— Я не нарочно, господин учитель, — отвечал внезапно разбуженный Тисту.
— Меня это мало волнует. Повторите, что я только что сказал!
— Шесть тортов… разделить на двух ласточек…
— Кол!
В первый свой школьный день Тисту вернулся домой с целой охапкой колов.
На второй день его в наказание оставили на два часа после уроков, и эти два часа он тоже благополучно проспал.
Ну а на третий день учитель попросил Тисту передать отцу письмо.
Распечатав это письмо, господин Отец с огорчением прочитал следующие слова:
«Сударь, Ваш сын не такой, как все остальные дети. Мы не можем держать его в нашей школе».
Школа возвращала Тисту его родителям.
Глава 5,
в которой говорится о свалившейся на Сияющий дом заботе и о том, как было решено использовать для Тисту новую систему обучения
Забота — это такая печальная мысль, которая начинает сдавливать черепную коробку ранним утром и потом не дает покоя целый день. Она пользуется любым предлогом, чтобы проникнуть в помещение: притаившись меж листьев, залетает в окно вместе с порывом ветра, впархивает, оседлав песенку какой-нибудь птички, прибегает по телефонным проводам.
В то утро забота в Прицелесе звалась: «Не такой, как все остальные дети».
Солнце никак не могло решить, вставать ему или нет.
«Так не хочется будить этого беднягу Тисту, — мысленно говорило оно себе. — Откроет глаза и сразу же вспомнит, что его выгнали из школы…»
Солнце умерило свой пыл и бросало на землю лишь самые слабые из своих лучей, постаравшись при этом закутать их в туман, чтобы небо над Прицелесом осталось серым.
Однако у заботы немало своих маленьких хитростей, и ей всегда удается дать о себе знать. Она взяла да и забралась в самый громогласный заводской гудок.
И все в доме услышали, как гудок забасил:
— Не такой, как остальные-ные-ные! Тисту не такой, как остальные-ные-ные!
Так вот забота проникла и в комнату Тисту.
«Что же со мной будет?» — задумался мальчик. И опять спрятал голову в подушку. Однако заснуть уже не смог. Ну согласитесь, что за незадача: так легко засыпать в классе и страдать без сна в своей постели!
Госпожа Амелия, повариха, бурчала себе под нос, разжигая свои плиты:
— Не такой, как остальные дети, наш Тисту? А что, собственно, у него не такое, как у остальных? Руки такие же, ноги такие же… тогда что?
Слуга Каролюс, нещадно натирая лестничные перила, приговаривал:
— Не такой, как фще оштальные, Тишту! Пришли бы они мне так шкажали, мне!
У Каролюса, должны мы вам сказать, был небольшой иностранный акцент.
На конюшне перешептывались между собой конюхи:
— Не такой, как остальные дети, такой милый ребенок… Вы можете в это поверить, а?
А поскольку лошадям передаются заботы людей, то даже чистокровные смородинно-красные жеребцы и то, казалось, разволновались, застучали копытами по боковым перегородкам, стали натягивать поводья. На лбу же у кобылы Красавицы внезапно появилось три седых волоска.
Один только пони Гимнастик остался в стороне от этой суматохи: он стоял и спокойно жевал сено, обнажая свои прекрасные белые зубы, похожие на маленьких трефовых тузов.
Однако все остальные, за исключением этого пони, который делал вид, будто ему все безразлично, ломали себе голову над тем, что делать с Тисту.
Ну и, естественно, с особым беспокойством задавали себе этот вопрос родители.
Стоя перед зеркалом, господин Отец наводил блеск на свою бриллиантиновую голову, но делал это без особой радости, просто по привычке.
«Надо же, — размышлял он, — получается, что ребенка вырастить даже труднее, чем изготовить пушку».
Сидя в постели посреди розовых подушек, вся розовая, госпожа Мать уронила в чашечку кофе с молоком слезинку.
— Если он засыпает в классе, то как же мы сможем его чему-либо научить? — спросила она у господина Отца.
— Может быть, рассеянность поддается лечению, — ответил тот.
— Мечтательность все-таки не так опасна, как бронхит, — отозвалась госпожа Мать.
— И тем не менее Тисту нужно становиться мужчиной, — сказал господин Отец.
После обмена этими глубокомысленными замечаниями они немного помолчали.
«Что же делать, что же делать?» — мысленно спрашивали они себя.
Господин Отец отличался склонностью к быстрым и энергичным решениям. Руководство пушечным заводом закаляет душу. К тому же он очень любил сына.
— Я придумал, — заявил он наконец. — Все очень просто. Со школой у Тисту ничего не получается — ну и пусть! Ни в какую школу он больше ходить не будет. Это книги его усыпляют; книги, значит, отменяем. Мы проверим на нем новую систему воспитания… раз уж он не такой, как все! Он выучит то, что ему нужно знать, глядя непосредственно на вещи. Ему прямо на месте покажут, что такое камни, что такое сад или поля; ему объяснят, как функционируют город, завод и все остальное, все, что нужно, чтобы помочь ему стать взрослым. Ведь в конечном счете жизнь — это самая лучшая школа. Посмотрим, что из этого получится.
Госпожа Мать отнеслась к решению господина Отца с восторгом. Она чуть было даже не пожалена, что у нее нет других детей, на которых можно было бы тоже распространить столь соблазнительную систему воспитания.
Так что у Тисту навсегда отпала необходимость впопыхах проглатывать бутерброды, везде таскать за собой ранец, сидеть за партой, неумолимо притягивающей к себе его голову, и носить охапками колы; вот-вот должна была начаться новая жизнь.
А солнце в это время вновь засияло в полную силу.
Глава 6,
в которой рассказывается об уроке, посвященному саду, и о том, как Тисту вдруг обнаружил, что у него зеленые пальчики
Надев на голову соломенную шляпу, Тисту отправился на урок сада.
Господин Отец счел логичным начать испытание своей образовательной системы именно с этого предмета. Урок сада — это ведь по существу урок земли, земли, по которой мы ходим, которая родит потребляемые нами овощи и ту траву, что питает животных, пока они не становятся достаточно большими, чтобы быть съеденными…
— Земля, — заявил господин Отец, — лежит в основе всего.
«Вот только бы сон меня опять не сморил!» мысленно говорил себе Тисту, отправляясь ни урок.
Садовник Светоус, предупрежденный господином Отцом, уже ждал своего ученика в оранжерее.
Светоус был старым одиноким человеком, не очень разговорчивым и не всегда любезным. А из-под ноздрей у него рос прямо настоящий лес, лес цвета белого снега.
Ну как вам описать усы Светоуса? Они пред став л ял и собой истинное чудо природы. Было любо-дорого смотреть на него, когда садовник шел ветреным зимним днем с лопатой на плече: можно было подумать, что у него из носа выры ваются белые языки пламени и мечутся возле ушей.
Тисту любил старого садовника, хотя в то же время и немного побаивался его.
— Добрый день, господин Светоус, — произнес Тисту, приподняв над головой шляпу.
— А, пришел, — ответил садовник. — Ну хорошо! Сейчас посмотрим, что ты умеешь. Вот кучка перегноя, а вот цветочные горшочки. Насыпь в них земли, надави пальцем посредине, чтобы получилась ямка, и расставляй горшочки вдоль стены. Потом мы посадим в них те семена, которые нужно.
Восхитительные оранжереи господина Отца не уступали своим великолепием остальной части дома. Под сверкающими стеклами благодаря большому калориферу поддерживалась влажная, теплая атмосфера: там посреди зимы расцветали мимозы, там росли привезенные из Африки пальмы, там выращивали лилии за их красоту, туберозы и жасмин — из-за их запаха, а орхидеи, которые совсем не красивы и никак не пахнут, — из-за совершенно ненужного цветку свойства, из-за их редкости.
В этой части имения Светоус был единовластным хозяином. Когда госпоже Матери случалось показывать оранжерею своим воскресным приятельницам, садовник, облаченный в новенький фартук, встречал их у двери, любезный и разговорчивый, как мотыга.
