цыц, — шикнула на сектантов Софа. Ее картинка тоже заворожила.

— Когда я говорю «удивительно похож», я не лукавлю и не преувеличиваю. Говорю исключительно на языке фактов. Задокументированных — подробные отчеты вы найдете в центральном архиве Столицы.

Отец замолчал и принялся мерить шагами невидимую мне комнату. На мгновение его подергивающийся силуэт оказался совсем рядом. Вопреки всякому здравому смыслу, мне захотелось к нему прикоснуться. Это неразумно, но вдруг?..

Никакого “вдруг”. Рука натолкнулась на стену. А отец (не отец! его цифровой след) продолжал:

— Разумеется, я не мог представиться гражданином. Даже с учетом технологического отставания проверить правдивость моих показаний было пустячным делом. Картотеки и архивы в этом мире уже появились. И если бы местные гэбисты не отыскали ни свидетельства о рождении, ни кредитной истории, ни других свидетельств существования Богданова Степана Тимофеевича,, скорее всего, я бы очутился в изоляторе. А следом — на допросе.

На его лице появилась ухмылка. Ехидная такая, с намеком на то, что ее хозяин не так прост, как кажется.

— К счастью, как и в любом государстве, существуют теневые структуры, которые решают подобные вопросы неофициально. Подделка документов тоже в них входит. Мне очень помогло то, что драгоценные камни и металлы во все времена считались неплохой валютой. И еще больше помогло то, что здесь не нашлось человека, который бы отличил синтезированный на компактном принтере рубин от настоящего. Но я ни в коем случае не намекаю на глупость аборигенов — отличить и правда сложно. Выяснится пикантный факт только тогда, когда фальшивка разложится на составляющие.

Картинка подернулась, слегка поплыла и снова собралась в кучу.

— Впрочем, что-то меня занесло. К тому моменту, как я получил на руки паспорт Стефана Ламберта, ученого из ГДР, наши пути с моими… помощниками разошлись. Ищи-свищи, как говорится. С такими документами уже было не стыдно заявиться в любой научный центр и продемонстрировать чудо-технологии. Вернее, это для местных они чудом стали. Для нас же дело обычное.

На последнем слове он затих. Было слышно, как он грустно вздохнул, стоя спиной к камере.

— Восемнадцать с половиной лет жизни я потратил на то, чтобы привести эту отсталую страну к величию. Макс Каммерер мог бы гордиться мной, будь он реален. Не будет преувеличением сказать, что я планировал жизнь на это положить, и, видит Б-г, у меня получилось.

Лицо отца стало задумчивым.

— Получилось так, что положил я не только свою жизнь. Стой я сейчас перед коллегами, признал бы, честно и без утайки признал, что ошибся. Путь к знанию выложен ошибками, это правда. Но иногда ты платишь за них слишком высокую цену.

Он вышел за кадр. Невидимая камера снимала интерьер лаборатории, пока откуда-то доносился шорох и щелчки механизмов. Мы все терпеливо ждали. Как подростки на киносеансе в ожидании кульминации фильма. И кульминация действительно получилась. Появился отец, облаченный в экзоскелет с мозаики. Только лицо его — лицо смертельно уставшего человека, который порядочно дерьма в своей жизни хлебнул — оставалось открытым.

— Меня зовут Степан Тимофеевич Богданов. Вполне вероятно, что, когда вы смотрите эту запись, я уже мертв. Но раз уж вы ее видите, то вам удалось добраться до одной из наших лабораторий, завладеть браслетом типа ПЭ А ПЭ, вскрыть мой кодовый замок и считать запись. А это не так уж и просто. Не у всякого достанет любопытства и упорства, праздный человек таким заниматься не станет. Поэтому ты, кем бы ты ни был… найди другие лаборатории, просмотри все записи. Их не так много. БАСКО, ты меня слышишь?

Тот молчал. Впервые за долгое время он заткнулся, а меня даже пошутить по этому поводу не тянуло.

— Я даю полное право на доступ ко всей информации владельцу данного браслета в том случае, если его код совпадает с моим на семьдесят пять процентов и более. Твоей задачей, БАСКО, будет сопровождение владельца на всем протяжении его маршрута, а так же содействие в любой поставленной задаче. Директива выполняется неукоснительно до той поры, пока цели владельца не будут достигнуты… — тут он сделал паузу. — либо до тех пор, пока владелец жив.

Отец размял шею и провел пальцем по панели на запястье экзоскелета. С мягким, едва слышным шуршанием маска скрыла его лицо.

— Товарищ, надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. Конец записи.

Картинка дрогнула в последний раз и погасла. Стало тихо. Никто не решался и слова вымолвить.