Мой гнев — изначально скрытая вещь. Он зарождается где-то в глубине моего нутра, но сейчас выплескивается наружу: — Я, блядь, убью его.

Я не бросаюсь такими словами. Я собираюсь вытрясти все дерьмо из его отца, точно так, как он поступал с Каином все эти годы.

Я собираюсь вылезти в окно, потому что это самый быстрый выход, но Каин хватает меня за руку.

— Нет.

— Да, — это уже не вопрос если. Это вопрос, как быстро я смогу туда добраться.

Он начинает открывать рот... и тут, к моему полному гребаному ужасу, его глаза стекленеют, и он начинает дрожать.

— Меня внесли в список ожидания, — он смотрит на меня как ребенок, который только что увидел, как Санта убивает щенка, о котором он мечтал, — они внесли меня в список ожидания, — он тычет себя в грудь, — меня.

Иисус. Я плохо разбираюсь в подобном дерьме. Вообще. Может, из-за того, что у меня нет опыта в утешении других. Дело в том, что я не настолько переживаю о людях, чтобы заботиться об их дерьме. Но с Каином все иначе. Потому что мне не все равно. Больше, чем просто не все равно... он... я не уверен. Мой невроз? Моя навязчивая идея? Моя одержимость? Возможно, все вместе.

Единственное, что я знаю, это то, что в последнее время девяносто девять процентов моих мыслей заняты именно им.

— Мне жаль, чувак, — это не ложь. Я знаю, что поступление в Гарвард было важным для него, — но попасть в список ожидания — это ведь не конец света, верно? Они же не отказали тебе.

— Попасть в список ожидания — это конец света. Ты знаешь, сколько заявлений от абитуриентов они получают каждый семестр? Тонны. Это их способ дрочить мне так сильно, чтобы воспламенить меня, но так и не позволить мне кончить.

— Интересная аналогия...

— Это, блядь, не шутка, хуесос, — он начинает расхаживать по комнате, — это моя чертова жизнь.

— Мне жаль, — я не знаю, что еще ответить. Не уверен, что можно добавить что-то еще, — это отстой.

Кивнув, он снова отворачивается к окну.

— С таким же успехом я мог бы вышибить себе мозги и покончить с этим прямо сейчас.

Я действую на автомате, хватаю его за плечо гораздо сильнее, чем раньше.

— Не говори ерунды...

— Черт, — он хватается за подоконник, его тело сотрясает дрожь, — не прикасайся ко мне.

Гарвард меня волнует меньше всего. Игнорируя его просьбу, я тянусь к подолу его толстовки.

Она застревает на середине его спины, и я понимаю, что это из-за запекшейся крови, прилипшей к материалу.

Если раньше моя реакция была инстинктивной, то теперь, когда я вижу следы от ремня, она не сравнится с той бурей, что бушует внутри меня.

Судя по ссадинам, этот ублюдок не использовал петлю. Только пряжку.

Несусь в ванную и беру несколько прохладных полотенец. Затем медленно снимаю с него толстовку. Каждый обнажающийся сантиметр — словно удар по лицу.

— Первая взбучка, которую, как мне кажется, я заслужил, — говорит Каин, и его голос срывается: — Что мне делать, Дэмиен?

Прежде чем я успеваю ответить, он хватает меня за рубашку, ткань пропитывается его слезами. И так мы стоим почти пять минут. Пока он не кладет мою руку на свой полутвердый член.

— Ты нужен мне...

Слова слетают с моих губ прежде, чем он успевает закончить предложение: — Ложись на кровать. Лицом вниз.

Я не умею утешать людей... но это? Взять под контроль того, кто чувствует себя не в своей тарелке, и размыть границы между болью и удовольствием? Это то, что я могу сделать.

— Он был так зол, — говорит Каин, когда я располагаюсь позади него и начинаю снимать с него штаны и боксеры, — злее я его в жизни не видел, — он закрывает глаза, — а потом мой брат... он просто рассмеялся и назвал меня неудачником, — он кривит лицо, — он не ошибся. Какой мужчина позволит своему отцу избивать его, в то время как его брат стоит рядом и смеется?

Я прижимаюсь губами к ране на его копчике: — Мужчина, который думает, что заслуживает наказания, потому что его приучили к ним, и он еще не знает ничего лучшего.

Он слегка отрывает щеку от подушки, чтобы посмотреть на меня: — Ты любишь меня?

Странный, блядь, вопрос.

— Я не уверен, — схватив полотенце, которое оставил на тумбочке, я прикладываю его к ране, которая все еще кровоточит. — Если честно, я не уверен, что умею любить. Не думаю, что я на это способен.

Он кивает: — Значит, нас двое, — он вздыхает, — обещай, что трахнешь миссис Миллер за меня в последний раз, прежде чем я уйду.

— Ты никуда не уйдешь, придурок.

— Нет смысла жить, если я не могу сделать это так, как должен был.

Дело не столько в его словах, сколько в выражении лица. Как будто он действительно верит, что нет иного выхода, кроме смерти.

Отбросив полотенце, я упираюсь руками по обе стороны от него и наклоняюсь так, чтобы оказаться рядом с его лицом: — Ты думаешь, что в твоей жизни есть лишь одна дорога? Единственный способ достичь того, чего хочешь?

— Для меня — да.

— Тогда вы и вполовину не так умны, как я о вас думал, господин Президент.

Черты его лица ожесточаются: — Ну и ну, спасибо. Похоже, у вас с Гарвардом есть что-то общее.

Я стискиваю зубы: — Я имею в виду, что в Гарвард можно попасть сотней разных способов. То же самое и с карьерой политика, если ты действительно этого хочешь. Выбери что-нибудь одно и действуй.

— Это не так-то просто. Мой отец все спланировал для меня. И теперь, когда я облажался...

— Пошли его нахуй, — кричу я, — и брата, и Гарвард тоже, если уж на то пошло, — я хватаю его за челюсть: — В этом мире есть два типа людей, Каин. Те, кто способен на величие, но не пытаются. И те, кто все равно пытается, даже если они не способны на него.

— Но я...

— Ты ни то, ни другое, — перебиваю я, — ты из тех, кто может сделать все, что задумает и добьется успеха.

— Ты, правда, так думаешь?

— Ты же знаешь, я бы не стал говорить, если бы это было не так, — я прислоняюсь лбом к его лбу, — все, чего ты хочешь в этом мире, уже твое. Все, что тебе нужно сделать, — протянуть руку и взять это.

Он делает глубокий вдох: — Хотел бы я в это поверить, но не представляю как. Моя жизнь закончена.

— Твоя жизнь не закончена, — я провожу пальцем по его бедру, — все только начинается, — сдвинувшись, я осыпаю его спину поцелуями. — У всего этого дерьма, через которое мы проходим, есть причина, чувак... что-то, что в конце концов заставит нас понять, что оно того стоило.

Он фыркает: — Ты узнал это из открытки Hallmark?

— Нет, придурок. Так устроена судьба. Одно событие влечет за собой другое... и эти события ведут к следующему, и так далее, и тому подобное. А потом, в один прекрасный день, ты оглядываешься назад и соединяешь все воедино. Вот тогда все начинает обретать смысл.

— Мне кажется, эти предсказательные штучки миссис Миллер начинают передаваться и тебе.

Я кусаю его за задницу.

— Да. Или может быть, просто может быть... я гораздо умнее, чем ты думаешь.

Его черты лица искажаются: — Гарвард был для меня всем, Дэмиен. Связи моего отца — это все. Без него я ни за что не справлюсь.

Я провожу губами по его заднице.

— Кто сказал? Потому что Каин Картер, которого я знаю, не долбаный слабак. Он берет то, что хочет. Покажи своему отцу, что ты справишься без него. Потому что ты можешь.

Его бедра дергаются.

— Я никогда не встречал никого, кто бы верил... — он жмурится, — ты... — он стонет, когда я провожу языком между его ягодиц, — ты имел в виду то, что сказал раньше?

Я останавливаюсь: — Да, ты можешь делать все, что...

— Нет, — его голос понижается на несколько октав, — ты действительно хотел убить его ради меня?

— Не хотел, — хотел.

— Я бы никогда не позволил тебе сделать это...

Я раздвигаю его ягодицы и обвожу языком анус.

— Черт, как же это приятно, — он потягивается, засовывая руки под подушку, — но если бы ты собирался... как бы ты это сделал?