— Нет, дедуль, так нельзя, — покачал я покусанной в битве с клопами головой. — Я-то ладно, старый солдат, кожа задубела (вру, кожа у меня нежная!), но вот супруга моя ходит искусанная. Куда годится, чтобы графиня, и баронесса, с покусанной попой ходила?

— А клопы ведь не разбирают — чья тут попа, — развеселился домовой. — Им все равно, лишь бы кровушка вкусная.

— Так ты нас прощать-то будешь? — напомнил я. И, вообще, одно дело, если я говорю о попе своей жены, совсем другое, когда о ней заговаривают посторонние люди. Тьфу ты, не люди, но какая разница, если существо похоже на человека? А то, что старый, так и я уже не так и молод. Не двадцать пять, и даже не тридцать восемь, а много больше.

— Так ты бы хотя бы прощения попросил, — важно изрек старик. Наставительно произнес: — На колени положено встать, лбом об пол постучать…

Как же, стану я лоб расшибать. Он у меня и так и поранен, а теперь еще и клопами поеден. Покусан, то есть.

— Так если прощения попрошу, на колени встану — так это и дурак простит. А ты бы взял, да и без моих извинений меня простил. И Кэйт заодно. Мы же супруги, значит, клопы нас обоих кусают.

— Это как так? — удивился домовой.

— А просто так, без поклонов, — пояснил я. — Наказал ты нас, мы все поняли, осознали, а теперь и простить можно. А самое главное — ты прощаешь, не потому что мы у тебя прощения просим и, не потому что угрожаем из дома съехать, а по своей собственной доброте. Так?

— Эх, уболтал ты меня, — решительно махнул рукой дух дома. — Знайте мою доброту. Сегодня же все кровопийцы из дома уйдут. Только смотри — погрозил мне дед кулачком, — если опять куда-то надолго уедете — опять на вас клопов напущу, а заодно и тараканов.

Я все-таки собрался заехать к ростовщику. Неделю прособирался, но лучше так, чем вообще не показывать носа.

Дом-крепость под коричневой жабой. Знаю, что Мантиз мечтает о черном, более значимом для него цвете, но что поделать, если в Силингии банкиров такого уровня просто нет? Стало быть, некому выдать моему банкиру соответствующий символ, а произвести себя самолично Мантизу не позволяет совесть.

Теперь меня не спрашивают из-за двери — кто я, куда и зачем, как в первый раз, а открывают ворота, чтобы не только я мог попасть на прием к ростовщику, но и мой конь. Нет, не совсем так. Гневко, разумеется, не участвует в переговорах — это ниже его достоинства, но не скучает на улице. Пока я обсуждаю с банкиром свои дела, жеребца поставят в стойло, засыплют ему отборного ячменя и предложат воды. Будет ли гнедой есть или пить — он сам решит, но предложить — предложат. Мне отчего-то думается, что моя супруга, ставшая клиентом банковского дома Инсептов, не пользуется таким почетом как мой жеребец. И это правильно. У Кэйт на счете сотни три талеров, не больше, а у меня пятьдесят тысяч, половина из которых, по праву, принадлежит моему коню.

— Приветствую вас, господин граф, — потер лапки мой ростовщик.

Я до сих пор не могу привыкнуть, что мой банкир — это богомол-переросток и, хотя его тело спрятано под просторным плащом, а голова укрыта капюшоном, то все равно, глядя на возвышающуюся над столом нескладную фигуру, становится не по себе.

— И вам желаю здравствовать, — ответил я, усевшись на табурет для посетителей.

— Вино? Кава? — поинтересовался ростовщик.

— Если составите компанию — то выпью кавы, — решил я. Когда это я отказывался от кавы? И нужно попробовать — что за каву подают у богомолов?

Вино для ростовщика принесли сразу, а каву пришлось ждать, пока сварят.

Было забавно понаблюдать, как Мантиз удерживает в обеих лапках медный кубок с вином, не спеша обмакивая в него жвалы. Интересно, он пьет вино только при посетителях, а в остальное время предпочитает что-то другое? И чем он питается? Тем же, чем и люди или меню Мантиза включает то, что едят его сородичи, оставшиеся, так сказать, в первозданном виде? Я как-то справлялся (не у ученых людей, а у старого Томаса) — чем питаются богомолы и был изумлен, узнав, что они хищники и пожирают разных паучков, мух, не брезгуя осами и пчелами и даже могут сожрать мелкую ящерицу или птичку. А я-то думал, что они поедают исключительно травку.

Но чем питается господин Мантиз из рода Инсепта, его дело. Не слышал, чтобы он съел кого-то из людей, хотя для ростовщиков это самое обычное дело.

А вот кава была так себе. И слабовата, и сварена как-то странно. И аромата, что должен сопровождать этот напиток не было. Такое чувство, что ее варили не прямо сейчас, а несколько дней назад, а теперь только подогрели. Поэтому, сделав крошечный глоток, поставил чашку на стол.

Видимо, я еще и скривился, хотя это и не очень вежливо.

— Вам не понравилась кава? — изумился Мантиз.

— Да как вам сказать… — пожал я плечами.

— А вы говорите так, как оно есть. Кава плохо настояна?

— Простите, что плохо? Настояна⁈ — не понял я.

— Настояна, — любезно пояснил ростовщик. — Кава сварена полгода назад, потом она долго выстаивалась в погребе. Видимо, маловато?

Я человек бывалый, всякое видел и питаться, иной раз, приходилось невесть чем. Не ел только человечину и откровенную тухлятину. Но вот сейчас к горлу подступила тошнота. По ощущениям — меня угостили дохлой собакой, которая умерла давным-давно.Впрочем, я могу ошибаться. Какова на вкус дохлая собака, не знаю, не пробовал.

Но сумев справиться и, похвалив себя, что «выстоянную» каву только попробовал, спросил:

— Мантиз, а кто вам сказал, что каву нужно настаивать?

— Никто, — растерянно развел лапами ростовщик, едва не выронив кубок. — Я как-то услышал, что граф Артакс — хотя, вы еще тогда не были графом, очень любит горячую каву. Приказал купить фунт, варить до тех пор, пока зерна не превратятся в пюре, залить водой и поставить настаивать. Думал, что при встрече я вас порадую.

— Ох, господин банкир, лучше бы вы вначале справились у сведущих людей, — покачал я головой. — Каву стоит варить накануне употребления и пить свежим. Это не настойка, выстаивать его не стоит. И зерна лучше смолоть, а не пихать целиком. Рекомендую вам наказать вашего повара — если вам незнакомы какие-то тонкости, то он обязан исправить.

Про себя же подумал, что сварить зерна кавы до состояния пюре без магии невозможно.

Определенно, мой ростовщик был расстроен. Вон, хотя капюшона и скрывает, заметно, что даже усики поникли.

— Ну, не переживайте так, господин Мантиз, — утешил я богомола. — Надеюсь, кроме меня, вы «выстоянной» кавой никого не поили? Нет? Вот и ладно. Никто ничего не узнает, а я никому не скажу. А мы с вами уже партнеры, проверенные годами. Неправильная кава — мелочи.

Не то, чтобы и длинные годы знакомства, но уже почти три лета минуло, как я сюда попал.

С некоторым смущением я спросил:

— Господин Мантиз, я приехал, чтобы узнать — как обстоят дела с моими деньгами? — Словно оправдываясь, сказал: — Графиня, моя супруга, расстраивается — не приблизился ли я к разорению? Я-то знаю, что деньги у меня еще есть, но лучше уточнить.

— Граф, на вашем месте я бы регулярно справлялся о своих собственных деньгах, — упрекнул меня богомол. — А вы у нас последний раз были почти полгода назад.

Я отмахнулся. Я же всегда считал, что деньги нужны лишь тогда, когда их нет, а если они имеются, так зачем к ростовщикам ездить?

Мантиз из рода Инсептов стал сосредоточенным и серьезным. Не сходя с места, он выгнул конечность во втором суставе и вытащил откуда-то гроссбух.

— Вас интересует общая картина ваших вложений? Или вам нужны частности?

— Боже упаси, частности, — испугался я. Вот, сейчас он мне начнет перечислять с точностью до пфеннига — куда и что вложил, а мне придется слушать? Нет, так я до утра просижу. — Достаточно, если вы мне назовете общую сумму.

— Итак, — пошелестел страницами богомол, поискав глазами нужное место. — Общая сумма расходов составила пять с половиной тысячи талеров, а доходов — семь тысяч.