— Ты утаил от них истинное положение дел?
— Верно, утаил. Пусть, думаю, покуражится старый дружок. Все равно хуже не будет. — Дмитрий устало вздохнул. — Что же касается миров, то еще раз повторяю, их неисчислимое множество! Сплошной гороховый суп. Собственно, потому и появилась на свет идея дублеров. Сам посуди, если на подготовку подходящего актера иногда затрачивается не один год, то с помощью нашей аппаратуры…
— Можно выдергивать их одного за другим, как карасиков из пруда.
— Точно! И все они после скоропостижного матрицирования будут удовлетворять всем здешним требованиям. Народ принимает их за царствующих особ, совершает свои кровавые посягательства и на том успокаивается. Проходит еще неделька, и истинный Консул благополучно возвращается.
— Интересное кино! А как насчет морального аспекта?
— Смешной ты человек! Разве моральный аспект когда-либо присутствовал в политике государств? Моральный аспект — это щит, которым в нужный момент прикрываются господа ораторы. И даже не щит, а фиговый листок. А посему — в интересах нации…
— Началось! — толкнувшись от подлокотников, я вскочил. — Почему, как только заходит речь о больших подлостях, немедленно поминаются интересы нации?! Это что, аргумент всех времен и народов?
Палец Отсвета Дмитрия обличающе указал на меня.
— Оператор! — усмешливо прогудел Калистрат, — как есть Оператор. Боюсь, будет у нас с ним хлопот.
— Посмотрим… — миролюбиво произнес Павловский. — Но тебе, Петр, я все же хочу лишний раз напомнить о судьбе «Принцессы Софии». Этот мир — не погремушка, тут тоже живут люди и бегают во дворах дети. Так что ты уж бей, но аккуратно.
— Боишься, что пойду по следам грозного Сталина?
— Ну, Сталин тебе не указ, — ты и дальше пойти можешь. Тем более, что по большому счету, особых следов в истории усатый горец не оставил.
— Это как же? — Я озадаченно нахмурился.
— Да так. Еще один мировой миф, только и всего. Не хуже и не лучше десятка иных царей.
— А как же репрессии?
— Были, конечно, но у кого их не было? Сталин, Петруша, — один из многих. Подхватил романовскую эстафету, покуролесил три десятка лет и сгинул. А вот Николай и впрямь крепко наследил. И страну вверх тормашками поставил, и историю вспять повернул. Кстати говоря, — не только российскую.
Я покачал головой.
— Мда… Забавное у тебя получилось сравнение!
— Чем же оно забавно?
— Да тем, что Николай все свои войны проиграл, а Сталин, пусть жуткой ценой, но выиграл.
— А выиграл ли? — Дмитрий прищурился.
— Не знаю… — Я задумался. — Это, пожалуй, даже самый умный компьютер не рассудит. Как ни крути, счет не на тысячи идет, — на сотни миллионов.
— В том-то и закавыка! Дело императоров — не забывать о своих поданных. — Наставительно произнес Дмитрий. — А твой коллега из романовской династии от них отрекся. Самым вульгарным образом.
Разговор об императорах начинал меня слегка утомлять.
— Ладно, Бог с ними! Лучше скажи, можно ли мне поинтересоваться устройством твоей загадочной машины.
— Какой еще машины?
— Да той самой, что тасует людей по временным колодам?
— Ах, вон ты о чем! — Дмитрий улыбнулся. — Что ж, тебе сейчас все можно. Только это ведь, собственно, не машина, — всего-навсего система зеркал.
— Зеркал?
— Ну, да. Ты уже и сам, наверное, понял, что с оптическими фокусами в этом мире все обстоит намного сложнее. Тени, Отсветы, комплексные и плоские образы… — Мой собеседник сделал обтекаемое движение рукой, словно погладил некое невидимое животное. — Скажем, хочется тебе вместо яблока увидеть грушу, и именно так оно и случится. А нужно тебе будет вообразить неимоверной красоты девушку, и не сомневайся, первая же дурнушка окажется таковой.
Сухо сглотнув, я без сил опустился в кресло:
— Ты хочешь сказать, что Ангелина…
— Я ничего не хочу сказать! — быстро перебил меня Дмитрий. — Ничего, кроме того, что мы в состоянии выстраивать для себя здешние образы. Добавлю — вольно или невольно.
— Черт бы тебя побрал! — слова Дмитрия меня все-таки зацепили. — Но ведь она… Она действительно меня любит!
— Правильно. И будет любить. — Хмыкнул Павловский. — До тех пор, пока тебя это устраивает. А пожелаешь поссориться, и все получится проще простого. Уж ты мне поверь… Кстати, в том прежнем мире все происходило, в сущности, так же. Разве что проявлялось менее явно. Вспомни хотя бы своих знакомых — как они себя вели, какие замечания тебе делали, о чем болтали. Уверен, ты найдешь много общего со своей нынешней пассией.
— Мы, кажется, говорили о зеркалах. — Хмуро напомнил я. Продолжать беседу об Ангелине желание пропало.
— Что ж… Кто первый додумался до этой системы, я не знаю, но, видимо, нашелся умник. Шесть зеркал устанавливаются особым образом — так, чтобы в каждом отражалась часть транспортируемого объекта и часть зеркала, стоящего напротив. Далее включается особое лунное освещение, и на свет появляется седьмое зеркало.
— Седьмое?
— Верно. Только не плоское, а объемное. Грубо говоря, это что-то вроде голографического продукта шести зеркал. По сути, это и есть проход в иной мир. Система, как видишь, крайне не сложная, а потому схема расположения зеркал хранится в строжайшем секрете. Человек делает шажок и исчезает.
— Мда… — я качнул головой. — В самом деле, не сложно.
— О чем и речь!
— Значит, прежний Консул воспользовался системой зеркал и смылся?
— Верно, так оно и было.
— Значит, он ждет, когда меня, наконец-то, пристукнут?
— Думаю, с большим нетерпением, поскольку твоя смерть — для него еще один шанс.
— И где же он сейчас обитает?
— А разве я еще не сказал? — Дмитрий усмешливо переглянулся с Калистратом. — Видишь ли, Петенька, он теперь проживает в твоем прежнем мире, в твоей прежней квартире. Надо думать, и лечить он пытается твоих прежних пациентов.
— Вот как? — я прикусил губу. — В таком случае, ему можно только посочувствовать.
— Не знаю, как там насчет сочувствия, но Консулом он был, если честно, неважнецким. — Дмитрий улыбнулся. — Кстати, если бы ему было там плохо, он дал бы мне знать. Связь, пусть односторонняя, у нас имеется.
— Выходит, он молчит?
— Увы… Именно этим и объясняется, что тебя засадили в психушку. Я тебя не сдал, а в отсутствие реального правителя господин Корнелиус не стал рисковать. К слову сказать, он поступил вполне грамотно, поскольку психушка — самое безопасное место во время смут. Кому придет в голову разыскивать там действующего двойника? Зато теперь можно не волноваться. Пока ты отлеживал бока в лечебном заведении, все, кто спешил на тот свет, успели удовлетворить свои желания. Пик кризиса миновал, можно начинать править.
Я ничуть не удивился, когда знакомым движением Павловский выставил на столик шикарную бутылку. Конечно же, снова коньяк, и наверняка самый дорогущий. Мой школьный дружок был в своем амплуа.
На миг показалось, что в глаз попала соринка, и образ бутыли неустойчиво расплылся. Сморгнув, я посмотрел на Дмитрия. Тихо поинтересовался:
— Послушай, Димон. Может, я и тебя выдумал?
Не отвечая, он неспешно разлил коньяк, придвинул мне узорчатую рюмку.
— Почему ты молчишь? — потянувшись за рюмкой, я разглядел, что пальцы мои дрожат.
— Если ты ждешь от меня ответа, могу ответить, — Дмитрий лукаво прищурился. — Я не знаю, Петруш. Честное слово, не знаю…
Глава 10 Медленное погружение в Органон…
Ангелина смотрела на меня обеспокоенным взглядом. Лодочка ее ладошки медленно подплыла к моему лицу, погладила лоб, осторожно прикрыла веки.
— Что с тобой, Петенька?
— Ничего особенного.
— И все-таки?
Я горестно вздохнул, поймал ее руку, поднес к губам.
— Видишь ли, моя хорошая, я снова меняюсь.
— Как это?
— Очень просто. Подобно змее сбрасываю старую шкурку и наращиваю новую.
— Ты так странно это говоришь. — Она растерянно придвинулась ко мне ближе.