— Значит, вы утверждаете, что фамилии в блокноте принадлежат высокопоставленным деятелям, состоявшим в клубе коррупционеров? Которые нарушали закон, оказывая и получая услуги?

— Примерно так.

— А этот «Клоуторн» все еще существует?

— Не знаю, и, честно говоря, пупсик, даже если и существует, ты ни за что этого не выяснишь.

— Почему же?

— Это тебе не какой-то заурядный частный клуб. В справочниках его адреса не найдешь, а его члены дали клятву хранить тайну.

— Откуда же вы столько о нем знаете?

— Так я практически ничего и не знаю. Только знаю… то есть знал кое-кого в свое время. Ходили всякие слухи на районе. Как-никак, если слухи такие упорные, обычно что-то за ними да кроется.

С последним, по собственному опыту, не могу не согласиться. Некоторые из моих лучших репортажей как раз и основывались на обрывочных сплетнях из различных источников.

— Нет дыма без огня?

— Вот-вот, а уж насчет «Клоуторна» дыма хватало.

— И когда это было?

— Давно уже.

— А можно поточнее?

— Можно, только это все равно не важно — во всяком случае, для тебя.

Двадцать пять лет работы в журналистике делают человека закоренелым скептиком. Без проверки и перепроверки фактов в моей профессии делать нечего, и, как бы интригующе ни звучала клементовская история, она вполне может оказаться досужим вымыслом.

— И вы считаете, что меня пытались ограбить потому, что Аллан Тим захотел вернуть свой блокнот?

— Ага.

— Ну, хорошо. Оставим на время вопрос, как эта вещица оказалась в кармане пиджака моего отца. Но почему Аллан Тим просто не купил блокнот, как мы условились? Почему подослал юнца отнять у меня сумочку и телефон?

— Ты у нас журналист, пупсик. Тебе лучше знать.

Четыре сотни фунтов, надо полагать, капля в море по сравнению с информацией, изложенной в блокноте, — если верить Клементу, конечно. Аллан Тим мог бы просто встретиться со мной, расплатиться, и я бы пошла себе, пребывая в блаженном неведении.

— Все это не имеет смысла.

— Кое-что имеет: откуда этот тип вообще узнал, что блокнот у тебя?

— Сказал, что увидел в моем… Ох, блин!

— Что?

— Я выложила фотографии записной книжки в Твиттере.

Клемент морщится, как будто я ответила на норвежском.

— У меня в телефоне хранятся фотографии блокнота, в том числе и некоторых страниц с фамилиями. Поэтому-то Аллан Тим и не стал покупать его — ему нужен был и мой телефон!

— Вполне разумно.

— Разумно, только если все это правда.

— Ты можешь предложить какое-то другое объяснение?

— Отсутствие другого объяснения не делает вашу историю правдивой. И потом, если «Клоуторн» такой секретный клуб, какого черта Аллан Тим назвался настоящим именем?

— Вовсе нет. Еще не врубилась, что ли?

— Во что я должна врубиться?

— Я сказал, что слышал это имя, и теперь мне понятно, почему оно показалось мне знакомым.

— И почему же?

— Аллан Тим — не настоящее имя, это анаграмма слова «Таллиман».

Я предпочитаю убедиться в этом сама и какое-то время мысленно переставляю буквы.

— Вот черт! И вправду анаграмма…

— Теперь веришь?

Я невольно улыбаюсь, вновь ощущая «звоночек».

— Если эта история про клуб «Клоуторн» правда, у меня в руках сенсация столетия!

Великан едва не давится пивом.

— Ты что, охренела?

— Что такое?

— Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? Серьезно, пупсик, лучше не впутывайся в это, если жить хочешь!

— Вы могли бы мне помочь. Ведь именно этим вы и занимаетесь, решением проблем?

— Ага, и твою решить проще простого. Забудь про клуб.

— А как же записная книжка? Если все это правда, этот Аллан по-прежнему хочет ее вернуть.

Клемент откидывается на спинку и чешет затылок. Размышления отнимают у него с полминуты.

— Да, он этого так не оставит, — признает наконец он. — Даже если ты скажешь ему, что избавилась от блокнота, вряд ли он поверит. Лично я бы не поверил.

— И что же мне делать? Ждать следующего ограбления?

Мой вопрос влечет за собой возобновление почесывания затылка.

Пока Клемент ломает голову над выходом из положения, сама я задумываюсь над оборотом, который принимает достаточно невинно начавшаяся история. И быстро убеждаюсь в прискорбной недостаточности сведений, чтобы хотя бы намекнуть кому-либо на ставшее мне известным. Истории подобного масштаба требуют месяцы, а то и годы расследований. Я же, можно сказать, лишь краем уха услышала про некий гипотетический клуб высокопоставленных коррупционеров. Фактов у меня попросту нет.

— Знаете что, Клемент? Как говорится, нападение — лучший вид защиты.

— Еще говорят, поспешишь — людей насмешишь. К чему ты ведешь?

— К тому, что нечего мне рассиживаться. Не хочу постоянно озираться по сторонам, пока этот Аллан Тим планирует, как бы заполучить свой блокнот.

— И что ты предлагаешь?

— Выйти на Тима самой.

— Может, расскажешь как?

— Помогите мне разузнать о «Клоуторне». Если я добуду убедительные доказательства деятельности клуба, сам блокнот станет не столь важен, так же как и Аллан Тим, кем бы он там ни был.

Призыв мой исходит скорее от сердца, нежели от рассудка. Я слишком полагаюсь на человека, едва мне знакомого, и хватаюсь за историю, которая запросто может оказаться лишь плодом его воображения. Тем не менее я готова рискнуть. Потенциальный выигрыш слишком грандиозен, чтобы пренебрегать подвернувшейся возможностью.

Внимание великана сосредотачивается на капельках конденсата, сбегающих по холодному бокалу.

— У меня есть деньги, Клемент. Я могу вам заплатить.

— Дело не в бабках, — бурчит он.

— В чем же тогда?

— Я всего лишь один мужик.

— Да, зато какой мужик!

Великан поднимает на меня взгляд, секунду-другую мы смотрим друг другу в глаза, и он снова переводит взгляд на бокал.

— Что ж, — фыркаю я, — тогда я сама.

Сочтя разговор законченным, забираю со стола блокнот и пачку сигарет и бросаю их в сумочку. И когда уже встаю, Клемент вдруг тянется через стол и хватает меня за руку.

— Два условия, — вздыхает он.

Я опускаю взгляд на его руку. Любой другой мужчина за подобный поступок уже схлопотал бы пощечину, однако хватка Клемента скорее обнадеживает, чем раздражает.

— Слушаю.

— Во-первых, ты постоянно остаешься у меня на виду.

— Будет неловко, когда кому-то из нас понадобится в туалет.

— Я совершенно серьезно, пупсик.

— Допустим, но мне же нужно будет ездить на работу.

— Я буду провожать тебя и встречать по окончании рабочего дня.

— Хорошо, как-нибудь переживу. Второе условие?

— Мне нужен телефон. Самый простой. Просто на случай, если тебе понадобится срочно мне позвонить.

— У вас нет мобильника?

— Пока не было необходимости.

— Как же тогда с вами связываются?

— А со мной никто не связывается.

Он наконец-то отпускает мою руку, и я снова сажусь за стол.

— Телефон можно будет купить утром. У меня рядом с домом как раз есть магазинчик.

Клемент кивает.

— Так мы договорились?

— Похоже на то.

— Замечательно.

Хоть это и не совсем «звоночек», но сердце у меня радостно трепещет. Наконец-то удалось ухватиться за что-то стоящее! Хотя, судя по мрачному выражению напарника, моего энтузиазма он не разделяет.

— Клемент, вы уверены, что хотите мне помогать? По вам не скажешь, что вы горите желанием.

— Это вопрос не желания, пупсик, а необходимости.

— Вас никто не заставляет.

— Неужто? — бурчит он и встает. — Мне нужно покурить. Идешь?

Я не заставляю себя упрашивать. Остаточный шок и две порции бренди разожгли у меня зверскую жажду никотина.

Мы пересекаем зал и выходим в уменьшенную версию тюремного прогулочного дворика.

— Какой очаровательный пивной сад, — комментирую я. — А это ведро с окурками — просто шик!

Клемент пропускает мой сарказм мимо ушей и выуживает из нагрудного кармана сигареты. Я выковыриваю сигарету из своей многострадальной пачки и прикуриваю от любезно предложенной зажигалки.