Дед прищурился глядя на бабулю и по всему было видно, что узнал.

— Ух ты, — усмехнулся он. — А ты, дорогая хозяюшка, чего такая кислая? Такая молодая и уже не в духе! В тарелку мне небось плюнула?

— Да вот еще, скажете тоже… — искренне возмутилась бабуля.

— А жаль! Плевок такой женщины дорого стоит! — захохотал дед. — Целебнейшее снадобье, для тех кто понимает, вроде змеиного яду. Поясничный прострел как рукой снимает!

— Ой, да, что вы говорите! — бабуля замахала руками.

Вот так дед придуривался, нахваливая бабулино хлебово, и так лед вроде и растаял. Бабуля даже здоровенную чашку своего драгоценного Золотого Улуна с кухни для деда передала. Ценит гостя, значит…

Дед на еду набросился диким зверем, стеная, как хряк во время гона. А когда он уже наелся и пил золотой чай из чашки, вновь звякнул дверной колокольчик.

— Ух ты! — воскликнул дед вскакивая. — Лунцюань! Да ты ли это? А как подрос-то! Возмужал! Поверишь ли Чан, я знал его в те времена, когда он под стол пешком ходил!

— И вам всего наилучшего, генерал Гун, — поклонился Лунцюань, приблизившись к нашему столу. — И я тоже весьма рад видеть вас в полном здравии.

Генерал? Бог? Бог-генерал? Обличий у моего деда стремительно накапливалось более, чем достаточно для неясного понимания его места в мироздании.

— Так ты здесь с посольством? — вопросил мой дед.

— Так и есть — поклонился снова Лунцюань. — И мой господин, получив счастливую весть о вашем возвращении в город, немедленно послал меня с просьбой о дружеской встрече.

— Что! — воскликнул дед вскакивая. — Цинь Цюн здесь? Сам? Так, чего мы тут стоим! Помчали!

— Вот блин, — пробормотал я, четко понимая, что в этом случае, мои девчонки порознь ли, вместе ли, меня просто разорвут, за то, что не повидался ни с кем из них.

— Господин Гун! — в отчаянии воскликнул Лунцюань. — А этикет? Пристойные одежды? Протокол, наконец!

— Да пофиг! Потом сам свой протокол составишь, в первый раз, что ли? — дед полез из-за стола. — Помчали!

— Дед, подожди! — в том же отчаянии воскликнул я. — Дай я хоть выходной пиджак надену!

— Вот — замечательный пример умеренности и почтительности! — обрадовался Лунцюань.

— Потом оденешься! — отмахнулся дед. — Погнали!

Ну, мы и погнали. А куда деваться? Человек предполагает, а бог гонит его пинками, куда ему угодно.

Лунцюань любезно доставил нас к Цитадели-На-Черепахе, на своей породистой банте, в седле-башенке.

— Круто, дед, — пробормотал я поспешил усесться рядом с ним в башенке. — Так ты теперь у нас тут главный?

На что дед только отмахнулся:

— Это мы ещё посмотрим!

В общем, будущее оставалось туманным, оставалось только ждать.

Доехали быстро и с комфортом. Через внешние полицейские посты на пустыре нас пропустили, только взглянув на мое дипломатическое предписание, честно заработанное мной в деле с яогаями, а через внутренние, из имперской стражи, нас провез Лунцюань.

— Прошу вас, Ваше Высокопревосходительство.

С поклоном Лунцюань расстелил с лесенки красную дорожку, по которой дед не чинясь и прошел.

Лунцюань провел нас во внутренние покои. На этот раз мы были в другом зале, не в том, в котором проходила моя первая аудиенция. Ничего так оказались палаты. Не царские, но князю не стыдно такими владеть. Чем-то напоминало интерьеры исторического Запретного Города.

Эмиссар в этот раз встречал нас по-простому, в личных покоях, без чинов, без этой его протокольной маски и почти без охраны.

— Юйчи Гун! Как же я рад тебя видеть! — воскликнул имперский эмиссар. — Что же ты сразу не появился, мы бы обошлись без этой канители с экзаменом. Мы среди всех миров империи не найдем никого лучше на должность вана Земли Слияния Потоков, чем генерал Юйчи Гун!

— Не-не-не, почтенный Цинь Цюн! — в ужасе замахал дед руками. — Нафиг-нафиг! Вы это отлично придумали, и пусть победит достойнейший! Мне вот этой вашей придворной канцелярщины только и не хватало на склоне лет!

Эмиссар удивился.

— Так ты отказываешься?

— Точно, — решительно кивнул дед.

— А что же твои родовые земли в Империи? — удивился эмиссар. — Твои доходы за шесть тысяч лет? Твои инвестиции?

— Нафиг-нафиг! Это всё — без меня. Пускай у наследника голова болит, а я считай давно на пенсии.

— И кто же наследник? — приподнял белые брови Цинь Цюн.

— А вот он. Чан Гун, мой внук. Парень хоть куда, пригож, умен, удачлив и быстр на руку, ногу и расправу. Всем хорош! Девки только крутят им как хотят, но то дело поправимое, оженим его и дело с концом!

Фига се у него на меня наполеоновские планы! А меня спросить?

— Ты уверен? — нахмурился эмиссар. — Есть же более старшие члены семьи. Ты назначаешь наследника в обход обеих линий своих потомков?

— Я уверен, — беспечно отмахнулся дед. — У них у всех были годы, чтобы проявить себя, но они не проявили, так что и пофиг на их мнение.

— Я предвижу проблемы генеалогического характера с наследованием родовых талантов, — задумчиво произнес эмиссар. — При Дворе Нефритового Императора сторонники любой из линий смогут оспорить старшинство твоего наследника, и длиться эта тяжба будет до скончания веков…

— Да фиг там! — довольно сообщил дед. — Чан наследник обеих линий одаренности. Одной по отцу, другой по матери.

— Это как так у тебя получается? — удивился Цинь Цюн.

— Слияние наследственных Линий в одной персоне! — довольно улыбался дед.

— Серьезно? Ты и это провернул? — кажется искренне восхитился имперский эмиссар. — Ах ты хитрозадый бабуин!

— А то! Я такой!

Подали чай. Мы пили его из лунного фарфора за низким круглым лаковым столиком, расписанном золотыми фениксами. Ну, как пили… Дед пил с эмиссаром. А мы с Лунцюанем сидели позади них и почтительно внимали.

— Так, а как же быть с экзаменом? — произнес Цинь Цюн, бесшумно поставив чашку на стол. — Мы-то думали, что твоя линия прервалась, когда затевали всё это.

— Что, — смеясь, дед подмигнул эмиссару. — Поделить хотели, заброшенную землицу-то? Хотели же, да? По несоответствию имперским стандартам управления? И поднять целину?

— Ну, хм, был такой вариант. Но всё пошло как следует высшему протоколу…

— То-то! Хе-хе! — разулыбался дед. — Что, надзиратель Ди — твой же человек, а?

Эмиссар покачал головой.

— Да нет, тут действительно, другая история. Прикипел человек к месту, за будущее опасается.

— Опасается он. Ну и правильно делает, что опасается — ведь есть с чего, — усмехнулся дед. — Но это мой край, и так это и останется. Тут прикольно. Как в сказке. Порой, так же страшно. Но прикольно. И странно. А экзамен… Пусть экзамен идет своим чередом. Я в своем наследнике совершенно уверен.

— Завидую черной завистью, — поклонился Цинь Цунь. — Моего-то балбеса на экзамены не загонишь. Уже сто лет как пора идти на следующий уровень…

— А ты попробуй лишить его сладкого.

— Да ты что, смерти моей желаешь? Он же не простит меня никогда!

Так старики подшучивали друг над другом, попивали чаек, и решали судьбы нашего мира.

Закончили они уже сильно затемно, и Цитадель-На-Черепахе мы покидали уже в свете круглых бумажных фонарей. Имперский эмиссар проводил нас до ворот.

— Береги себя, — произнес он, коротко поклонившись деду.

Дед только рукой махнул:

— Два раза не убьют.

Развернулся и пошел. А ворота за нами закрылись. Сами.

Я было пошел вслед за дедом, но вдруг кое-что понял, остановился и оглянулся.

В изысканной перемудренной резьбе деревянных двустворчатых ворот прятались фигуры двух воинов. По одному на каждой из створок. Обоим было придано портретное сходство, и мой дед вполне узнавался на левой створке, а Цинь Цюн на правой.

Вот так вот. Бог ворот. Точнее, боги ворот, поскольку их двое. И что их этого следует? Оно, конечно, может и прекрасно, но почему-то предчувствую я, скорее, сонм невероятных проблем…

Повернувшись, я поспешил вслед за дедом.