Она делала все возможное, чтобы скрыть это, но у мамы была лихорадка под названием «Внуки». Она отчаянно хотела, чтобы я остепенился и завел собственную семью. В течение многих лет она пыталась играть роль свахи с матерью Мейзи. В моем маленьком родном городе не было ничего необычного в том, что друзья детства в конце концов становились супружескими парами. Но Мейзи всегда была другом, кем-то вроде младшей сестры. Мама потеряла надежду на то, что мы двое поженимся и заведем детей.

Теперь мама возлагала свои надежды на Сару.

Я тоже.

Я надеялся однажды привести ее домой. Если бы звезды сошлись, я бы познакомил ее со своей большой семьей, коллегами и друзьями. Но сначала я должен был убраться к чертовой матери из этой больницы и разыскать свою девушку.

Прошла неделя с тех пор, как она заснула в моей постели. Прошла неделя с тех пор, как я по-королевски облажался, отключившись. Я был слишком захвачен невероятным ощущением того, как она прижимается ко мне.

Она выбежала из моей палаты, и я звонил ей бесчисленное количество раз. Когда она не появилась на работе несколько часов спустя, я понял, что дела плохи. Ей потребовался почти целый день, чтобы ответить на мои звонки. Даже тогда я знал, что что-то не так. Ее голос не был мягким и сладким, как обычно. Он был раздраженным и унылым.

Она заверила меня, что ее не уволили. Что ее попросили взять отпуск до тех пор, пока меня не выпишут. Она пообещала, что с ней все в порядке, просто она устала и неважно себя чувствует.

Даже по телефону я слышал, что она лжет. Что-то серьезное беспокоило ее, и даже спустя неделю она не хотела говорить об этом открыто. Застряв в своей палате, мне ничего не оставалось делать, кроме как продолжать звонить.

Телефон был моим единственным инструментом, и я никогда не сдавался. Я звонил ей в течение всего дня. И ночью. Я звонил, несмотря на то, что наши разговоры были поверхностными и короткими.

Сара — моя Сара, женщина, чья улыбка могла осветить комнату и чей голос мог утихомирить ураган — пропала.

Сегодня я собирался найти ее.

— Есть вопросы? — спросила Ким.

Я покачал головой.

— Нет.

Доктор Вернон дал мне полное изложение инструкций по уходу после операции. Держать кожу увлажненной, чтобы избежать образования рубцов. Наносить солнцезащитный крем. И бла. Бла. Бла.

Я даже не стал дожидаться, пока он выйдет из палаты, чтобы встать с кровати, порыться в рюкзаке и переодеться в джинсы и рубашку на пуговицах.

— Берегите себя, — сказал я Ким, уже направляясь к двери.

— Ты тоже, Майло. И, эм… — Она понизила голос, на ее губах заиграла улыбка. — Удачи тебе с Сарой. Я болею за вас двоих.

Я улыбнулся.

— Спасибо. За все.

Она не была Сарой, но как медсестра прекрасно справлялась со своей работой.

По большей части я был исцелен. Трансплантаты приживились хорошо — я снова был покрыт кожей. Менее серьезные ожоги медленно меняли цвет с красного на розовый. И если не считать шрамов у меня на лбу и еще одного под челюстью, остальные я бы спрятал от всего мира.

Когда я выходил из палаты, мои джинсы казались грубыми на бедрах. Я так долго носил тонкий, как бумага, хлопок, что было приятно почувствовать, что что-то стоит своего веса. Ботинки на моих ногах были громкими и тяжелыми. Я бы никогда больше не надел тапочки. Я был в восторге от того, что надел рубашку, которая доходила мне до запястий и скрывала ожоги.

Черт, как же я соскучился по настоящей одежде. Я улыбнулся, подходя к лифту, испытывая радостное возбуждение от того, что я свободен.

Прощай, ожоговое отделение. Прощай, Дворец свечей.

Я похлопал по маленькому чайному фонарику на батарейках у себя в кармане.

Затем я вошел в лифт и поехал вниз, чтобы найти настоящий свет этого Дворца.

Мою Сару.

САРА

— Уф, — простонала я, когда в дверь позвонили.

Зачем доставщику понадобилось звонить в дверь? Он привозил мне туалетную бумагу и кофейные стаканчики с Амазон. Оставь и уходи, чувак.

Но я должна была отреагировать на звонок в дверь. Что, если ему нужно, чтобы я расписалась за туалетную бумагу и кофейные стаканчики? Я вскочила с дивана, раздраженная тем, что добралась до двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как он юркнул в свой коричневый грузовик. Я не хотела видеть его так же сильно, как он не хотел видеть меня. Дурацкий долбаный дверной звонок.

Я натянула кардиган спереди, прикрывая тонкую майку, которая была на мне, потому что на улице было холодно. Затем я нацепила на лицо свою улыбку и открыла дверь.

— Спаси…

Мои слова умерли. На моем крыльце стоял Майло. Предполагалось, что его выпишут только завтра.

— Привет. — Его взгляд блуждал по мне с головы до ног.

— Привет, — выдохнула я.

О мой бог. Я не мыла голову три дня. Я не пользовалась косметикой, не то чтобы я часто красилась, но мои бледные ресницы никогда не оставались без нескольких мазков туши, когда он был рядом.

Я еще плотнее запахнула кардиган. Я была разбита вдребезги, а он выглядел потрясающе. Более красивый, чем я могла себе представить. Он выглядел сильнее. Выше. Более сурово.

Не говоря ни слова, Майло сделал шаг вперед, заставив меня отшатнуться назад. Он делал это снова и снова, пока я не оказалась в своей прихожей и у него не нашлось места закрыть дверь. С глухим стуком он сбросил рюкзак со своего плеча на деревянный пол.

Почему я не приняла душ? Почему он оказался здесь на день раньше? Я уже спланировала свой наряд на завтра, когда мы договорились, что я заберу его из больницы. Мои лучшие джинсы-скинни и симпатичный темно-синий свитер ждали своего часа на вешалке в моей ванной.

Он должен был увидеть меня в этом наряде, а не в моих клетчатых рождественских пижамных штанах, которые доходили мне до лодыжек, и красной майке с надписью: «Намасте в постели»⁵. Мой кардиган был охотничьего цвета, и на нем не хватало пуговицы.

Было начало марта, и я щеголяла в своем наряде для рождественского утра.

— Сара. — Его голос заставил меня вздрогнуть.

— Да? — прошептала я, обхватывая себя руками за талию.

Это был тот момент, когда он говорит, что прекрасно провел время, знакомясь со мной, но ему пора возвращаться к своей жизни? Я бы не стала его винить. Он заслуживал того, чтобы найти женщину, которая не позволяла бы властным врачам целовать их в раздевалках. По крайней мере, он заслуживал женщину, которая была бы достаточно сильной, чтобы сообщить об этом.

Я ждала его душераздирающих слов, но Майло молчал.

Прикосновение кончиков его пальцев предшествовало его горячей ладони, когда она провела по моей щеке и затылку.

— Сара. — Мое имя, затем его губы оказались на моих в мгновенном движении, от которого у меня перехватило дыхание и подкосились колени. Его язык вторгся в мой рот, его длинные пальцы исследовали мои плечи, спустились вниз по спине, а затем снова поднялись вверх в отчаянных поисках места, где можно устроиться и притянуть меня ближе.

Это был самый эротичный поцелуй в моей жизни, то, как жадно блуждали его руки. То, как двигались его губы, как наклонялось вперед-назад его лицо, желая все большего и большего, пока его язык сражался с моим собственным. Он целовал меня до потери сознания. Он целовал меня до тех пор, пока мое сердце чуть не остановилось.

Он целовал меня до тех пор, пока я не сломалась.

Первая слеза упала между нами, увлажнив его щеку. Затем за ним последовали остальные.

Я всхлипнула, вырываясь от него и прикрывая рот, чтобы скрыть их. Я сгорбилась, мои плечи изо всех сил старались создать стену, за которой я могла бы спрятаться, когда повернулась спиной к Майло.

Я была такой трусливой. Я была недостойна. Он заслуживал большего. Вырвался еще один всхлип, наполнив мой тихий дом.

Две руки обхватили меня прежде, чем вырвался еще один всхлип. Они держали меня крепко — крепче, чем кто-либо держал меня за последние… годы. Впервые с тех пор, как умер папа, я не была совершенно одинока.