Утро выдалось ужасным. Во-первых я не выспался. Во-вторых чувствовал себя разбитым, в-третьих начался дождь, и он был холоднее чем все предыдущие, в-четвертых я был голоден. Точнее, я хотел жрать. Было еще и в-пятых, и в-шестых, и в-двадцать седьмых. Единственным плюсом было моральное спокойствие. Как заявил Огль, рана его была не слишком опасной, хотя и выглядела не очень. Рука немного распухла и он плохо шевелил пальцами. Вчера я был не в том состоянии чтобы поинтересоваться этим. А еще, в отличии от меня, он додумался направить ману в больной участок. Мало того, мои объяснения механики тела, позволили ему более детально представлять как выглядит здоровым этот участок тела, и, по его словам, это ускорит заживление раза в полтора. Вообще Огль вел себя со мной почти так же как раньше. Зато Ротод со мной не особо общался, но это была не злость, которую он демонстрировал сразу после боя, а отстраненная задумчивость. Кое-как разведя костер под кроной одного из деревьев, мы слегка отогрелись, поели, покормили коней, и отправились дальше. Буквально через несколько сотен метров мы обнаружили нормальное место для стоянки, с ручьём, обустроенным очагом, и даже навесами, под одним их которых лежали относительно сухие дрова. Останавливаться мы не стали, но и без того никакое настроение ухнуло вниз.

Я наконец-то узнал что произошло во время стычки. Нападающих было человек десять. Огль сразу насел на Иву, а он явно был главарем, и почти смог убить его. Но тут на него со спины напал тот парень с которым я сражался. Парня Огль сразу же заколол, но ему пришлось заблокировать удар Ивы предплечьем левой руки. Благо что он сумел минимизировать ущерб, и тот попал по руке нижним краем — пяткой, а потом и вовсе топорищем. За это время Ротод раскидал троих, попутно отбивая стрелы. Одного и вовсе почти разрубил поперёк. Терять дальше людей с неясными перспективами поживиться нашими вещами Ива не стал, и свалил.

На обед мы останавливаться не стали. Дождь был довольно сильным, и приемлемого привала не получилось бы. Состояние моё только ухудшалось, и когда через пару часов после полудня мы доехали до постоялого двора, я со Звёздочки не слез, а свалился. Видя как я обессилел, нашей поклажей занялся Ротод, пока Огль пошёл договаривался о еде и ночлеге. До вчерашнего дня, лошадьми на всех остановках занимался я. С трудом поднявшись из грязи, я подошел к струе воды текущей с крыше по деревянному желобу и с удовольствием встал под струю. Прямо как был, в доспехах. Ну да, по местным меркам я чистюля каких поискать, а для нормального русского грязью зарос. Когда стало совсем холодно я зашел в главный зал трактира. Слегка подсушившись, а скорее отжав и подогрев одежду, на полную сушку гамбинезона, мне бы сил не хватило, я доковылял до столика за которым уже сидели мои спутники. В зале было людно, да и во дворе телег я заметил не мало. Нам принесли кашу, типа гречки, с кусочками мяса. Мясо большей частью было птичьим, причем вместе с требухой. По местным меркам деликатес. Я с тоской вспомнил тушёнку, но живот резво заткнул все мои «аристократические» замашки. Руки плохо слушались, покрытые почти целиком мелкими ранами. Да, благодаря направляемой туда последние часов десять маной, они уже покрылись коростой, но от этого сгибать ладони было только сложнее.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовался Огль, действующий вместо левой руки магией.

— Физически — отвратительно, духовно — лучше чем мог подумать.

Да, в карольском, да и наверное в любом другом местном языке, отсутствовало слово душа, концепции такой не было. А дух был.

— И это, Прости меня, нельзя было иначе.

От моих слов мои спутники замерли.

— В каком смысле нельзя? — спросил Огль после непродолжительного молчания.

Я вздохнул. Пришло время для трудного разговора. Мне нужно было отстоять свою точку зрения, которая еще не успела сформироваться до конца.

Основатель моего ордена запретил своим последователям убийство.

Ротод на мои слова выдал явно матерную тираду на чиеве, а Огль задумчиво продолжил есть.

— Ты очень странный юноша, — сказал он прожевав пару ложек.

— Ты даже не представляешь насколько, — пробормотал я сквозь усиливающуюся муть в голове.

Боль, боль, я не твой. Боль, боль, я не твой. Боль, боль, я не твой.

— И что, ты теперь бросишь тренировки?

Боль, боль… я твой. В голове зазвенело. Так вот что беспокоило фехтовальщика. На это мне было что сказать, хотя довод был странный, даже для меня, но был.

— Напротив, мне нужно тренироваться еще больше.

Прислушивающийся к нашей беседе северянин затих, а Огль выжидающе посмотрел на меня.

— Нельзя отказаться от того, чего у тебя нет, а я хочу отказаться от убийств. А еще лучше если и от насилия вовсе. А для этого нужно стать как можно сильнее.

— Ха-ха-ха, — вдруг оглушительно захохотал северянин, так, что изо рта полетели кусочки каши, — всё-таки правильный ты парень, Тамар.

Мне же стало совсем худо, и кое-как допив травяной отвар, который заказали мне друзья, я попросил проводить меня до номера. Там я с трудом выбрался из насквозь мокрой одежды, и голышом завернулся в сухое шерстяное одеяло. Было еще светло, но гоняя по телу остатки маны я быстро уснул.

Ночью мне снились кошмары, в которых я видел то родственников из той жизни, присыпанных землёй на обочине лесной дороги, то паренька который меня оглушил разрубающего Огля, то нападающего на меня Иву, то мужика с распоротым брюхом, который звал меня с собой. Несколько раз я просыпался, но неизменно засыпал. Если прошлое утро было ужасным, то это выдалось кошмарным. Меня знобило, бросало то в жар, то в холод, язык распух, кости ломило. В общем я чувствовал себя как примерно каждые полгода в прошлой жизни. Я заболел. По этой причине, а так же из-за усилившегося дождя, и все еще плохо работающей руки Огля, мы решили день провести почти не выходя из трактира. Огль сходил проверить наших лошадей, да мои друзья спускались поесть. Мне же даже на это сил не хватило. Еду мне принесли друзья, а для справления нужды попросили служанку принести нещадно воняющее ведро. Впрочем небольшой поток воздуха, направленный магией в дыру под потолком, которая по недоразумению называлась окном, помогал с этим смириться. Впрочем большую часть маны я тратил на то, что гонял её по всему телу, пытаясь излечиться. В качестве направления движения, я выбрал кровеносную систему. Пару раз я из такой своеобразной медитации попадал в очередной кошмар. А потом просыпался от жажды, позывов организма или хлопка ворот. Единственное спасение которое у меня было — молитва, и я молился. Возможно из-за стимуляции мозга, а возможно из-за полубредового состояния я даже смог вспомнить символ веры. Как я когда-то шутил — конституции православия. Огль перебирал свои заметки, и писал. Ротод перебирал трофеи, чистил и смазывал нашу и трофейную экипировку. Я молился и гонял ману по всему телу. Так почти в полной тишине прошел день. К вечеру мне стало совсем паршиво, хотя я думал что хуже уже не будет. Сознание сузилось до одной задачи, на осознание чего-то еще просто не хватало когнитивных функций.Кажется я несколько раз переходил на русский, но возможно мне это лишь показалось. В какой-то момент меня просто выключило.

— Поднимайся, gilesckulg, — вырвал меня из блаженного ничего, добродушный голос северянина.

Я вскочил, и понял что здоров. Особенно сильно об этом говорил зверский голод. Но прежде чем ринуться вниз и заказать еды, я ринулся в угол, где стояло ведро. А после того как закончил вои дела, понял что продолжаю направлять поток воздуха в окно и гонять ману по телу. Оказывается я делал это всю ночь во сне. Это конечно создало некоторый ее дефицит, но зато когда я попробовал другие манипуляции типа левитации того самого ведра в коридор, удалось это проще чем обычно. Не легче, а именно проще. Не только мне стало легче, с руки Огля спала припухлость, и подвижность вернулась почти в полной мере, что он мне продемонстрировал вываляв меня в лужах в качестве тренировки. Я было высказал своё сомнение перед этим, но меня заверили что после болезни никто не болеет. Друзья мои были столь в этом убеждены, что я не смог сопротивляться. К тому же я сам сказал, что мне нужно больше тренироваться. Впрочем тренировка была недолгой, и без тяжелого снаряжения. Обычное поколачивание перед конной экзекуцией. Хотя за эти примерно пол месяца я стал гораздо увереннее чувствовать себя на коне. На удивление мои страхи не подтвердились, в отличии от прогнозов моих друзей.