Текст, даже при том, что действие происходит в глубокой древности, отражает реальность, знакомую грекам классического периода, во всяком случае, по части сложностей, связанных с попыткой разойтись на узкой дороге. Об узости дорог говорят и другие античные авторы: еще во II в. н.э. Павсаний, заядлый путешественник, упоминает, что дорога, по которой он шел по холмам, была «вследствие своей узости недоступна для проезда на телегах»[314]. Даже главная дорога, ведшая в Дельфы, становилась, по мере приближения к городу, «более тяжелой даже для пешехода налегке»[315].
Только большие дороги к главным религиозным центрам Греции, вроде Элевсина, поддерживались в порядке и по возможности проходимыми для повозок, поскольку именно на них во время религиозных шествий должны были передвигаться женщины. Элевсин, к примеру, в классическую эпоху был связан с Афинами удобной дорожной сетью. Павсаний пишет, что главную из этих дорог, называемую священной, украшали разные памятники, в основном гробницы или святилища[316]. Другие очень древние дороги вели из Афин в Олимпию и Дельфы. В последний город, ввиду его географического положения, было особенно трудно добраться. В порядке поддерживались и дороги, по которым свозили с гор в город или порты древесину для погрузки на суда, так же, как и любые подъезды к портам.
На лучше всего обустроенных дорогах предусматривались усовершенствования для удобства проезда или разъезда повозок: в земле пролагали колеи глубиной в несколько сантиметров, чтобы сделать менее опасной езду по обнажающимся скалам. Для разъезда повозок устраивали иногда две параллельных дороги или, если дорога была одна, специальные расширения в отдельных местах.
Остановить путешественника могло и то обстоятельство, что дороги далеко не всегда были безопасны, что хорошо засвидетельствовано для архаической эпохи[317]. Тезей, который, согласно Плутарху[318], пешком прошел путь из Трезены в Афины, встретил четырех противников, наводивших страх на путешественников: Перифета, вооруженного палицей, Синида, «сгибателя сосен»[319], Кроммионскую дикую свинью, «опасного и злого зверя, с которым было трудно справиться», и разбойника Скирона[320]. Еще в классическую эпоху о некоторых народах говорили, что они живут грабежом.
Если дороги позволяли, путешественник мог ехать в повозке, но в большинстве случаев, принимая во внимание состояние путей сообщения, передвижение пешком оказывалось предпочтительнее. В целом расстояния были не столь уж большими, и можно было пересечь всю Грецию, от моря до моря, за несколько дней. В путь отправлялись с узелком на плече или в сопровождении одного-двух рабов и вьючных животных, ослов или мулов, для перевозки багажа. Реже греки путешествовали верхом на ослах и мулах, еще реже — в носилках, которые в их глазах были прискорбным свидетельством чванливости: Демосфен многих шокировал, отправившись в таком экипаже из Афин в Пирей. При переходах сложно было найти затененные места или укрыться от солнца. Ввечеру останавливались в чистом поле, просились на ночлег в какой-нибудь дом или харчевню, которая, судя по всему, могла оказаться и весьма низкопробной. Так, Дионис, отправляющийся в преисподнюю, спрашивает Геракла, где ему найти «бардачки, гостиницы — / Там, где клопов поменьше»[321].
Кто же ремонтировал дороги? Каждое государство заботилось о тех из них, что проходили по его территории. Но Греция была разделена на множество маленьких полисов, у которых не было достаточных средств для поддержания дорог в таком состоянии, в каком находились персидские, а позже римские пути сообщения. Постоянные войны между соседними государствами тем более не способствовали созданию сколько-нибудь протяженной дорожной сети. Кроме того, немногочисленные греческие войска могли двигаться по небольшим дорогам или горным тропам. Большую часть груза, особенно личные вещи, несли сопровождавшие воинов рабы, так что армии были в состоянии пройти всюду, а ведь известно, что движущей силой строительства дорог в великих империях была необходимость переброски крупных армий.
Морские пути и суда
Хотя сухопутное сообщение и было интенсивным, греки, несмотря ни на что, предпочитали перемещаться по морю. Очертания берегов, близость островов Эгейского моря, образовывавших почти что мост между Грецией и Малой Азией, делали морские путешествия более легкими.
Важность кораблей подчеркивается с самых первых текстов: именно мощный флот позволил грекам предпринять поход против Трои, и Гомер в подробностях описывает их суда. Это легкие десяти- или двадцатипятивесельные корабли длиной, соответственно, примерно двенадцать или двадцать семь метров. Палуб у них нет, и они настолько легки, что Улисс, только что поспешно отплывший от острова Циклопов, но отброшенный к берегу волнами, поднятыми утесом, который метнул Полифем, направляет корабль обратно в море одним взмахом весла[322]. Они описаны черными, просмоленными, с цветными носами. Ходили на них либо на веслах, либо, если ветер благоприятствовал, под единственным большим парусом.
Постепенно появлялись нововведения. Увеличивались размеры и водоизмещение судов, они становились разнообразнее. Основным изобретением рубежа архаического и классического периодов была триера — корабль с тремя рядами весел, мощный, легкий и быстрый. Когда были задействованы все три яруса весел, триера развивала скорость до семи узлов, что делало ее самым совершенным кораблем классической эпохи.
Триера была прежде всего боевым кораблем, предназначенным для морских сражений, но не только: ее можно было использовать и для переброски войск или коней. Она сопровождала торговые суда, защищая их от врагов и пиратов. Наконец, благодаря скоростным качествам триеры ее использовали для передачи известий и как средство передвижения важных лиц: именно эту роль исполняли «Парал» и «Саламиния», самые быстроходные корабли афинского флота. Однако из-за недостатка места и слишком легкого корпуса триера не годилась для перевозки товаров, которые доставляли на крупных судах с одним парусом, средней вместимостью в двадцать четыре тонны[323], а также на судах меньшего тоннажа.
Крупные военные и торговые корабли предпочитали каботажное плавание: на борту не хватало места для запасов воды и продовольствия, да и команда предпочитала ночлег на земле сну в неуютном трюме. Корабль вытаскивали на берег или, если до того было трудно добраться, бросали на мелком и укрытом от стихии месте каменный якорь. Небольшие же суда, не колеблясь, шли в открытое море, при каждом удобном случае приставая к многочисленным островам Эгейского моря.
Как греческие мореплаватели определяли свое местоположение? Днем приходилось полагаться на береговые ориентиры, направление ветров и собственное чутье; задача упростилась к середине IV в. до н.э., с появлением первого «перипла» (лоции), составленного географом Скилаком. В нем описывались контуры Средиземного моря, очертания берегов, расстояния, названия портов и рек. Ночью ориентировались по звездам. Вдоль берегов существовала световая сигнализация: сначала простейшая, в виде костров, зажигавшихся на прибрежных мысах, затем в виде башен при входе в порт, на вершинах которых горел огонь. В эллинистическую эпоху на острове Фарос — откуда французское phare (маяк)[324] — был сооружен Александрийский маяк, куда более внушительный, чем существовавшие прежде башни, — трехэтажный, высотой 120 метров[325].
