Конечно, приток последующих колонистов осложнял и без того достаточно сложный процесс создания нового государства.[698] Однако в то же время этот приток был необходим для каждого возникавшего полиса, ибо он создавал нужный военный потенциал, без которого ни один полис не мог бы долго существовать на чужой земле.[699]

Несмотря на плодородие равнины, Гела не была колонией, сильной в военном отношении.[700] И если вначале колонисты представляли пиратов-завоевателей, достаточно сильных, чтобы согнать местных жителей с их земель, то позже, в VI—V вв., гражданский коллектив Гелы не был столь силен, чтобы играть в военном отношении сколько-нибудь первенствующую роль. Возвышение Гиппократа, его широкие завоевательные планы и военные успехи основывались, в первую очередь, на наемниках, которых он собирал отовсюду, и среди греков и среди сикулов.

Поэтому, даже основание единственной своей колонии — Акраганта Гела не могла произвести одними своими силами: Акрагант был выведен, как свидетельствуют источники, Гелой совместно с Родосом.[701]

Гела отнюдь не представляла с самого начала «общины равных». Наличие конницы и знати, служившей позже в кавалерии Гиппократа, без сомнения, свидетельствует о неравномерном распределении земли среди граждан.

Как сравнительно медленно шел прирост населения Гелы, показывает, например, тот факт, что Сиракузы в течение первых 94-х лет своего существования вывели собственными силами две колонии, Акры и Касмены (а всего четыре), в то время как Гела смогла вывести одну колонию лишь через 108 лет после своего основания, да и то с помощью родосских городов.

Самый факт вторичного участия Родоса в сицилийской колонизации и подчеркнутый родосский характер государственных культов Акраганта — заставляют предполагать, что классовая борьба в Геле осложнялась еще и враждой представителей различных полисов, объединившихся в Геле, а кроме того, что основание Акраганта не прекратило даже временно внутриклассовой борьбы.

О том как граждане Гелы заботились о целостности своего коллектива, красноречиво свидетельствует одно знаменательное событие.

В середине VI в. до н. э. (следовательно, вскоре после основания Акраганта) в городе, по свидетельству Геродота, произошли столкновения, и побежденная партия бежала в Макторий.[702] «В город Макторий, расположенный вне Гелы, бежали жители Гелы, побежденные в распре. Их вернул в Гелу Телин, не имея никакой военной силы, но лишь святыни подземных богинь. Дал ли их ему кто-нибудь или он сам их приобрел, этого я не могу сказать. Полагаясь на них, он вернул (бежавших) под тем условием, что его потомки будут гиерофантами этих богинь».

Как нам кажется, в этом рассказе Геродота соединены два и даже три момента:

а) предание о сецессии побежденной части гелян в Макторий;

б) предание о возникновении мистерий Деметры и Коры в Геле и

в) соединенное с этим предание о возникновении в Геле наследственного жреческого рода, имеющего родоначальником Телина, а потомком — сиракузского тирана Гелона.

Действительно, в рассказе Геродота явно проглядывают представления, связанные с установлением мистерий в честь хтонических и одновременно земледельческих богинь — Деметры и Коры. Святыни богинь и их показ как раз связаны с деятельностью гиерофанта.[703] В Элевсине должность гиерофанта, важнейшего жреца в культе Деметры и Коры, была наследственной в роде Евмолпидов. Далее в рассказе Геродота подчеркнуто: Телин имел эти «святыни», но их происхождение было неизвестным, и наличие их в его руках было его частным делом, т. е. иначе — культом родовым, унаследованным Телином с о. Телоса. Явление этих святынь бежавшим, прикосновение к ним, приобщение к матери-земле и к ее плодоносным силам превратило родовой культ в полисный:[704] бежавшие из Гелы люди вернулись обратно неофитами Деметры и Коры. Телин и его род стали верховными жрецами этого нового общеполисного культа.[705]

Из Гелы культ Деметры и Коры был перенесен в Сиракузы Гелоном, унаследовавшим от Телина функции гиерофанта.[706] Гелон построил в честь Деметры и Коры два храма на территории будущего Неаполя, и культ этих земледельческих богинь, носивший ярко выраженный демократический характер, стал при Гелоне популярнейшим в Сиракузах; дни празднования богинь сиракузяне отмечали пирами под открытым небом, во время которых допускалась полная свобода слова.[707] Жреческие функции гиерофанта после смерти Гелона перешли к Гиерону, который и продолжал заботу о культе, следуя в этом политике брата.[708]

Таким образом, распространение культа Деметры и Коры представителями рода Телина тесно связано с демократическим движением. Культ этих земледельческих богинь в Сицилии был связан и с плодородием сицилийских хлебных полей и с экономическим процветанием полисов; в Сиракузах он появился и стал преобладающим лишь в период победы демократии над гаморами.[709]

К этим же выводам приходит и Тропеа, анализируя найденную в Менах (Сицилия), единственную в своем роде монету с одновременным изображением на ней и Деметры и Коры. «Культ Деметры и Коры, — пишет он, — был занесен сюда после падения царства Дукетия, т. е. тогда, когда Сиракузы, освобожденные от господства аристократического элемента (IV в. до н. э.), начали официальную грецизацию этого района».[710]

Таким образом, можно с достаточной долей уверенности предполагать, что введение этого культа в Геле было также связано с внутренним процессом демократизации или с неким демократическим актом после возвращения части гельского населения из Мактория.

О существе и о причинах происшедшей борьбы Геродот не сообщает. Естественнее всего предположить, что это была распря между старыми колонистами Гелы и позже прибывшим населением, подобно тому, как это имело место, например, в Фуриях; там, по свидетельству Диодора,[711] старые колонисты, образовавшие с течением времени олигархическую верхушку, пользовались и политическими и экономическими привилегиями: они разделили между собой все важнейшие должности, предоставив новым колонистам лишь ничтожные; их жены пользовались почетным правом первыми приносить жертвы богам; кроме того, лучшая и ближе к городу расположенная земля тоже принадлежала им, а позднейшие поселенцы получили участки худшие и на далеком расстоянии от города.

Как указывают и другие сицилийские аналогии, борьба в Фуриях не была чем-то ранее неизвестным. С теми или иными вариантами такие же раздоры происходили во всех колониях, ибо повсюду к первоначальному ядру колонистов присоединялись затем все новые и новые выходцы из метрополий.

Ничего нового не было и в стремлении умаленных в политических и экономических правах поселенцев Гелы основать свою колонию; новой, однако, была форма. Здесь мы имеем дело не с мирным выводом новой колонии, но с занятием одного из естественно укрепленных городов, расположенного на холме вблизи гельской равнины;[712] здесь мы имеем дело с основанием военного центра, угрожавшего дальнейшей самостоятельности Гелы.

Недаром так часто сравнивают, а иногда и просто ставят знак равенства, между сецессией гелян в Макторий и сецессией плебеев Рима на священную гору.[713]