Беседа ее была проникнута смыслом и уверенностью, каковую Мерридиту еще не приходилось встречать в женщинах. Она не походила ни на его сестер, ни, уж конечно, на тетушку Эдди, и не была хохотушкой, как Эмилия Блейк. Англичанка держалась смело, почти дерзко, совсем как та, о которой он теперь почти не вспоминал. Ночью после знакомства с Лорой Маркхэм он не сомкнул глаз. Он чувствовал, что их общение не прервется, хотя еще и не понимал, кем они станут друг другу.

Назавтра он поймал себя на том, что, вместо того чтобы стрелять или наблюдать в бинокль, как стреляют другие, он смотрит на Лору. Она с прочими барышнями сидела на веранде: укутавшись в пледы, они пили кофе. Одни играли в шахматы, другие щипали струны гитар, но Лора Маркхэм все утро читала «Таймс». Мерридита это заинтриговало. Кажется, он ни разу не видал, чтобы женщина читала газету. Он надеялся, что она отыщет повод выйти на луг, но этого не случилось, она сидела и читала.

Обед выдался шумный и немного хмельной. Потом играли в комнатные игры, тоже шумно: какофония кокетливых фраз и извинений за случайные прикосновения. Перед ранним ужином все отправились на поиски остролиста. Дэвид пошел с Лорой Маркхэм. Она смело взяла его под руку; так они прошагали по гравийной дорожке, похрустывавшей под ногами, пересекли верхнюю лужайку, похожую на ковер, изучили ряд величественных чужеземных деревьев: целая армия садовников заботилась о том, чтобы они не погибли в климате Уиклоу. Поиски остролиста мало интересовали Дэвида и Лору — если они что и искали, так только тихий уголок, где их никто не потревожит. В удлиняющихся тенях от ощипанных кустов и фигурных изгородей, остриженных под гиппогрифов и диковинных птиц, веяло жутью. Но с Лорой Мерридиту было покойно и легко. Оглянувшись, он заметил на заиндевелой траве неряшливую цепочку их параллельных следов. Это зрелище вселило в него умиротворение. Вскоре они дошли до нижнего кладбища домашних животных, где Уингфилды отдавали своим любимцам последние почести, каковых не удостаивали даже арендаторов.

Лора обвела непроницаемым взглядом изысканные сады. Поодаль в тумане светились огни дома, точно на корабле из прекрасного сна.

— В Голуэе так же?

— Нет, Голуэй не такой ухоженный.

Она села на узорчатую плиту из порфира, под которой покоился жеребчик, дважды участвовавший в скачках в Дерби, и с веселым вздохом сложила руки. Из куста рододендрона с криком выпорхнула испуганная сипуха.

— Йоркшир, Бретань и подобные им грая Эти приукрашенные сады навевают на меня тоску Все равно что затянуть фею в корсет. Вы не находите?

Мерридит смутился. Чопорные дамы из его окружения ни за что не произнесли бы прилюдно слово «корсет». А Эмилия Блейк, наверное, и мысленно его не произносила.

— Как-нибудь приезжайте к нам в гости. В Голуэй.

— Хорошо. Быть может, вы пригласите меня на свою свадьбу, — улыбнулась она. — Мне хотелось бы посмотреть на вас в естественной среде обитания.

Он и не знал, что она осведомлена о его помолвке: интересно, как она выяснила это, подумал Мерридит. Получается, он ее заинтриговал, раз она расспрашивала о нем. При мысли об этом у него екнуло сердце.

— А если приглашу, вы потанцуете со мной? — только и нашелся он.

— Пожалуй. — Она устремила взгляд на пруд. По воде скользила гондола с горящими факелами. — Но лучше вам сперва подучиться танцевать. Вы согласны?

Он вспомнил, как впервые прикоснулся к ней.

В тот воскресный вечер на ней было белое платье с небесно-голубым поясом, который подчеркивал ее тонкую талию. Возле ямки на шее поблескивал крестик. Они танцевали вальс, и у Дэвида онемели руки: так неловко он обнимал ее.

— Неужто в Голуэе не вальсируют? — спросила она. — Будьте любезны, принесите мне бренди. И давайте выпьем.

От бренди у него кружилась голова, причем всегда: любовь матросов к этому напитку отравила ему службу. Но ей он принес бренди и смотрел, как она пьет. Лора негромко подпевала изящной музыке, подшучивала над неуклюжими танцорами, касалась его запястья.

На лестничной площадке третьего этажа они полюбовались портретами предков, давно умерших Уингфилдов. У двери своей комнаты она пожала ему руку. И, точно медалью, наградила его поцелуем в щеку. Он опомниться не успел, как она закрыла дверь, и он остался один под строгими взглядами портретов, с пустым бокалом из-под бренди в руках.

Она была единственной дочерью промышленника из Сассекса, дом ее отца находился неподалеку от побережья. Отец владел фабриками по производству керамической и фаянсовой посуды. Лора была тремя годами моложе Дэвида Мерридита, но уже дважды была помолвлена: первый ее жених был лейтенант кавалерии, второй — коммерсант, знакомый отца. Кавалерист скончался от чахотки, вторая помолвка расстроилась по воле Лоры. Она не жалеет.

Когда охота закончилась и гости утомленно разъехались, чтобы подготовиться к следующей утомительной охоте, виконт Карна остался в Пауэрскорте. Впоследствии ему казалось, что эти дни, это счастливое время, сменившееся не таким счастливым, защищал невидимый панцирь. А если прогнать из памяти Мэри Дуэйн (он уже к этому привык), то это была самая счастливая пора его жизни.

Мерридит и Лора Маркхэм отправились с Уингфилдами в Дублин, посещали спектакли, концерты, побывали на бал-маскараде у герцога Ленстер-ского. Пьяненький старый герцог, полюбовавшись их вальсом, подошел и поздравил их с прекрасным событием. «Я и не знал, Мерридит, что у вас такая чудесная невеста. Если бы знал, беспременно сам посватался бы к ней. Она как чистокровная лошадка среди пони».

Старик обдал их парами джина и дурным запахом изо рта, ушел прочь, а они засмеялись его словам. Но после этого танцевали уже с новым чувством. Точно герцог нашел название совершавшемуся между ними. И они признали это благодаря разрешенной танцем близости.

Мерридит сопровождал ее в итальянский цирк, по утрам катался с нею верхом в Феникс-парке. Под несущиеся из зоосада крики просыпающихся обезьян они наблюдали за сменой караула. К концу проведенных вместе двух недель Лора и Дэвид были почти неразлучны. Когда она уезжала в Сассекс, он поехал с нею в Кингстаун — проводить на паром. Падал снег. Вдоль причала тянулась очередь эмигрантов. Возле сходен Дэвид попытался поцеловать Лору, она молча отстранилась, но взгляд ее вселил в него надежду. Он вновь потянулся к ней, но она вновь отстранилась. Да, у нее действительно есть к нему чувства, тихо призналась Лора, но она считает несправедливым обманывать другую девушку.

Перед Мерридитом стоит выбор, и Лора его не ревнует, ни о чем его не просит и не настаивает ни на чем. Истинные его чувства известны ему одному. Он должен поступить так, как считает правильным, и только. На кону счастье нескольких людей. Причинить боль той, кому обещался — серьезное решение, его нельзя принимать легкомысленно. Он должен обдумать все спокойно и основательно, сказала она. Какое бы решение он ни принял, оно подразумевает отказ. Какое бы решение он ни принял, она поймет его и будет с нежностью вспоминать о нем. Но, если ему угодно и впредь с ней общаться, он должен первым снестись с нею. И только после того, как разорвет помолвку с Эмилией Блейк.

Возвращаясь в Голуэй в почтовой карете, Мерридит уже знал, что сделает. В сдержанности Лоры чувствовалось благородство, лишь распалившее его чувство к ней: она держалась с достоинством, которого, пожалуй, не хватало ему самому. Ведь он обручен, и при этом без зазрения совести объяснялся в любви другой. И пошел бы дальше, если бы это было возможно. Осмыслить это непросто, что бы оно ни значило, но если он не сделает этого, вечно будет жалеть.

В сгущавшихся сумерках карета переехала через Шаннон. После снегопада река вышла из берегов, фермеры в мокрых дождевиках раскладывали мешки с песком. Вскоре пейзаж изменился, роскошные заливные луга сменились каменными стенами и кустарниками Голуэя. В стылом воздухе запахло морем и торфяным дымом. Мерридит никогда не забудет, с каким страхом увидал вдали огни Кингскорт-Мэнор.