Федул, однако, холода не почувствовал. Или попросту не подал виду. Но воротник на кафтане все же одернул. Шею прикрыл. Не в первый раз уже вижу, что здесь так принято. И после знакомства с комбригом Распятьевым понимаю, почему. Торговец откашлялся, после чего достал из кармана порток тряпицу, схаркнул туда желтый ком слизи и брезгливо швырнул комок ткани себе под ноги. Ну дела. Антисанитария же. У нас бы за такое постовой мигом штраф выписал.

Однако Федул даже не поморщился, будто так и надо. Взял с одной из полок бутылку, откупорил ее и выхлебал из горла половину одним махом. Мы с Софой терпеливо ждали. С каждой секундой я все отчетливее ощущал, как мышцы наливаются усталостью. Свой ресурс у всех есть, и я немалую часть своего запаса уже отработал. А ведь еще домой топать.

Федулу на наши тяготы было насрать с высокой колокольни. Жиробас никуда не торопился. Ни дать ни взять акула, кровь учуяла и теперь вокруг нас кружит, как возле блюда с закусками.

— Хороший мужик Гринька, — наконец сказал торговец, вытерев с губ пену, — обязательный. Это большой плюс. Уж если чего обещал, так выполнит всенепременно. Давайте показывайте, с чем явились.

Я с облегчением сгрузил короба на пол. На это Федул сразу почему-то взъелся:

— Ты так своей крале по жопе хлопать будешь, пацан! Осторожнее надо, чай не гвозди с собой носишь… хотя они бы тоже не помешали. На стол ставь да раскрывай котомки. Щас будем учет проводить и инвентаризацию.

То, как он это сказал, сразу дало мне понять, что ничего хорошего от этой процедуры ждать не стоит. И чуйка меня не подвела. Как только мы с Софой совместными усилиями выгрузили на стол крынки с маслом, закупоренные кувшины с молоком, плошки с творогом и пласты копченого мяса, Федул оживился. Из кармана порток появилось маленькое увеличительное стекло с костяной ручкой. Мужик подтянул к себе творог и принялся внимательно рассматривать содержимое.

Смотрел он придирчиво, даже противно стало. Еще немного и своими грязными пальцами он бы туда залез. А потом этот же творог продавал бы народу, честным крестьянам. Фу, гадость. Знакомый типаж. Если такой мудила достанется тебе в начальники цеха, так хоть караул кричи — придирками задушит. К концу смены уже захочешь то ли в петлю залезть, то ли его под станок какой-нибудь пихнуть и выдать происшествие за несчастный случай.

Из-за лупы глаза у Федула просто огромные.

Правда. Мутные и неприятные. Все в красноватых прожилках, как у бывалого алконавта. В канаве он, конечно, не валяется, но по большому счету нет разницы, чем ты надираешься — копеечными фунфыриками или армянским коньяком. Блюют себе на ботинки все одинаково. Щеку чуть обдало холодным порывом. Я повернулся к Софе. Она чуть прикрыла глаза и потирала виски указательными пальцами. С пальцев сходили маленькие бело-голубоватые искорки. Ледяные искорки.

Желающих отовариться в лавке у Федула тем временем было полным-полно. Савве даже не приходилось никого зазывать — народ сам валил. Здоровяк едва успевал отпускать товары. Хотя копался он не только поэтому — видать, прелестей общешкольного образования парень не вкусил, поэтому со счетом был не в ладах. Но кое-как справлялся. За шумом толпы слышалось протяжное и сиплое “Не обидь, мил человек, подсоби”. Не иначе как милостыню кто-то просит.

Пока я по сторонам глазел, Федул и впрямь запустил палец в творог. Со знанием дела покопался в белой массе, потом попробовал ее на зуб. Меня слегка замутило. Софа тоже скривилась так, будто опарыша увидела.

— Хороший мужик Гринька, — повторил торговец, но уже с печалью, что ли, — да вот товар у него всегда серединка на половинку, не угадаешь. Творог ваш дрянь, — припечатал он.

— Чего это вдруг? — вскинулась моя спутница.

— Жидковат, зерна мелкие, — пояснил Федул, — такой не берут. Его ни в пироги, ни в вареники толком не приспособить. Я, конечно, и его в дело пущу, но возьму по сниженной ставке. Сметана тоже не ахти — вы бы хоть коров кормить нормально начали, а то сырье такое ни к черту не годится. Опять же берем по сниженной ставке. Теперь мяско посмотрим.

Он наклонился и прищурился. Я даже от такой наглости несколько опешил. Вся деревня у Григория Афанасьича берет, а этот говнюк нос свой жирный воротит. Своротить бы ему нос набок, да только вот потом с Саввой махаться придется. Я б его, конечно, уложил. Такие шкафы обычно больно падают и встают потом тяжело. Но что-то не очень верится, что у пройдохи типа Федула нет еще кого-нибудь, кто обеспечивает, так сказать, безопасность. Их, конечно, тоже размотать можно, особенно если Софкины фокусы подключить, но я пока предпочел бы все зубы в целости сохранить. Тут про качественную стоматологию и слыхом не слыхивали.

Федул пыхтел и чах над мясом как сказочный Кощей Бессмертный. Он так хотел найти хоть один недостаток и не мог этого сделать. Немудрено — дед Гриша действительно здорово коптить умел. Иногда вечером после баньки очень хорошо его творения под медовуху заходили. Но жирный торгаш признавать этого не желал. В моих глазах он уже давно пробил дно и теперь бултыхался где-то в районе Мариинской впадины

Стоп, Мариинский это ж театр такой в Ленинграде. А впадина Марианская.

Точно, спасибо.

Отчаявшись, Федул извлек из кармана небольшой перочинный ножик и отпилил кусок мяса, после чего протянул его нам.

— Мясцо-то у вас тоже с дефектом, — заявил он, — видите, какие волокна? Его не прожевать будет, как подошва сапожная. Только солонину делать из такого. Тоже по пониженной ставке беру.

— Ты не охренел? — не выдержал я, — мы тебе натурпродукт высочайшего качества принесли. Любые, сука, розничные сети за него бы драку насмерть устроили, а ты тут сидишь, про пониженные ставки свои талдычишь. Жаль, что здесь торгового надзора нет…

— Я здесь надзор, — заявил Федул с самодовольством, — и вот что я вам скажу. Стряпню вашу никто здесь не возьмет, потому что купилка не выросла. Уговор с Гринькой был? Был. Поэтому берите, что предложено, и отваливайте, ясно? Дареному коню в зубы смотреть не следует, а то он зубы и вышибить может. Копытом.

— Вы, Федул Михайлович, не забывайтесь, пожалуйста, — произнесла Софа. Тон у нее был суровым и ледяным. Как природа норвежских фьордов, — я на угрозы реагирую плохо…

Из центра ладони у нее показалась острая сосулька, вроде той, что вонзилась как-то в распятьевскую морду. Только поуже, чем-то на стилет походила.

— …в пылу рука и соскользнуть может, инциденты всякие случаются. Может, мы не станем торговаться, м?

Завидев сосульку, Федул сразу сник. На пухлой лунообразной физиономии появилось знакомое выражение. Такую морду всегда делал мой старый пес Бобик, когда ссал на ковер в прихожей.

— Дам вам девятнадцать с половиной мер за все.

Софа возмутилась так, что даже глаза морозом полыхнули.

— За девятнадцать с половиной мер я тебя щас как ежа утыкаю, понял? Тридцать две минимум!

Торгаш подпихнул плошку с творогом в нашу сторону и ощерил зубы.

— За тридцать две меры, милочка, я возьму продукт, который с тайным словом изготовлен. От людей знающих. А не эту замазку. Двадцать три. Со всей щедростью.

— У меня найдется для тебя парочка слов, — процедила Софа, — и совсем даже не тайных. Тридцать.

Федул хохотнул.

— Тридцать тебе никто не даст, даже если ты свое вымя на прилавок вывалишь. Двадцать пять — последнее предложение. Или… можете не получить ничего. В конце концов, вы сейчас на моей территории.

Последнюю фразу он произнес многозначительно, поглядывая куда-то вбок, за полки со всякой снедью. Ну точно подмога есть, просто не палится. Я сжал кулаки так, что побелели костяшки, и глянул на мою спутницу. Она казалась разъяренной. Буквально еще секунда — и в наглую торгашескую морду полетит кулак или сосулька. Или все сразу. Так что неплохо было бы оценить обстановку.

Пространство тут, в этом закутке, тесное, особо не повертишься. Это нехорошо, но может и пойти на пользу. Если Федул нанял нескольких таких мордоворотов, как Савва, они тут застрянут, как Винни-Пух в норе у Кролика из старого мультика. По ним главное попасть хорошенько, а как свалятся на полку, так и подняться не смогут долго. Федул Михалыч не боец, с одной тычки ляжет. Справиться можно, стоит только удачно начать…