Так расширялась область экспансии греческого мира: само собой разумеется, что купцы или основатели колоний могли в то же время быть и землепроходцами.

Колонизация прекращается к середине VI в. до н.э. В то время причины путешествий постепенно становятся разнообразнее: в другие страны начинают ездить учиться или совершенствовать образование. С того же века складывается обычай приписывать известным персонажам настоящие или вымышленные путешествия: так, Солон якобы отправился ко двору Креза в Лидию «для того, чтобы повидать чужие страны»[405]. Ликург, по преданию, побывал на Крите, Пифагор, Демокрит, Фалес — в Египте. Такого рода традиции часто имели целью сравнить соответствующую страну и Грецию или подчеркнуть значимость какого-то народа для эллинов. С развитием философских школ пребывание на чужбине стало важным элементом образования мудреца: популярности путешествий в Азию способствовали философские секты, испытавшие сильное восточное влияние. В IV в. до н.э. поездки за пределы Греции становятся в биографиях общим местом.

В далекие путешествия пускались не только мудрецы: некоторые профессиональные группы в большей степени, чем другие, были вынуждены часто менять место жительства. Врачи очень рано начали практиковать свое искусство за тридевять земель, вплоть до двора персидского царя: для VI в. до н.э. имеется описание приключений кротонского врача Демокеда, который излечил Дария. Персидский царь страдал от вывиха ноги, которую не могли вправить, а его жена Атосса — от нарыва на груди. При персидском дворе таланты Демокеда оценили так высоко, что ему стоило огромных трудов вернуться на родину[406]. С середины V в. до н.э. по свету, обучая своему ремеслу, бродили софисты; художники иногда покидали родные места и находили приют при дворах могущественных властителей. В дальние страны приходилось иногда отправляться и послам.

Торговля, колонизация, открытие новых земель, путешествия с познавательными и профессиональными целями — таковы основные побудительные мотивы пребывания на чужбине. С VI в. до н.э. несколько первопроходцев кладут начало путешествиям, предпринимаемым ради того, чтобы посмотреть другие страны, то бишь туристическим поездкам. Этим отличались прежде всего ионийцы: первыми из известных нам великих путешественников были Гекатей и Геродот, оставившие записки об увиденном. Так, Геродот в V в. до н.э. объехал известный в его время мир, собирая всевозможные сведения о других народах с необычной для той эпохи любознательностью. Благодаря ему, малоизвестные страны вроде Египта — до той поры не слишком открытого для путешественников — приобрели огромную популярность.

Труд Геродота показателен на предмет того, что могло привлечь греческого туриста классической эпохи. В отличие от нас, его, насколько можно судить, не интересовали ни красоты природы, ни произведения искусства. Геродот, проезжавший множество пейзажей, никогда их не описывает. Если он и останавливается на каком-либо памятнике или ценном предмете, то не для того, чтобы сформулировать эстетическое суждение, но чтобы оценить его размер или рыночную стоимость или рассказать его историю. О египетских пирамидах, к примеру, он упоминает только затем, чтобы показать, какой гигантский труд потребовался для их строительства; он описывает то или иное произведение искусства для того, чтобы читатель или слушатель составил представление о его стоимости или ценности материалов, из которых оно выполнено. Подобный интерес весьма характерен для той эпохи. Что, напротив, живо интересует Геродота, так это этнографическая реальность стран, которые он посещает, образ жизни их обитателей, их особенности, политический строй, история, а также все, что кажется замечательным или чудесным (thaumasion). В этом отношении менталитет современного туриста по существу остался точно таким же.

Эллинистическая эпоха знаменует поворот в греческом восприятии путешествия. С одной стороны, расширяется кругозор, а с другой — развивается то, что в предшествующую эпоху только намечалось, а именно индивидуальный туризм.

Кругозор не просто расширялся — известная площадь обитаемой земли к тому времени удвоилась. У истоков этого стояли два великих первопроходца, Александр Македонский и куда менее известный Пифей Эгинский, мореход из Массалии (современный Марсель). Первый своими завоеваниями познакомил античный мир с Ираном и Индией, до той поры не исследованными. Он брал с собой в походы философов, ученых, инженеров, заранее изучавших страны, через которые предстояло пройти, и делившихся своими знаниями. Александр даже строил планы — позже воспринятые Селевком — исследовать берега Каспия и открыть на юге Африки причины разливов Нила.

Что же касается Пифея, то он в конце IV в. до н.э. предпринял путешествие, благодаря которому греки лучше узнали Запад, вплоть до берегов Северного моря. Он написал книгу, вызвавшую в свое время огромный интерес, но, к сожалению, утраченную.

Одновременно с расширением сферы географических исследований развивался индивидуальный туризм. Новым по сравнению с предшествующими периодами были частота и разнообразие путешествий, куда многие отправлялись далеко и надолго.

Крупнейшие полисы эллинистического мира — Родос, Эфес, Византий, Тарент, Сиракузы — привлекали все больше приезжих, желавших посмотреть местные достопримечательности. Знаменательно в этом плане обращение к услугам проводников и путеводителей. Организуются посещения знаменитых памятников и святилищ с участием экскурсовода (hermeneus). Все более развивается и жанр путевых записок, наследие Гекатея и Геродота.

Что можно сказать о первых картах, о первых географических инструментах? Все изобретения в этой области были сделаны ионийцами, греками из Малой Азии. Ни континентальная Греция, ни Афины, которым мы обязаны столькими изобретениями, не приняли участия в упорядочении географических знаний.

Имелось два вида инструментов географических знаний: прежде всего карты, изобретение которых восходит к VI в. до н.э., а также периплы, или лоции, рассказы о путешествиях с описанием берегов, где побывал мореход. Как гласит традиция, Анаксимандр из Милета «решился начертить первую карту»[407]. Он был философом, и карта имела непосредственное отношение к его представлению о мире. Предположительно земля была изображена в виде диска: ойкумену, или обитаемую землю, окружало море, что соответствовало мифологическим образам Гомера. Карта была построена симметрично: Европа занимала верхнюю часть, а Азия — нижнюю. Две известных в ту эпоху великих реки, Истр (Дунай) и Нил, были изображены симметрично, первая на севере, вторая на юге. Что касается Средиземноморья, оно несомненно было представлено в виде замкнутого бассейна. Можно себе представить, что путешествовать с помощью такой карты было бы непросто. То был, скорее, не утилитарный инструмент, а геометрическая модель. Однако по сравнению с неопределенным легендарным пространством Гомера «ограниченное, измеряемое, структурированное» пространство явилось масштабным нововведением. Впредь «благодаря схематичной миниатюризированной модели»[408] стало возможным вместо мифических изображений представить воочию известный к тому времени мир.

После первой попытки появились и другие карты, составленные Гекатеем, Демокритом, Евдоксом: то были исправленные и дополненные варианты чертежа Анаксимандра, которые обычно принято именовать «ионийскими картами». Восходящий к IV в. до н.э. фрагмент Эфора, содержащий рисованное изображение мира, имеющее в основе ионийскую карту, позволяет уточнить облик этой последней. Внутри земного диска обитаемый мир представлен в виде прямоугольника, по четырем сторонам которого находятся, соответственно, скифы на севере, кельты на западе, мидийцы на востоке и эфиопы на юге. Детали карты опирались не на точный чертеж, а на наброски маршрутов, где указывались только направления.