Он просто хвастал, стараясь показать себя более осведомленным и сообразительным, чем сестра, а на самом деле знал о папаше Венсандоне не больше нашего с вами.
Но весной все так наполнено жизнью, что очень скоро дети забыли о старом дереве. Еще прежде чем в деревьях пробудились соки, дедушка вырыл в лесу два молодых клена и посадил их у дороги по обе стороны от старого пня. Теперь эти маленькие деревца оделись листвой, и в их ветвях заводил свою песню налетавший откуда-то из-за горизонта ветер, гнавший по голубому небу большие облака.
Прошла весна, и в один из июльских дней дедушка выкатил из дровяного сарая тележку и стащил с чердака самые большие доски, выпиленные из клена.
— Теперь, — сказал он, — в путь, к Венсандону в его мастерскую.
Изабель взобралась на тележку, дедушка потащил ее за оглобли, а Жерар подталкивал сзади. Больше часа добирались они до деревни. Целый час шагали под жарким солнцем.
Венсандон жил на самой околице. Окна его дома смотрели на струившуюся рядом речку. Едва заслышав скрип тележных колес по гравию двора, Венсандон вышел на порог. Он смешно всплеснул руками и крикнул:
— Черт побери! Вот это серьезные клиенты! Давненько я их поджидаю!
На нем была светлая рубашка и поверх — синий полотняный фартук, спускавшийся чуть не до самой земли. Засученные рукава открывали худые руки, отчего ладони его казались еще крупнее.
Он помог дедушке перенести доски в глубину длинной темноватой комнаты, куда дети зайти не осмелились. Оттуда шел какой-то странный запах, и они так и остались стоять на пороге, держась за руки.
Венсандон провел их в другую комнату, посветлее. По потолку пробегали мятущимися волнами отблески отражавшихся в реке солнечных лучей.
— Позвольте-ка мне сначала закончить то, что я делал, — сказал Венсандон.
Дедушка кивнул в знак согласия, и старик Венсандон вернулся к своей работе. Своими огромными руками, которые могли показаться такими неуклюжими, он ловко управлялся с совсем крошечными и хрупкими предметами. Венсандон объяснил, что сейчас он полирует колесико от замка к шкатулке с секретом. Он все делал из дерева, даже замки и шарниры. Дерево он ставил намного выше металла.
— Дерево, — приговаривал он, — благородный материал. Живой. Всегда живой. Металл хорош для изготовления инструментов, которыми дерево обрабатывают. Но само дерево… дерево…
Когда он произносил это слово, его глаза теплели.
Венсандон был не такой, как все: он был влюблен в дерево.
И в самом деле, он говорил о дереве как о живом существе, как о родном человеке, с которым прожил вместе долгие годы. Из дерева он мог сделать все что угодно. Маленькие шкатулки с инкрустациями из слоновой кости и деревянной мозаики. Столики с такими тонкими ножками, что детям казалось: дунь — и они упадут.
Стены мастерской украшали лежавшие на полках или подвешенные на штырях инструменты. Были тут рубанки всех форм и размеров, пилы, стамески, долота, фуганки, наборы разнообразных резцов, циркули и многие другие орудия, названия которых дети услышали впервые. Кроме того, здесь стояли банки с клеем, бутыли с лаком, лежали бруски воска и повсюду — куски дерева. Дерева всех видов, форм и оттенков.
Когда Изабель, девочка очень любопытная, направилась к маленькой дверце и уже готова была ее открыть, Венсандон бросился к ней со словами:
— Нет, нет, туда нельзя… В этой комнате как раз и находится мой секрет.
Изабель подумала было о потайной комнате Синей Бороды, но тут же рассмеялась. Она уже давно не верила во все эти сказки.
— Там мой секрет, — повторил Венсандон. — Ты узнаешь его, когда услышишь, как запоет твое дерево.
Стремительно пронеслось лето с его каникулами и замечательными прогулками по полям и лесам. Два дерева, посаженные дедушкой, заметно подросли. На них уже садились птицы. К началу учебного года их листья начали желтеть, и скоро порывистый осенний ветер унес их вдаль. Оба маленьких клена казались мертвыми, но Изабель и Жерар знали, что они просто уснули на зиму. Так как детям теперь приходилось писать трудные домашние задания, учить уроки, они позабыли о большом клене и об обещании папаши Венсандона.
Однажды утром, это было в четверг, за несколько дней до наступления Нового года, дети, проснувшись, поняли, что выпал снег. Вокруг дома царила полная тишина, и свет, просачивающийся сквозь прорези ставен, казался белее обычного. Несмотря на то что в доме было холодно, они быстро вскочили с постели.
— Птицы, — сказала Изабель. — Надо подумать о птицах.
Она собиралась открыть окно, чтобы бросить наружу пригоршню зерен, как вдруг заметила замешкавшегося на белоснежной тропинке заводного кролика.
— Венсандон! — воскликнула она. — Это господин Венсандон!
Это и вправду был он, в своей серой шубе и шапке с ушами, но на этот раз под мышкой у него был какой-то длинный сверток, завернутый в коричневую бумагу. Старик шел медленно, обходя сугробы и с трудом отыскивая дорожку. Он прошел мимо двух маленьких кленов, едва различимых в сером утреннем свете, затем его шапка потанцевала какое-то время над оградой и исчезла.
— Это он! — повторяли дети. — Конечно, он!
Они не знали, что принес Венсандон, но сердце у каждого отчаянно колотилось. Как только старик коснулся подошвами каменного порога, Жерар побежал открывать дверь. Ворвавшийся вместе с Венсандоном воздух был весь в крошечных снежинках. Огонь в очаге заворчал громче, а потом наступила тишина. Все четверо смотрели на Венсандона, на его тщательно перевязанный сверток. Венсандон положил его на стол, снял очки, долго протирал их, высморкался, снова надел очки и подошел к огню, потирая свои большие руки, да с таким шумом, словно работал напильником.
— Здесь будет получше, чем снаружи, — произнес он.
Детей охватило нетерпение. Стоя по обе стороны стола, они смотрели на сверток, не осмеливаясь дотронуться до него. Казалось, старику нравилось томить их ожиданием. Он наблюдал за ними краешком глаза, посылая дедушке с бабушкой заговорщические улыбки. Наконец он повернулся к детям и сказал:
— Ну, чего вы ждете, почему не разворачиваете пакет? Не мне же это делать.
Четыре ручонки взлетели одновременно. Но узлов на свертке было много и завязаны они были прочно.
— Одолжи нам свои ножницы, бабушка…
— Нет, — произнес господин Венсандон. — Надо учиться бережливости и терпению. Развяжите осторожно узелки, чтобы все было в целости и сохранности, а я заберу домой и бечевку и бумагу.
Ничего не поделаешь, пришлось набраться терпения, трудиться до боли в ногтях и даже поругаться немного. Венсандон посмеивался. Дедушка с бабушкой с таким же нетерпением следили за каждым жестом детей. Наконец бумага была снята, и под ней оказался продолговатый деревянный футляр, блестевший точно янтарь. С одной стороны он был чуть шире. Венсандон не спеша подошел к столу и открыл футляр.
Внутри, на ложе из зеленого бархата покоилась скрипка.
— Ну вот, — только и сказал старик. — Все гораздо проще, чем вы думали. Не считая струн, бархата и конского волоса на смычке, все остальное было скрыто в сердце вашего дерева.
— Боже мой, — повторяла бабушка, восторженно сложив руки. — Боже мой, как это прекрасно!
— Вот это да… надо же, — бормотал дедушка. — Я знал, что ты многое умеешь, но чтобы такое!
Старый мастер улыбался. Он несколько раз пригладил усы и наконец сказал:
— Теперь понимаете, почему я не хотел пускать вас в мою сушилку. Вы бы увидели там скрипки, гитары, мандолины и многие другие инструменты. И сразу бы обо всем догадались. Ну да! Я скрипичный мастер. Я делаю скрипки… А клен, знаете ли, такое дерево, которое поет лучше всех.
Он медленно протянул свою большую ладонь, чтобы погладить инструмент, а затем отдернул назад, и все увидели, что она дрожит.
— Ну что же, — сказал он Жерару. — Разве тебе не хочется попробовать поиграть? Неужели не хочется, чтобы твое дерево запело? Ну же, возьми ее, она тебя не укусит, будь спокоен.