В дальнейшем Сократ развенчивает мудрость бедного книголюба. Настоящий поворот произошел только во времена Аристотеля: ликейский философ первым стал собирать, хранить и использовать культуру прошлого. У него, кроме его собственной редакции Гомера, было большое собрание книг, послужившее в III в. до н.э. образцом для основания Александрийской библиотеки[205].

Если у греков и не было привычки читать книги, они зато практически ежедневно читали во многих полисах публичные надписи, о которых мы уже упоминали. Чем же на самом деле были эти надписи? Для чего они служили?

В настоящее время писание на камне или металле занимает скромное место: изобретение бумаги, дающее любому дешевый материал для письма, и особенно для печатания, полностью перевернуло все нормы. Надписи на камне в основном перешли в сферу поминовения усопших или увековечения памятных событий (победы, поражения, вступления в должность...). Тем не менее значительную часть информации, будь то широко распространяемые рекламные тексты или местные новости, по-прежнему доверяют бумаге. В Греции, как и позже в Риме, дело обстояло по-другому. Как и в наши дни, одновременно существовали и сиюминутные объявления, и надписи, рассчитанные на долгую жизнь. Последние были особенно важны: далеко не ограничиваясь простым поминовением, они передавали массу сведений; значительная часть того, что составляет содержание наших газет, официальных документов, листовок, писалась на камне. Эти находимые тысячами тексты являются драгоценным источником наших знаний о Древней Греции.

Временные надписи наносились на выбеленные деревянные таблички — левкомата (leukomata; единственное число левкома — leukoma). Они выполняли роль местных газет, устанавливались в хорошо видимых и известных местах, например, в Афинах — у подножья статуй героев-эпонимов[206], в честь которых были названы десять фил. Статуи стояли в ряд на пьедесталах высотой около двух метров, так что дощечки можно было разместить на уровне глаз. Окружавшая пьедестал ограда препятствовала возможной фальсификации надписей.

Надписи на камне служили для более длительного использования: они были дороги и потому предназначались для обнародования важных документов. Ценовое соотношение разных видов надписей можно себе представить по следующим цифрам: надпись на leukoma стоила шесть драхм, а на камне — сто шестьдесят пять, т.е. один к двадцати семи!

Что содержали эти надписи? Указы Народных собраний, документы, относящиеся к образованию государства, союзнические и торговые договоры, городские установления, тексты указов о даровании гражданских прав иноземцам, счета по общественным работам, списки должностных лиц, эфебов... Короче говоря, все решения, касающиеся общины и затрагивающие ее внутреннее функционирование, и отношения с другими полисами. Информация давалась без комментариев, после чего эстафету перенимала устная речь.

Большая часть надписей копировалась всего один раз и выставлялась в каком-либо общественном месте. Случалось, однако, изготавливать и по нескольку экземпляров одного и того же текста — так, например, делалось при заключении важного договора между несколькими полисами. Так, при заключении мира между Афинами и Спартой на десятом году Пелопоннесской войны было оговорено:

Основной целью надписей было информировать сограждан обо всех принятых обществом важных решениях. Из сказанного выше о чтении и письме следует, что в классическую эпоху воспользоваться этой информацией могла значительная часть тех, кому она предназначалась.

Но надписи имели и символическое значение: они были по большей части не оригиналами, а копиями, часто сокращенными, архивных документов. Весомость их от этого не уменьшалась, и следует отрешиться от современного взгляда, согласно которому копия менее значима, чем оригинал. Напротив, некоторые труды настоятельно утверждают важность документов на камне. Ораторы обычно ссылаются именно на стелы с надписями, а не на абстрактные указы или архивные тексты. С самого начала надписи содержали угрозы тому, кто посмел бы их испортить. Если надпись исчезала, видимо, улетучивалось и ее содержание. Демосфен в речи за мегалопольцев выражается так:

Разрушать стелы означало, таким образом, открыто разрывать союз, порукой в котором они были.

Впрочем, отношение к публичным надписям разнилось от полиса к полису, так что самое время задаться вопросом о связи между властью и этой формой писания.

В Спарте письменность была распространена не хуже, чем в других городах. Официальные лица обменивались письмами и донесениями; царь, вне всякого сомнения, имел в своем распоряжении собрание дельфийских пророчеств. Международные договоры, как и в прочих полисах, высекали на камне. Но от публичных надписей это государство демонстративно отказалось: у него не было письменных законов, оно не обнародовало списки граждан и даже запрещало, кроме как в исключительных случаях, писать имена умерших на могильных камнях. До нас дошла всего одна надпись, имеющая отношение к полису, — список пожертвований на войну.

В Афинах дело обстояло прямо противоположным образом: именно в этом полисе обнаружено наибольшее количество надписей. Следует отметить, что публичные надписи однозначно воспринимались, по крайней мере со второй половины V в. до н.э., как институт, связанный с демократической практикой. Так, Тезей, возражая в «Просительницах» вестнику, защищающему режим единоличной власти, выражается следующим образом:

Точно так же для Горгия в «Паламеде» писаные законы суть хранители правосудия. О связи публичных надписей и демократических институтов свидетельствует и один из эпизодов истории Афин. В конце Пелопоннесской войны город был завоеван Спартой, демократия уничтожена, и у власти поставлены тридцать «тиранов»:

Затем эти люди назначили по своему усмотрению должностных лиц — тогда как в демократическом полисе последних избирали голосованием или по жребию на Народном собрании — и начали произвольные аресты. Ясно, что по крайней мере в двух упомянутых полисах отказ от публичных надписей был равноценен авторитарному правлению.

Возможно ли при всем том обобщить противоположные случаи Спарты и Афин и сделать вывод, что чем больше в полисе публичных надписей, тем он демократичнее? Начиная с середины V в. до н.э. это безусловно верно — олигархические полисы вроде Коринфа и Фив редко издавали общедоступные тексты. Но здесь мы имеем дело, скорее, не с глубинной связью между публичными надписями и демократией, а с практикой, вытекающей из идеологического выбора: Афины противостоят Спарте, и полисы, поддерживающие ту или другую сторону, склонны воспринимать и соответствующую практику. В то же время в косных государствах вроде критских к публичным надписям с самого начала относились положительно: их хранили в святилищах, при этом разрешали желающим ознакомиться с ними и даже регулярно читали их народу. Все зависело, собственно говоря, не от обнародования указа или политического решения, как такового, но от того, кто был инициатором данного текста или решения: в демократических полисах информирующие и информируемые были одними и теми же лицами, поскольку обнародовалось то, за что голосовало собрание, состоявшее из совокупности граждан. В таком случае прозрачность была полной, а связь между демократией и обнародованием законов и решений самой собой разумеющейся.