На данный момент на стороне Ким было четверо пациентов и только трое на моей. Но учитывая, что новый пациент был в тяжелом состоянии, у меня будет более сильная нагрузка, чем у нее сегодня. Стоило потрудиться, чтобы заполучить Луну.

Я вернулась на пост медсестер и взяла Айпад, чтобы записывать заметки пациента, затем прошла по коридору в палату 503. Прежде чем отправиться в палату Луны, я хотела проведать нашего нового гостя и представиться.

Майло Филлипс. Его имя звучало сильно и мягко, эхом отдаваясь в моей голове. Я просмотрела детали в его карте, пока шла к его двери, и мои глаза становились все шире по мере того, как список его травм продолжался и продолжался. Сотрясение. Множественные рваные раны. Ожог за ожогом.

Бедный человек. В последней записке врача подчеркивалась важность поддержания баланса жидкости и электролитов. В данный момент ожоги Майло иссушали его тело. Буквально. Сегодня я буду часто менять грязные повязки, пытаясь сохранить их сухими. Это и замена капельниц, чтобы поддерживать водный баланс в его организме.

Как упоминала Ким, самые сильные ожоги были у него на руках и туловище. Эти ожоги третьей степени были настолько глубокими, что кожа и нервы были разрушены; для восстановления потребовался бы трансплантат новой кожи.

В карте также были отмечены ожоги второй степени на лице Майло и другие на его ногах, где джинсы расплавились на коже. Они бы распухли и покрылись волдырями. Ему стало ненавистно видеть, как я вхожу в палату с горстью марли, потому что смена повязки при таком типе ожога может быть очень болезненной.

Я почувствовала знакомую дрожь, когда прочитала об остальных его травмах. Это был тот же самый приступ боли, который я испытывала всякий раз, когда слышала, как пациент плачет или вопит в агонии. Мое нежное сердце всегда болело за этих пациентов. Их боль была почти непостижимой, учитывая то, как долго я плакала в тот единственный раз, когда неосторожно воспользовалась щипцами для завивки волос и едва коснулась лба.

Поначалу работа в ожоговом отделении чуть не сломила меня. Каждый вечер я возвращалась домой оцепеневшая, с глазами, полными непролитых слез. Меня окружала боль, настолько сильная, что ее было невозможно постичь. Она просачивалась сквозь стены. Затуманивала воздух. В те первые две недели работы здесь я была убеждена, что совершила ошибку. Прошло несколько дней, прежде чем я подала уведомление, когда мой первый пациент был выписан. Она обняла меня и сказала, как ей нравились мои нежные прикосновения.

Именно тогда я осознала важность своей работы. Эти люди переживали одно из худших моментов в своей жизни. Не имело значения, что я чувствовала. Дело было не во мне.

Речь шла о том, чтобы помогать таким людям, как Майло Филлипс, вернуться к здоровой, нормальной жизни.

Я легонько постучала в его дверь, приоткрыв ее на несколько дюймов, чтобы заглянуть внутрь. Свет был выключен, но из-за жалюзи на окнах пробивалось слабое свечение, достаточное для того, чтобы я увидела, что он спит.

Я выскользнула обратно в коридор, не задерживаясь надолго в его комнате. Ночная бригада сменила ему повязки меньше часа назад, и, судя по записям, у него была беспокойная ночь. Если он удобно отдыхал, то я оставлю его на время.

Я не стала утруждать себя просмотром карты Луны, когда шла в ее палату. Она рассказывала мне все о том, что чувствовала. Я постучала в ее дверь и приоткрыла ее, просто на случай, если она тоже спит. Было всего семь утра, но Луна, как всегда, полулежала в своей кровати с планшетом на коленях. В тот момент, когда она заметила меня, широкая улыбка расплылась по ее лицу.

— Сара! Ты вернулась. Наконец-то, — драматично протянула она.

Я рассмеялась.

— Меня не было всего неделю.

— Самая длинная неделя в моей жизни. — У пациентов так же были любимчики из медсестер.

— Я принесла тебе подарок. — Я подошла к ее кровати, улыбаясь, когда она передернула плечами. Я осторожно протянула ей чайный светильник, как будто это был драгоценный камень, а не находка из дешевого магазина. — Для твоей коллекции.

— Ты нашла мне фиолетовую?!

— В тон твоим волосам.

Ее улыбка чуть дрогнула, но она быстро пришла в себя.

Луна получила ожоги в автомобильной катастрофе. Она возвращалась домой с концерта с подругой и мамой своей подруги. Их сбил на перекрестке пьяный водитель. К счастью, ни одно из транспортных средств не двигалось слишком быстро, иначе столкновение убило бы их всех мгновенно.

Другая машина загорелась, и Луна оказалась зажатой между своей дверью и решеткой радиатора другой машины. Маме ее подруги удалось вытащить Луну, но не раньше, чем она получила ожоги по всей правой стороне тела.

Ее голова и лицо были опалены с одной стороны. Две недели назад она перенесла пластическую операцию по восстановлению своего расплавленного уха. Она уже перенесла пластическую операцию по восстановлению кожи на щеке и шее. Но поскольку все фолликулы на половине ее головы были уничтожены, ее волосы никогда не отрастут снова.

Мама Луны предложила парик, и они попробовали четыре. Но каждый из них слишком сильно ранил шрамы от ожогов Луны. Поэтому вместо того, чтобы еще больше страдать, Луна решила смириться с тем, что у нее останется только половина волос на голове. Ее мама пригласила стилиста, и они взяли ее светлые локоны и покрасили их в неоново-фиолетовый цвет. Они ниспадали ей до талии распущенными локонами, и ее мама приходила мыть и причесывать их каждый вечер.

Она была калейдоскопом цветов радуги в больнице, полной бежевого и белого. Луна не была одета в стандартный больничный халат выцветшего синего цвета. Ее одежда была всех ярких цветов, какие только можно было найти. Желтые носки. Синие брюки. Оранжевая футболка. Розовая толстовка с капюшоном.

Однажды я спросила ее родителей, носила ли Луна такую же цветовую гамму до несчастного случая. Они сказали мне, что до этого ее гардероб был забит черным и серым.

— Так красиво. — Луна улыбнулась маленькому чайному светильнику в своих руках, поворачивая его, чтобы щелкнуть выключателем и зажечь пластмассовое пламя. — Мы можем включить их все?

— Да, конечно. — Я взяла у нее из рук чайный светильник и поставила его рядом с другими на столике у ее кровати. Затем, один за другим, я включала их все, пока стол не засветился.

— Идеально. — Луна натянула одеяло у себя на коленях повыше, зарываясь лицом в подушку. — Моя собственная радуга.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, присаживаясь на край ее кровати.

— Мне больно. Физиотерапия была тяжелой на этой неделе. Моя нога…

— Я знаю. — Я положила свою руку на ее.

Ей не нужно было заканчивать. Ее нога получила сильнейший ожог не только от жара пожара, но и от количества порезов и царапин, полученных в результате самого несчастного случая. Она не могла ходить, пока не зажили ожоги и трансплантаты, и теперь проходила курс физиотерапии, чтобы восстановить свои силы.

Это было всего лишь одно из препятствий, которые она преодолела с тех пор, как приехала сюда несколько месяцев назад. Ее правая рука уже никогда не будет прежней. Ее пальцы были обожжены и раздавлены. К счастью, она была левшой. Но были вещи, которые она снова училась делать, например, держать вилку в правой руке, чтобы можно было отрезать кусочек курицы левой.

Она так старалась делать то, что большинство людей считали само собой разумеющимся.

— Хочешь, я расскажу тебе обо всех сплетнях? — спросила она, и улыбка тронула ее губы.

— Я ждала всю неделю. Надеюсь, у тебя есть что-нибудь вкусненькое.

Когда она начала рассказывать свои сплетни, я измерила ее жизненные показатели и занесла их в систему больницы. Затем я снова заняла свое место на ее кровати, а она в течение двадцати минут рассказывала мне, как мужчину из номера 508 продолжали ловить на краже десерта своего соседа с тележки из кафетерия. Она была уверена, что женщина, работавшая в сувенирном магазине, была влюблена в физиотерапевта, судя по мечтательным взглядам, которые она постоянно бросала в его сторону и взмахам ресниц. И она рассказала мне, как доктор Вернон не раз упоминал, что с нетерпением ждет моего возвращения из отпуска.