Вызов божественных магоформ, едва не лишил меня сознания из-за перенапряжения. В груди больно стало, а ноги налились таким свинцом, что аж пришлось присесть на валяющийся около стены дома деревянный ящик. Он затрещал подо мной, одна досочка сломалась, но другие выдержали.

Морщась, я потёр солнечное сплетение и даже не стал вызывать «бумеранг», когда из тела «гражданина» выпорхнула его душа. Шут с ним. Лучше не рисковать, а то и правда лишусь сознания.

— Совсем худо, угукх? — участливо осведомился Аким, усевшись на моё плечо.

— Ага, — признался я, облизал пересохшие губы и попросил его: — Проверь, как там мои слуги.

Фамильяр кивнул и подлетел к тому телу, что раньше принадлежало магу. Оно уже шевелилось, пытаясь встать на четвереньки.

— А-а-а, как же мне тошно, словно три дня провёл в беспробудном пьянстве.

— Ректор? — спросил Аким, беспардонно усевшись на спину человека.

— Угу.

— Спешу вам сообщить, что ничего не получилось. Вы в Аду, — трагическим голосом выдал гадкий фамильяр.

— Как в Аду⁈ — выпалил граф, одним движением вскочил на ноги и в страхе начал озираться, расставив руки в стороны.

— Шутка, — захохотал Аким, взлетев в воздух.

— Шу… шутка? — с трудом просипел ректор, будто слова давались ему с великим трудом. — Да я за такие шутки людей на дуэли вызывал!

— Привыкайте. Теперь мы служим одному господину, — ехидно заметил фамильяр и полетел к тому телу, которое досталось Бульдогу. Он уже перевернулся на спину и раскинул руки в стороны, продолжая лежать на куче мусора.

— Всё-таки… кха… наше небо самое красивое, — неожиданно изрёк охотник. — И даже мусор наш… кха… пахнет приятнее.

— Быстро ты пришёл в себя, угукх, — удивился Аким.

— Да я человек простой. Чего мне долго рассусоливаться? — философски выдал Бульдог, принял сидячее положение и начал осматривать своё новое тело.

Ректор спохватился и занялся тем же самым. И в первую очередь он сбросил капюшон и стал ощупывать лицо. А оно оказалось довольно приятным, где-то даже прослеживались аристократические черты. Тонкий нос, выразительные голубые глаза, чуть тяжеловатый подбородок и высокие скулы. На вид ему было всего лет двадцать пять.

Кажется, этот маг был незаконнорождённым сыном какого-нибудь дворянина, возлёгшего с простолюдинкой. Руки у него оказались по-крестьянски большими, с толстыми пальцами и широкими ладонями. А тёмные, непослушные волосы торчали во все стороны, словно пружины.

— Да это же лопаты, а не руки! — возмутился граф, с ужасом глядя на свои новые конечности. — Зеркало! Дайте мне скорее зеркало!

— Есть только лужа, — услужливо сказал Аким и иронично кивнул на помои, поблескивающие под светом луны.

— Ваше сиятельство, успокойтесь. У вас вполне приятное лицо, — проговорил я, попутно скользнув взором по трупам. Один из них при жизни носил шмотки чуть ли не моего нынешнего размера. Вот и хорошо.

Я встал с ящика и принялся раздевать подходящее тело, пока разнервничавшийся ректор носился по проулку, пытаясь найти нечто, что сможет отразить его внешность. И, как говорится, кто ищет — тот всегда найдёт. Граф в одной из куч мусора наткнулся на кусок разбитого зеркала. Он тотчас начал придирчиво рассматривать своё лицо, поворачиваясь к осколку зеркала то одной стороной, то другой.

— Максимум пять из десяти, — мрачно сделал вывод ректор и передал кусок зеркала Бульдогу.

Тот взял его и несколько секунд рассматривал свою крупную, грубую физиономию с жёсткой, волчьей щетиной, маленькими глазками и широкими бровями, а затем довольно усмехнулся, пощупав мощный бицепс:

— Семь из десяти. Это тело будет получше моего прежнего. Какая суровая, мужская красота.

Граф скептически посмотрел на него, а потом глянул на меня и спросил:

— Что дальше, сударь?

— А дальше мы пойдём прямиком к княжне, — решил я, набросив на плечи плащ. Остальная одежда покойника уже красовалась на мне. — Надо поговорить с ней, узнать, что произошло за время нашего отсутствия, и восстановить ваш статус, ваше сиятельство.

— Хорошая мысль, — немного приободрился ректор.

Мы вышли из проулка и двинулись в сторону центра города. Тучи на небе разошлись и стало гораздо светлее. Мне даже удалось заметить зелёный отсвет над крышами домов. Где-то далеко, в восточной части города, случился прорыв. Там едва слышно загрохотало оружие, а людские голоса и рычание зверей совсем не доносились до нас.

— О! — удивлённо воскликнул Бульдог, ткнув толстым пальцем в старенький потрёпанный четырёхэтажный дом, носивший явные признаки восстановления на скорую руку. Потрескавшиеся стены подлатали цементом, окна первого этажа заложили кирпичами, а те, что были выше, закрыли фанерой и решётками. — Раньше этот дом был заброшен. Тут только бездомные ночевали.

— А теперь беженцы, — указал граф на столбик с табличкой.

Он был установлен около входа в дом и гласил, что всемилостивейший князь создал эту ночлежку исключительно для людей, бегущих из других княжеств.

На стенах данного дома уже были написаны матерные слова, призывающие беженцев валить восвояси, а не жрать еду, купленную на налоги местных. Узнаю почерк эмиссара ящеров. Ну, не в прямом смысле. Не он всё это писал, но саму мысль в головы людей вложил именно он. Ему же надо раздувать и раздувать негодование людей, чтобы устроить революцию, раз уж не получается обезглавить власть более простыми методами.

— А это ещё что такое⁈ — ахнул ректор, метнувшись к какому-то объявлению, наклеенному на стену дома. — Узнаю свой герб! Господи…

— Лучше говорите «Абрат мне помоги», а не «Господи», — вставил я, посчитав, что мне нужна даже такая реклама.

— Да тут и вы не поможете! — судорожно выдохнул граф, сорвав объявление со стены. — Здесь сказано, что мои похороны назначены на завтра. Может прийти кто угодно, и адрес моего особняка указан. У меня там фамильный склеп есть.

— А чего вы переживаете? Вас явно посчитали погибшим после того, что произошло в подвале моего особняка, — спокойно сказал я. — Рябой наверняка всё рассказал княжне, а та и записала вас в трупы. И, наверное, хоронить вас будут в закрытом гробу. Вряд ли от вашего тела много чего осталось. Что соскребли со стен, то и положили в гроб.

— Ну знаете ли… — протянул ректор, схватившись за сердце. — Не каждый раз мне приходится видеть объявление о моих же похоронах. Не привычный я к такому человек! Мне нужно успокоиться.

— А имущество-то ваше кому должно достаться, ваше сиятельство? — осведомился практичный Бульдог, продолжив путь.

— Детей у меня, к сожалению, нет, да и родственников близких тоже. Жена только бывшая имеется, так что… — ректор задумчиво нахмурился и провёл рукой по волосам. Те примялись от его движения, а затем снова приняли прежнюю форму, будто действительно были пружинами. — Либо дальние родственники объявятся и попробуют растащить моё имущество, либо князь обратит его в пользу княжества.

— О! Если такая возможность существует, то я уверен в том, что новоиспечённая княжна уже сделала опись вашего имущества и наложила на него свою загребущую лапку, — усмехнулся я. — Но не стоит отчаиваться, ваше сиятельство. Думаю, мне удастся убедить её в том, что вы и есть наш всеми любимый ректор. Наверняка вам вернут прежний пост и имущество. Вот только как бы вас легализовать перед народом… О! Знаю! Нам нужна презентация!

— Чего? — нахмурился аристократ, опасливо облизав губы. — Что ещё за презентация? Не знаю такого слова.

— Нам всем троим нужно будет предстать перед горожанами и рассказать часть нашей истории. Ну, мол, то, что я бог смерти, а вы мои верные соратники, которым я дал новые тела взамен погибших. Вот только как быть с родственниками тех, чьи тушки вы сейчас занимаете? Они же узнают вас. Ладно, придумаем что-нибудь.

— Нам мало кто поверит, господин, — подал голос Бульдог.

— А для этого есть чудеса. Это уже хоженая тропинка. Надо только продемонстрировать людям что-то эдакое… — задумчиво закончил я и погрузился в тяжёлые размышления.