Но ребёнок был упрям; он непременно хотел быть Богом и вечером заявил, что не ляжет спать до тех пор, пока его не сделают властелином вселенной. Угрозы, просьбы — всё было напрасно. Наконец, утомившись от возни с ним, жена пастора отвела в уголок злого мальчика и пообещала ему, что завтра утром он будет Богом.

После этого обещания он позволил уложить себя спать. Утро вечера мудренее, говорит пословица. Но и на следующий день маленький дворянин не хотел отказаться от своей выдумки. Как только он проснулся, первым его вопросом было — сделался ли он Богом.

— Да, — отвечала жена пастора. — Но сегодня воскресенье, пора к обедне. Бог не может пропускать службу. — Они отправились в церковь. Дорогой пришлось проходить лугом, который принадлежал отцу мальчика. На этом лугу девочка-птичница пасла гусей из барской усадьбы. Увидев идущих в церковь крестьян, она догнала их и пошла вместе с ними.

— Варвара, — закричал мальчик, — ты хочешь бросить гусей одних?

— Разве в воскресенье пасут гусей? — отвечала Варвара. — Сегодня праздник.

— Кто же будет их стеречь? — спросил ребёнок.

— В воскресенье их бережёт Бог, милый барин, они Божьи гуси.

И она ушла.

— Дитя моё, — сказала жена пастора, — ты слышал, что сказала Варвара. Я охотно повела бы тебя в церковь послушать орган, но с гусями может случиться несчастье. А так как ты Бог, то тебе и нужно их сторожить.

Что мог ответить на это маленький дворянин? Он поморщился и целый день пробегал за гусями, но вечером поклялся, что его уж больше не подденут на желание быть Богом.

1

Жил некогда в Бретани знатный владетель, барон де Кервер. Ему принадлежал самый красивый во всём крае замок. То было обширное готическое здание со сводами и ажурными, как кружево, стенами; издали оно было похоже на обвитую виноградом беседку. В первом этаже разрисованные и покрытые украшениями окна выдавались в виде балконов; шесть окон выходило на восток и шесть — на запад. Утром, когда барон верхом на своём любимом соловом коне отправлялся в лес в сопровождении огромных борзых, он приветствовал у каждого окна одну из евоих дочерей, которые с молитвенниками в руках молили Бога о благоденствии рода Керверов. Глядя на их белокурые волосы, голубые глаза и сложенные руки, можно было принять их за мадонн, стоящих в лазуревых нишах. Вечером, когда солнце садилось, и барон, объехав свои владения, возвращался домой, он издали уже видел в окнах, обращённых на запад, своих шестерых сыновей с тёмными кудрями и смелыми взорами — надежду и гордость семьи. Их можно было принять за изваяния рыцарей в портале храма. Все, как друзья, так и враги, на десять миль в окружности, желая указать на образец счастливого отца и могущественного барона, называли господина де Кервера.

В замке было только двенадцать окон, а детей у барона было тринадцать. Самый младший, которому не хватало места, был красивый шестнадцатилетний мальчик; его звали Ивон. По обыкновению, он был любимцем отца. Утром при отъезде и вечером при возвращении барон всегда находил Ивона у порога дома, где мальчик поджидал отца, чтобы обнять его. Все бретонцы очень любили этого мальчика с русыми, падающими по плечам кудрями, стройным станом, отважным видом и смелыми движениями. Когда ему было двенадцать лет, он храбро бросился на волка и убил его топором. За это его прозвали Неустрашимым. Ивон вполне заслуживал это прозвище: никогда ещё не бывало такого смельчака.

Однажды, когда барон оставался дома и для развлечения состязался в борьбе со своим оруженосцем, Ивон в дорожном платье вошёл в фехтовальную залу и, преклонив перед отцом колено, сказал:

— Государь и отец мой, я прошу вашего благословения, так как пришёл с вами проститься. В семье Керверов довольно рыцарей; она не нуждается в ребёнке; пора мне поискать самому счастья. Я хочу отправиться в далёкие края, испытать свои силы и составить себе имя.

— Ты прав, Неустрашимый, — отвечал барон, взволнованный более, чем хотел показать. — Я тебя не удерживаю; я не имею права удерживать тебя; но ты ещё очень молод, дитя моё; быть может, тебе было бы лучше ещё на год остаться с нами?

— Мне шестнадцать лет, отец; в эти годы ты уже сражался с Роганом. Я не забыл, что наш герб — единорог, поражающий льва, а наш девиз: вперёд! — и не хочу, чтобы Керверы имели основание краснеть за младшего члена семьи.

Ивон получил от отца благословение, пожал руки братьям, поцеловал сестёр, простился со всеми оплакивавшими его вассалами и с лёгким сердцем отправился в путь-дорогу.

На пути ничто не могло его остановить. Река ли встречалась — Ивой переплывал её; гора ли — он переходил её; лес ли — он пробирался через него но солнцу. "Вперёд, Керверы!” — восклицал он, как только встречалось препятствие, и так или иначе шёл всё прямо.

Три года странствовал, он по свету в поисках приключений, то побеждая, то терпя поражение, но всегда одинаково весёлый и храбрый; наконец ему предложили отправиться в крестовый поход против норвежских язычников. Предстояло двойное удовольствие: побить неверующих и завоевать королевство.

Ивон выбрал двенадцать смельчаков, нанял небольшое судно и водрузил на главной мачте синий флаг с гербом и девизом Керверов.

Море было спокойно, ветер благоприятен, ночь ясна. Ивон, лёжа на палубе смотрел на звёзды и искал между ними ту, которая бросает свой мерцающий свет на отцовский дом. Вдруг корабль налетел на скалу; раздался страшный треск; мачты упали, как подрубленные деревья, огромная волна залила палубу и увлекла за собой всё, что на ней было.

— Вперёд, Керверы! — воскликнул Ивон, как только показался на поверхности, и поплыл так спокойно, как будто купался во рву старого замка. К счастью, взошла луна, и Ивон заметил на некотором расстоянии среди серебристых волн тёмное пятно; то была земля. Он достиг её не без труда и вышел, наконец, на берег. Промокнув до костей, выбившись из сил и задыхаясь, он растянулся на песке и, ни о чём больше не тревожась, помолился и заснул.

2

Проснувшись утром, Ивон попытался ознакомиться со страной, куда его забросил случай. Он заметил в отдалении громадный, похожий на собор, дом с окнами в пятьдесят футов вышины. Он шёл до него целый день, и, наконец, очутился перед дверью с таким тяжёлым молотком, какого человеческая рука не могла поднять.

Ивон взял большой камень и начал стучать им в дверь.

— Войди, — раздался чей-то голос, подобный рёву быка. В ту же минуту дверь отворилась, и маленький бретонец очутился перед великаном никак не меньше сорока футов ростом.

— Как тебя зовут и зачем ты пришел сюда? — спросил великан, схватив нашего искателя приключений за шиворот и подняв с земли, чтобы лучше рассмотреть.

— Меня зовут Неустрашимым, и я ищу счастья, — отвечал Ивон, с вызывающим видом смотря на чудовище.

— Ну, вот ты и нашёл его, храбрец Неустрашимый! — насмешливо сказал великан. — Мне нужен слуга; я беру тебя в услужение, и ты тотчас же вступишь в свою должность. В это время я выгоняю на пастбище своё стадо. Ты вычистишь хлев. Я не даю тебе никакого другого дела, — прибавил он со злой усмешкой. — Ты видишь, что я добрый хозяин. Принимайся же за работу, а главное, не броди по дому, не то поплатишься головой.

— И в самом деле у меня добрый хозяин; работа не тяжёлая, — подумал Ивон, когда великан ушёл. — Слава Богу, времени хватит вычистить хлев. Чем бы пока заняться от скуки? Пойти разве в дом, если мне запрещают в него заглядывать, — значит, там есть что посмотреть.

Он вошёл в первую комнату; там был большой очаг с привешенным на крюке котлом. В котле что-то кипело, хотя на очаге не было огня.

— Что бы это значило? — сказал бретонец. — Тут какая-то тайна. — Он отрезал прядь волос, погрузил в котёл и вынул; она вся покрылась медью.

— Ого! — воскликнул он. — Вот необыкновенный бульон! Если его проглотить, в желудке будет славная броня.