Я моргнула, ожидая продолжения, но она молчала.

— Подожди. Ты меня не увольняешь?

— Нет. — Она одарила меня раздраженной улыбкой. — Ты не уволена. Пока. Но это предупреждение. Я должна буду сделать пометку об этом в твоем личном деле. Вступать в романтические отношения с пациентом противоречит правилам. Ты скажешь, что ничего романтичного не происходит. Это дружба. Например, никто не видел, как вы целуетесь. Но…

Мы обе знали, что это ложь.

— Я понимаю.

— Пожалуйста, не заставляй меня сожалеть об этом решении.

— Не буду.

Эмбер дважды постучала по столу, как судья, стучащий молотком, чтобы распустить заседание. Затем она встала и оставила меня шататься по комнате.

Меня не уволили.

Официальная предупреждение будет занесено в мое личное дело, но меня не уволили. Так почему же я не почувствовала большего облегчения? Я уже была готова к поиску работы. Пятно в моей безупречной трудовой книжке казалось почти худшим, чем увольнение, как алая буква, пришитая к моему халату.

Узнают ли все? Будут ли теперь за мной наблюдать более пристально?

В детстве меня ни разу не оставляли после уроков. Меня никогда не посылали в кабинет директора. Я никогда не получал оценку ниже «В+»⁴. Это предупреждение должно было бы обеспокоить меня больше. Но по мере того, как я переваривала все это, когда я взвешивала это или наличие Майло в моей жизни, я поняла, что каждый раз выбирала бы выговор в личном деле.

Стоило ли оно того?

Да.

Я не сожалела.

И мне не терпелось рассказать Майло.

Прошлой ночью он звонил мне пять раз, и я проигнорировала их все, прослушав только его единственное сообщение, которое он оставил на голосовой почте.

«Мне жаль. Позвони мне.»

В ту секунду, когда я вышла с территории больницы, я позвонила ему. Мне так хотелось пойти в его палату, но я не стала испытывать судьбу.

Выйдя из комнаты, я направилась в раздевалку, чтобы взять куртку, которую оставила там на прошлой неделе. Если у меня будет свободная неделя, я хотела бы забрать ее домой и добавить к своей стопке белья. С курткой в руке я закрыла свой шкафчик и толкнула дверь. Только я не сделала больше ни шагу. Вместо этого я застыла, резко втянув воздух при виде сердитого взгляда, ожидающего прямо за дверью.

Доктор Вернон стоял в коридоре, скрестив руки на груди и прижавшись спиной к стене.

Он пристально смотрел на дверь.

Ждал меня.

— О, эм… Здравствуйте. Я как раз собиралась уходить. Так что мне лучше… уйти. — Я указала в конец коридора, где освещение было ярче.

Я сделала один шаг, но остановилась, когда доктор Вернон подскочил ко мне.

Он пересек коридор, как молния, заставив меня отшатнуться назад. Дверь в раздевалку еще не совсем закрылась, и он втолкнул меня внутрь. Я отступила, чуть не споткнувшись, когда обегала скамейку.

У меня не было места, чтобы бежать.

Доктор Вернон набросился на меня, как лев, преследующий свою жертву, пока не прижал меня к стене из шкафчиков. Его руки врезались в их двери. Звук сотрясающегося металла и дребезжание навесных замков заставили меня подпрыгнуть. Даже когда я вскрикнула, он продолжал обхватывать руками мое лицо, удерживая меня там, когда низко наклонился.

Его нос потерся о кончик моего. Его горячее дыхание коснулось моей щеки.

Я напряглась, готовая к тому, что он закричит, или проклянет, или как-нибудь меня обзовет. Я не была уверена, чего ожидала.

Но определенно не поцелуя.

Он прижался своими губами к моим с такой силой, что я вздрогнула. Он лизнул мою губу, и я застыла, прижав руки к бокам и затаив дыхание.

Затем он оторвался, пятясь назад и проводя руками по волосам.

О мой бог. Он поцеловал меня. Влага от его языка была на моих губах. Ощущение ее от его губ причиняло боль моим.

Он поцеловал меня.

И я ничего не сделала.

Я сглотнула, втянув немного воздуха через нос. Я была слишком напугана, чтобы открыть рот и ощутить его вкус. И я не осмелилась стереть поцелуй, не тогда, когда он расхаживал взад-вперед, как зверь в клетке.

— У нас кое-что было, Сара.

Я вздрогнула от его голоса, и шкафчики позади меня задребезжали.

— Я не… — Он вытер лицо, качая головой. — Я не знаю, смогу ли я простить тебя за это.

Простить меня? Вопрос остался в ловушке на моих сомкнутых губах. Я была слишком парализована, чтобы говорить.

Он поцеловал меня.

Меня чуть не стошнило.

— Мы могли бы стать чем-то особенным. — Доктор Вернон перестал расхаживать по комнате и повернулся ко мне. Ярость, которую он испытывал в коридоре, исчезла. Теперь он смотрел на меня как на мусор. — Я не могу быть с тобой сейчас.

Я опустила взгляд в пол, и желание вытереться стало еще сильнее. Мне хотелось плакать. Мне хотелось спрятаться и принять душ.

Он поцеловал меня без моего разрешения, и мне было стыдно.

Потому что я позволила этому случиться без борьбы.

Не говоря больше ни слова, доктор Вернон подошел к двери и рывком распахнул ее. Он оставил меня стоять там — оцепеневшую — прокручивая в голове прошедшую минуту.

Снаружи мир шел своим чередом. Больничные звуки были едва слышны за закрытой дверью. Пациентам было больно. Медсестры занимались лечением.

А я была статуей, застывшей в ту минуту, которую никогда не забуду.

Я крепко зажмурила глаза, желая, чтобы перемотать часы назад.

Запах доктора Вернона витал повсюду. Он липнул ко мне сильнее, чем любой другой запах сигарет. Я глубоко вздохнула и подавилась. Когда я попробовала еще раз, то зажала рот рукой, затыкая нос, и нашла в себе силы убежать.

Как только я оказалась в коридоре, я бросилась к лестнице.

На другом конце отделения Майло был в своей палате. Вероятно, он был встревожен и ждал объяснений.

Но я не могла дать ему ни одного. Не прямо сейчас.

Майло выбросил бы доктора Вернона из окна, если бы узнал поцелуе.

Поэтому, когда слезы навернулись мне на глаза, я опустила подбородок и прикрыла рот рукой, чтобы сдержать рыдание.

Я побежала, точно так же, как и несколько часов назад. Стук моих ног по лестнице только заставлял меня бежать быстрее, пока я не оказалась дома, в безопасности своей квартиры.

В безопасности в том месте, которое дал мне папа.

Именно тогда я дала волю слезам. Я почистила зубы и умылась, но этого было недостаточно. Запах доктора Вернона, его вкус остались. Поэтому я приняла такой горячий душ, что моя кожа была розовой, когда я вышла из пара.

Я оделась в свою самую удобную пижаму, взяла телефон и легла в постель, прячась под одеялом, поскольку все мое тело дрожало.

Я чувствовала себя грязной. Я чувствовала злость.

Я чувствовала слабость.

И единственный человек, которому я хотела рассказать, был тем же человеком, которому я не могла рассказать.

Телефон, прижатый к моей груди, завибрировал, и мне не нужно было смотреть, чтобы понять, что это Майло.

Я не ответила. Вместо этого я плакала до тех пор, пока слезы не иссякли.

Пока я не выдохлась и не задремала.

Глава 9

МАЙЛО

— И вот последняя. — Ким протянула мне последнюю брошюру из своей стопки, на этот раз предупреждающую меня о рисках зависимости после длительного пребывания в больнице.

— Спасибо. — Я засунул ее в свой рюкзак вместе с пятьюстами компаньонами и сопроводительными листовками, затем застегнул молнию и перекинул его через плечо. Все бумаги будут отправлены в ближайшее мусорное ведро.

На этой неделе мои родители прислали мне посылку из дома. Этот рюкзак, который был у меня со времен старшей школы, лежал внутри вместе с одеждой, которой хватило бы на неделю.

Потому что, хотя я и покидал эту больницу, я еще не совсем закончил с Вашингтоном.

Мама была разочарована, когда я позвонила ей и сказал, что не сразу приеду домой. Ее настроение поднялось в тот момент, когда я сказал ей, что задержусь здесь надолго, чтобы провести время с Сарой.