Люди привыкают ко всему, даже к самому невиданному.

Для господина Отца и госпожи Матери воспитание Тисту вскоре опять стало главной заботой.

— Я полагаю, что сейчас было бы весьма уместно показать ему, что такое нищета, — изрек господин Отец.

— Ну а потом нужно дать ему представление о том, что такое болезнь… чтобы он побольше заботился о своем здоровье, — добавила госпожа Мать.

Господин Дырнадис во время урока порядка превосходно все ему объяснил; ему же мы поручим провести и урок нищеты.

И уже на следующий день Тисту, вверенный заботам господина Дырнадиса, узнал, что нищета живет в трущобах.

Тисту для этой экскурсии посоветовали надеть его старый голубой берет.

Дабы объяснить Тисту, что трущобы расположены на окраине города, господин Дырнадис использовал один из самых трубных своих голосов.

— Эта зона трущоб является настоящим стихийным бедствием.

— А что такое стихийное бедствие? — спросил Тисту.

— Стихийное бедствие — это такое бедствие, от которого становится нехорошо сразу многим людям, очень многим.

Господин Дырнадис мог не продолжать. У Тисту уже чесались пальчики.

Однако то, что предстало его взору, было еще хуже, чем тюрьма. Он увидел узкие, утопающие в грязи зловонные улочки, которые извивались между кое-как сколоченными из досок сооружениями. Это нагромождение досок походило на лачуги, но лачуги настолько дырявые, настолько хлипкие и дрожащие от малейшего порыва ветра, что можно было только удивляться, как это они еще умудряются не падать. Двери у этих лачуг были на скорую руку залатаны какими-то кусочками картона или старой, насквозь ржавой жестью от консервных банок.

По сравнению с чистыми, богатыми улицами, где стояли каменные дома и где подметали каждое утро, зона трущоб казалась другим городом, отвратительным городом, позорящим тот, чистый город. Здесь не было ни фонарей, ни тротуаров, ни муниципальных поливальных машин.

«Небольшой газон впитал бы в себя грязь и сделал бы эти дороги более приятными, ну а вьюнок, если дать его побольше, вместе с ломоносом сделал бы эти готовые завалиться хижины более устойчивыми», — размышлял Тисту, который, выставив вперед пальчики, пробовал на ощупь все попадавшиеся ему на пути уродства.

В этих лачугах жило гораздо больше людей, чем они могли вместить, и поэтому у всех этих людей был болезненный цвет лица. «Так вот ютиться в такой тесноте да еще без света, побледнеешь тут… станешь бледным, как эндивий, который Светоус выращивает у себя в подвале. Мне бы, например, не очень понравилось, если бы со мной обращались, как с эндивием».

И, чтобы живущие в лачугах дети могли немного порадоваться ярким краскам, Тисту решил посадить перед их окошками герань.

— А скажите, почему же все эти люди живут не в домах, а в каких-то крольчатниках? — спросил он внезапно.

— Потому что у них нет другого дома: вы задаете глупые вопросы, — ответил господин Дырнадис.

— А почему же у них нет другого дома?

— Потому что у них нет работы.

— А почему у них нет работы?

— Потому что им не повезло в жизни.

— Так что, значит, у них вообще ничего нет?

— Совершенно точно, Тисту, и как раз это-то и называется нищетой.

«По крайней мере, завтра у них будут цветы», — мысленно сказал себе Тисту.

Тут он увидел впереди мужчину, избивавшего женщину, и ребенка, который с плачем побежал прочь.

— А что, из-за нищеты люди становятся злыми? — спросил Тисту.

— Да еще как часто, — ответил господин Дырнадис, и тут мальчику пришлось узнать много новых ужасных слов.

Тисту слушал, и у него перед глазами вставал облик нищеты, похожей на чудовищную черную курицу с безжалостным взглядом, крючковатым клювом и необъятными, раскинувшимися на весь мир крыльями. Курица эта беспрестанно высиживала каких-то страшных цыплят. Господин Дырнадис знал их всех по именам. Тут были цыпленок-воровство, в огромных количествах похищавший кошельки и взламывавший сейфы; цыпленок-пьянство, который норовил выпить как можно больше водки, а потом валился в сточную канаву; цыпленок-порок, всегда готовый на подлые поступки; цыпленок-убийство, вооруженный ножом и револьвером; наконец, цыпленок-революция, самый худший из всего выводка… Было ясно, что всем этим цыплятам была прямая дорога в тюрьму.

— Тисту! Я смотрю, вы совсем меня не слушаете, — вдруг закричал господин Дырнадис. — Да перестаньте же хвататься руками за всякую гадость! Ну что за дурацкая привычка все трогать? Сейчас же наденьте перчатки.

— А я их забыл дома, — ответил Тисту.

— Ладно, продолжим наш урок. Что нужно, чтобы бороться с нищетой и ее роковыми последствиями? Ну-ка поразмышляйте немного… А все очень просто… По… по… по…

— Ах, ну, разумеется, помочь им нужно, вот что.

— Нет, порядок нужен!

Тисту немного помолчал. Слова Дырнадиса, похоже, не убедили его. И, подумав, он сказал:

— А вы уверены, господин Дырнадис, что он существует, этот ваш порядок? Мне что-то не верится.

Уши у господина Дырнадиса так покраснели, так побагровели, что стали похожи уже не на уши, а на какие-нибудь помидоры.

— Потому что, если бы порядок существовал, — продолжил Тисту с большой уверенностью в голосе, — то нищеты не было бы вовсе.

Оценка, которую получил в тот день Тисту, оказалась не очень высокой. Господин Дырнадис написал в дневнике: «Мальчик рассеян и слишком много рассуждает. Из-за благородных порывов у него пропадает чувство реальности».

Ну а на следующий день… Вы угадали. На следующий день газеты Прицелеса сообщили про настоящее половодье вьюнков. Советы Светоуса оказались выполненными буквально.

Уродливые лачуги спрятались за ярко-сини ми, как небо, арками цветов, а вдоль превратившихся в мягкий газон дорог выросли живые изгороди из герани. Убогие кварталы, от которых все старались держаться подальше из-за их ужасающей неприглядности, превратились в самые красивые кварталы города. Их стали посещать, как музеи.

И жители тех кварталов решили извлечь из всего случившегося пользу. Они установили турникет и начали брать за вход деньги. Благодаря притоку туристов появились рабочие места, поскольку сразу потребовались сторожа, гиды, продавцы открыток, фотографы…

Это было уже настоящее богатство.

Чтобы распорядиться своим богатством, люди решили построить среди деревьев высокое здание на девятьсот девяносто девять прекрасных квартир с электрическими плитами, где смогли привольно разместиться все бывшие обитатели трущоб. А поскольку, чтобы построить здание, потребовалось много народу, все безработные обрели работу.

Светоус при первом же удобном случае не преминул поздравить Тисту.

Молодец, Тисту! Очень хорошо, просто чудесно у тебя получилось с трущобами. Вот только ароматов в твоем квартале немного не хватает. Подумай-ка в следующий раз о жасмине. Он и растет быстро, и пахнет хорошо.

И Тисту пообещал в следующий раз сделать все еще лучше.

Во время посещения больницы Тисту познакомился с маленькой больной девочкой.

Благодаря щедрости господина Отца в Прицелесе была построена очень красивая, очень большая и очень чистая больница, где имелось все необходимое для того, чтобы лечить людей от всех болезней. Через большие окна в палаты проникало много солнечного света, а белые блестящие стены радовали глаз. Больница не показалась Тисту уродливой, скорее наоборот. И все-таки он почувствовал… как бы это объяснить? Он почувствовал, что в больнице витает что-то печальное.

Руководил больницей доктор Разнохворий, человек, как это было видно с первого взгляда, очень знающий и очень добрый. Тисту показалось, что внешностью своей он немного напоминает Светоуса, только такого Светоуса, у которого не было бы усов, но зато сидели бы на носу большие очки в черепаховой оправе. Тисту так и сказал ему об этом.