Даже не будучи предназначенными для продажи, копии литературных текстов стали расходиться очень рано. Феогнид полагал, что его стихи обретут широкую известность. Пиндар в начале V в. до н.э. воображает, как его текст распространяется в дальних краях.
...на широкой ли ладье, в малом ли челне
Ступай в Эгину,
Сладостная песня моя,
С вестью
Что сын Лампона, Пифей,
Широкий силою,
Стяжал в Немее
Победный венок сугубой борьбы
[190].
Только с середины V в. до н.э. появляются свидетельства подлинной книготорговли, а именно упоминания лиц, чьим ремеслом было изготовление и продажа книг. Так, слово «книготорговец» (bibliopoles) встречается впервые в одном из фрагментов Аристомена, другого современника Аристофана[191]. Еще один комедиограф, Никофонт, тогда же перечисляет множество торговцев, в том числе и книгопродавца[192]. В Афинах один из кварталов города был отведен под книготорговлю.
Так или иначе, продажа и распространение книг, похоже, стали весьма обычным явлением. В «Федоне» Сократ, прослушав публичную лекцию Анаксагора, спешит купить соответствующий текст.
С каким пылом... схватил я книгу! Читал я как можно быстрее, чтобы скорее узнать, что хорошо и что плохо[193].
Как сказано в «Лягушках» Аристофана, теперь у каждого будет книга:
Если страшно вам, боитесь, что невежественный зритель
Не оценит полновесно ваших тонких, острых мыслей,
Попечения оставьте! Не заботьтесь! Страх смешон.
Здесь сидит народ бывалый,
Книгам каждый обучался, правду каждый разберет
[194].
Одной из причин расширения книготорговли часто считают огромный успех трагедий: поскольку игрались они в Афинах, не имевшие возможности их увидеть жители Пелопоннеса хотели обзавестись текстами, о которых столько говорили, — текстами, которые изначально писались исключительно для разыгрывания на сцене.
Книга в то время была предметом все более процветающей торговли. Гермодор, один из учеников Платона, в IV в. до н.э. продал огромное количество трудов учителя на Сицилии, в регионе греческой колонизации. Книги вывозили в дальние страны. К примеру, Ксенофонт в «Анабасисе» повествует, что греки, пройдя через Боспор и прибыв во Фракию, обнаружили разграбленные корабли со своей родины. Среди прочего добра там было много книг[195]:
Там нашли много кроватей, сундуков, книг и других вещей, какие навклеры обычно перевозят в деревянных ящиках[196].
Произведения, о которых говорит Ксенофонт, везли из Греции эллинизированным обитателям Понта Эвксинского[197]. Это древнейшее, датируемое IV в. до н.э. свидетельство распространения книг в дальние пределы эллинского мира.
У нас нет данных о том, как обеспечивалась книготорговля. Неизвестно, существовали ли в Афинах издатели, т.е. люди, готовые пойти на риск и сделать большое количество копий некоего произведения, не зная, найдет ли оно достаточный спрос у публики. По всей видимости, одно и то же лицо осуществляло и издание (переписку текста), и продажу. Еще меньше известно о собственно издании. Существовал ли первоначально текст, который автор проверял и исправлял перед распространением во многих экземплярах? Современное состояние исследований не позволяет ответить на этот вопрос.
Сколько же стоила книга? Любопытное свидетельство на сей счет имеется в одном из сочинений Платона. Сократ защищается от предъявленного ему обвинения в развращении юношей идеями, которые те легко могли почерпнуть в книгах Анаксагора:
Берешься обвинять на суде, о друг Мелет, и так презираешь судей и считаешь их столь несведущими по части литературы! Ты думаешь, им неизвестно, что книги Анаксагора Клазоменского переполнены подобными мыслями? А молодые люди, оказывается, узнают это от меня, когда они могут узнать то же самое, заплатив за это в орхестре[198] иной раз не больше драхмы, и потом смеяться над Сократом, если бы он приписывал эти мысли себе, к тому же столь нелепые![199]
Здесь мы имеем уникальное свидетельство того, что книги могли продаваться в орхестре во время театральных представлений. Названная цена ничтожна, и некоторые знатоки предполагают, что текст, в котором Сократ явно иронизирует, не стоит понимать буквально: книги, о которых говорит философ, были, возможно, небольшими трудами, чем и объяснялась их столь низкая стоимость.
Цены, впрочем, сильно разнились в зависимости от качества книги и ее большей или меньшей редкости. Труднодоступное произведение могло продаваться очень и очень дорого. Платон якобы заплатил сто мин за три книги трудов знаменитого философа-пифагорейца Филолая[200], а Аристотель, в свою очередь, якобы приобрел за три аттических таланта сочинения философа Спевсиппа[201]. Здесь речь идет о гигантских суммах. Перевести их в современные деньги сложно, но можно заметить, что они стоили, соответственно, в десять тысяч раз и в восемнадцать тысяч раз дороже упоминавшейся книги Анаксагора.
Кто собирал эти книги? В классической Греции не существовало публичных библиотек. Один из поздних авторов[202] утверждает, что афинский тиран Писистрат в VI в. до н.э. основал в этом городе первую библиотеку. Вероятнее, однако, что у того было собрание книг, которыми он разрешал пользоваться своему окружению, и не обязательно ближайшему. В самом деле, для архаической и классической эпох имеются только упоминания о частных коллекционерах: так, много книг было у самосского тирана Поликрата[203]. Автора трагедий Еврипида современники считали страстным собирателем книг, но подробнее об этом ничего не известно. У Платона также была личная библиотека; как мы только что видели, он потратил огромную сумму, сто мин, на покупку трудов Филолая Кротонского. Что до Демосфена, то у него было много рукописей, большинство из которых он скопировал собственноручно.
Мы видим, что собиратели, чьи имена до нас дошли, были либо государственными деятелями, либо писателями: далеко не каждому приходило в голову заводить библиотеку.
Свидетельство Ксенофонта вроде бы показывает, что современники не всегда одобряли того, кто любил хранить и читать книги. Сократ открыто смеется над Евтидемом, обладателем крупной личной библиотеки:
— Скажи мне, Евтидем, — спросил Сократ, — правда ли, что, как я слышал, ты собрал много сочинений известных мудрецов?
— Да, клянусь Зевсом, Сократ, — отвечал Евтидем, — и продолжаю собирать, пока не соберу их возможно больше.
— Клянусь Герой, — сказал Сократ, — я восхищаюсь тобой, что ты предпочел серебру и золоту сокровища мудрости: видно, ты убежден, что серебро и золото не делают человека нисколько лучше, а сокровища мудрости обогащают добродетелью того, кто ими владеет[204].
