Мерридит выбросил за борт окурок сигары.

— И что это значит?

— Болезнь уже проникла в ваши ткани. И лимфоузлы. Возможно поражение глаз. Увеит. Пурпура. Папиллоэдема.

— Говорите как есть. Не приуменьшая.

Доктор вздохнул, посмотрел на свои руки, точно вдруг рассердился на них.

— Скорее всего, вы ослепнете. И довольно скоро. Вы уже слепнете.

— Продолжайте.

— После того как инфекция проникает в организм, она поселяется в нем и принимается стремительно размножаться. У вас разовьются гуммозные язвы — сыпь — по всей коже. А еще в костях и жизненно важных органах. Мы полагаем, что инфекция поражает внешнюю оболочку артерий. Фактически разъедает ее.

— Разъедает, говорите?

— Образно выражаясь.

— А потом?

— Лорд Кингскорт, вы расстроены. И это вполне естественно: вас огорчило известие о болезни. Я…

— Я хочу знать, Манган. Я готов.

— Что ж… болезнь поражает нервную и сердечно-сосудистую систему. В первом случае могут быть серьезные изменения личности. Возможно, даже ПП.

— Что это?

— Прогрессивный паралич.

Перед ним, точно призрак, явилось воспоминание детства. Сумасшедшая в Голуэе с визгом рвет на себе одежду, демонстрируя прохожим наготу. Его няня, мать Мэри Дуэйн, дабы оградить его от этого зрелища, ведет его прочь по грязной улице. Опьянение ужасом. Руки его в варенье.

— И лечения нет?

— Можем лишь немного облегчить симптомы с помощью ртути. Разумеется, мы не хотим, чтобы вам стало хуже до прибытия в Нью-Йорк. Следующие сорок восемь часов вам необходим полный покой.

— А что в Нью-Йорке?

— Там есть частное заведение для пациентов, кто страдает от той же болезни, что вы. Как только прибудем, я могу договориться, чтобы вас приняли туда.

— Кажется, такие заведения называют лечебницами для сифилитиков.

— Не важно, как их называют: медсестры там хорошие. В некоторых научных работах высказывают предположение — имейте в виду, пока только предположение — о том, что удалось отыскать новое средство, внушающее надежду: иодид калия. Но пока что оно малоизучено. И результаты крайне неубедительны.

— Значит, сделать ничего нельзя?

— Если бы у вас была первая или вторая стадия, можно было бы побороться. И мы будем бороться конечно же. Но шансы невелики.

— Как думаете, сколько мне осталось? В худшем случае?

— Полгода. Может быть, год.

Solve vincula reis, prefer lumen caecis,

mala nostra pelle, bona cuncta posce[99].

Накатившая волна обдала их желтыми брызгами. Густые полосы белой пены плескались о борт. Мерридит вытер глаза рукавом.

— Спасибо вам за смелость, Манган. Наверное, это трудно. Такие вот ситуации.

— Мне очень жаль, сэр. Я желал бы вас обнадежить.

— Нет-нет. Я должен пожать вам руку. Палач не виноват, он лишь исполняет свой долг.

— Скажите, сэр, бывали ли у вас неприятности такого рода?

Лорд Кингскорт не ответил. Доктор тихо добавил:

— Я уже стар, Мерридит. Меня трудно чем-либо удивить.

— В молодости я подхватил гонорею. — Слово повисло в воздухе, точно плывущий камень.

Доктор кивнул, уставился вдаль, точно силился рассмотреть что-то движущееся в темноте.

— Видимо, вы захаживали в определенные заведения?

— Раз-другой. Много лет назад.

— М-м. Конечно, конечно.

— Первый раз еще в Оксфорде. Отправились развлекаться с друзьями. Второй, когда служил во флоте. И третий раз в Лондоне.

— Раньше считалось, что сифилис и гонорея — разновидности одной болезни. Близкие родственники, если угодно. Теперь мы знаем, что это не так. Несколько лет назад профессор Рикор[100] обнаружил разницу. Кажется, в тридцать седьмом году. Гениальный француз.

— Что будет с моей женой?

— Если хотите, я сам сообщу ей. Или можем попросить миссис Деррингтон. Но лучше бы она узнала это от вас.

— Она не должна об этом знать, Манган. По крайней мере, пока.

— Мерридит, вполне возможно, что она тоже заразилась. Она…

— У нас давно нет близости, — тихо перебил он. — Вот уже несколько лет.

Из-за огромной тучи выскользнула затененная луна.

— Вообще?

Он кивнул.

— Мы не живем как муж и жена. Я хотел уберечь ее. После того, как заразился в прошлый раз.

— Все равно. — Доктор вздохнул. — Латентная стадия может длиться от месяца до десяти лет. А порою намного дольше. Ей грозит серьезная опасность. Как и любой другой женщине, с которой вы были близки. Такая женщина есть? Прошу вас, Мерридит, скажите мне правду.

Доктор принял молчание за разрешение продолжать.

— На этом корабле есть одна молодая особа, при упоминании о которой вы всегда прячете глаза. Мы с миссис Деррингтон сразу это заметили. Еще я заметил, что эта молодая особа никогда не разговаривает с вами. Довольно необычно для отношений служанки и господина.

— И что с того?

— У вас была телесная близость? Пожалуйста, скажите правду.

— Нет.

— Но между вами связь?

— Раньше… я приходил к ней в комнату по ночам.

— И что между вами было? Мне нужно знать всё.

— Если вам правда нужно это знать, она позволяла мне смотреть, как она готовится ко сну.

— Раздевается?

— Как еще прикажете готовиться ко сну?

— Вы к ней прикасались, Мерридит? Она прикасалась к вам?

Он посмотрел в лицо своего инквизитора, но оно было невозмутимо. Мерридит вдруг подумал об исповеди у католиков. Не так ли и их допрашивают в тесной, как гроб, кабинке? Ему всегда казалось странной мысль поверять другому человеку свои слабости и страсти, сокровенные желания, телесные и душевные. Теперь он усматривал в этом своего рода освобождение. Но не благочестие. Скорее, напротив.

— Я иногда прикасался к ней. Но не так, как вы думаете.

— Не в интимном смысле?

— Я прикасался к ее телу. Она к моему — нет.

— Вы не имели близких отношений с этой девицей?

— Я уже ответил вам.

— Никогда? Правда? Вы клянетесь?

Мерридит опять расплакался, испуганно и очень тихо. Доктор протянул ему платок, но он лишь покачал головой и сделал над собой усилие.

— Я говорю с вами как друг, Мерридит, не как судья.

— В молодости мы с ней ходили гулять. На родине, я имею в виду. В Голуэе. Кажется, раз или два мы вели себя опрометчиво.

— То есть совокуплялись?

— Нет.

— А что тогда? Позволяли себе вольности?

— Ради бога, Манган. Или вы в молодости не влюблялись?

Virgo singularis, inter omnes mites, nos culpis solutos, mites fac et castos[101].

— Вы все еще любите ее?

— Я питаю к ней сильные чувства. И питал их всегда. Но жить этими чувствами не имел возможности.

— Я не это имел в виду, и вы наверняка понимаете. Я говорю о любви в плотском смысле.

— Того, на что вы намекаете, не было уже лет пятнадцать, если не больше.

— А недавно? Вы ее только ласкали?

— Да.

— Разглядывали?

— Если угодно.

— Входили в нее?

— Нет.

— Не ублажали себя в ее обществе? Не изливали семя?

— Ну хватит. Кем вы меня считаете, черт побери?

Доктор ответил кротко, но ледяным тоном:

— Я считаю вас мужчиной, наделенным властью. Как все мужчины по отношению к женщинам.

Vitam praesta puram, iter para tuum[102].

— He было ничего, что подвергло бы ее опасности.

— Вы не должны впредь сближаться с нею в этом роде. Понимаете?

— Уверяю вас, такое вряд ли возможно.

— Почему, позвольте спросить? Я требую гарантий. В противном случае долг предписывает мне удалить эту девицу из вашей каюты.

— Манган, прошу вас…

— Я исполню свой долг, и точка. Вы должны объяснить мне причину, чтобы я поверил, что вы не станете впредь сближаться с этой девицей, иначе я пойду к капитану и уговорю его перевести ее в другую каюту.