Вот и тут, есть наверное какая-то «мышца». Хотя, сила магии растëт если «правильно питаться», поэтому это скорее что-то похожее на мидихлорианы из звезды войн, или отравление тяжёлыми металлами. Но и тренировки повышают силу магии. Но это просто обтекаемые фразы. Формул нет, статистика никакая. Так родители Тамару рассказывали.

Я прокрутил несколько раз ворот, и достал ведро воды. Попил, ополоснуть лицо, и «вспомнив» как это делается, высушил его. Потом подумал, и облился водой полностью, снова просушив себя магией. Ничего особо сложного, поток тёплого воздуха и повышение собственной температуры тела. Трясти меня не перестало, но это даже хорошо. Подростка которого только ограбили в незнакомом месте тоже должно потряхивать. Я повторил процедуру, стало чуть лучше, но на меня стали коситься местные. Пора за ворота. Городская стена отсюда видна. Бревенчатая, в три человеческих роста, и с такими же бревенчатыми башнями.

Магия у меня, кстати, тоже «выше среднего». Видимо поэтому на меня и косились, так разбазаривать запас энергии подростку, это странно. Но это я так сужу скорее анализируя доставшуюся мне память, и немного думая логически. Бабки с дедами были немного пассионариями, по Гумилëву. Проще говоря родились с шилом в жопе. Поэтому собрали таких же, и отправились к границе пустоши. Так называется местность, где обитают магические твари. Ну как твари, обычные животные, просто «мидихлориан» у них больше видимо. Хотя нет, буду называть это нечто как местные, просто магией. Там предки основали охотничью деревню. Один дед сгинул на охоте, второй умер от ножа в брюхе, когда заливал горе — бабка от лихорадки «сгорела». Отец тоже был охотником, в «моей» деревне ими были почти все, даже меня уже учили охоте. А потом пришел «сдвиг». Это когда границы пустоши сдвигаются, и твари переселяются. Событие не частое, но привычное. Обычно раз лет в 50 происходит. Нашей деревне не повезло, она оказалась внутри новых границ. Родители с бабкой успели закинуть меня в «детский» обоз, и со всеми накоплениями отправили в тот самый городок где зарезали деда. Там всех распределили, выписали бумаги, и отправили вглубь страны. Ну как бумаги — кожаные бирки с оттиском городской управы. Месяц пути за который Тамар свыкся с мыслью о том, что он сирота, и растерял все ценности, и такие же сироты смогли заманить его в переулок, и забрать последнюю еду. И это при всех его «выше среднего». От этой мысли в животе забурчало, да вашуж кавалерию, не успел попасть, а нужно столько всего решать, даже банально пожрать и то изгаляться надо.

Месяц кстати довольно условный. Как-никак пять лун со своими циклами. Поэтому год делят на пятнадцать. День вроде как такой же как наш, без замеров точнее не скажу. Слово месяц, кстати, к как таковому «месяцу», который светит ясно, никакого отношения не имело. Было скорее однокоренным со словом «треть». Дни объединяют в атнивки. Это типа наших недель, но в них по пять дней. Двадцать одна атнивка — сезон. Пять сезонов — год. Вот треть «весеннего» сезона я и ехал.

И о моём «выше среднего». Похоже это не случайность. Я успел в детстве хорошенько подкормиться магическим мясом и травами, и поэтому имел рост, ширину плеч, выносливость и магический резерв больше, чем у большинства людей в центре «мирных земель», хотя мирными они были условно, люди воевали не только с тварями, но и между собой. Что поделать, ленивые, эгоистичные и тупые… как же я вас всех люблю сволочей неразумных, ибо сам такой же.

Хватит лирики, мне предстоит первый контакт, и то что я буду тупить — это хорошо. Правдоподобнее будет. А тупить причины есть. Мозг кипит, и после нервных потрясений хотелось спать.

— Здрасте, дядь. А где у вас тут…

— Туда, — стражник лениво жующий какие-то листья, сплюнул почти чёрную слюну, и ткнул копьём в сторону палатки, возле которой стоял стол.

Ну, туда, так туда. Получил километра, ну и зрение у меня! Я встал у пустого стола, и решил подождать. На чем я остановился? Я Тамар, мне девять местных лет. Если в году чуть больше пятисот, а день пусть будет такой же, то получается что это лет двенадцать — тринадцать. Выгляжу старше, видимо из-за питания и нагрузок. Полное совершеннолетие тут в пятнадцать. Точнее как, оно как у нас, в восемнадцать ты вроде как уже все можешь, но на самом деле нужно ждать до двадцати одного. Тут так же в десять, и пятнадцать. Судя по «воспоминаниям», выбор у меня не такой уж большой. Армия после приюта, охотничья артель, или бандитизм. Последнее точно не могу, первое тоже не особо. А вот охота, вполне себе вариант. Общего летоисчисления нет, но год всегда начинается с «весны», или как тут говорят с сезона роста. Потом сезон тепла — лето, сезон дождей — осень, сезон холода — зима, и сезон сухости, он же сезон пустошей и сезон тварей. В это время меняются границы пустошей, ослабевает магия, а звери из пустошей выходят за привычные границы, чтобы через пару месяцев вернуться обратно.

— Ты чьих буде?

К столу подошёл мелкий мужичок в гамбинезоне не по размеру, и сел на стул. Железную шляпу с полями он небрежно бросил на стол из грубых досок. Не помню как такая называется, но вспоминается испания и Кортес, только шляпа именно плоская, круглая и без гребня. Стражник, кстати, был одет примерно так же, значит условия близки к Европе четырнадцатого века.

— Ну?

— Я это, вот, — я протянул кожаную бирку.

— Новенький? — мужичок открыл какой-то талмуд, и стал сверять оттиск на бирке с рисункам. — Из самой пустоши?

— Ага, охотник, — я решил сразу направить свою судьбу в нужную мне сторону.

Писарь, как я решил называть мужичка, цыкнул, и внимательно вгляделся в нижний край бирки. Там были ещё какие-то знаки. Покопавшись в памяти, я понял что эти отметки ставили когда опрашивали о том что я умею. И отметок о «навыках» там было три. Охотник, крестьянин и лесоруб. Кажется дядька который меня тогда опрашивал помогал таким как я всём чем мог. Надо хорошенько его вспомнить, и при случае сказать спасибо.

Вообще память работала довольно интересно. Вот бывает такое, что вы посмотрели фильм, и забыли. А потом, кто-то спрашивает смотрел ли ты этот фильм. И ты с полной уверенностью говоришь что нет. Собеседник начинает про него рассказывать, и ты цепляешься за какую-то деталь, и начинаешь «разматывать» память. И оказывается что ты без подробностей знаешь все. Ну т. е. ты не можешь назвать ни одного имени, смутно помнишь актёров, не помнишь ни одного диалога или фразы. Но вот сюжет, и какие-то свои мысли и выводы, которые были сделаны при просмотре, ты помнишь отлично. Только тут приходилось эти выводы переосмысливать, потому как они были не мои, а «старого» Тамара.

Когда я вынырнул из своих мыслей, оказалось что писарь уже какое-то время разглядывает меня.

— Эт сколь ты сюда добирался, охотничек?

Видимо писарю было скучно.

— Тридцать восемь дней, — без паузы ответил я, сам считал буквально полчаса назад.

Повезло что тут счёт тоже до десяти. Была бы в ходу пятеричная система, а судя по памяти Тамара, предпосылки к этому были, было бы намного сложнее.

Писарь от моих слов подобрался, как кот перед прыжком.

— Сколь ты сказал?

— Тридцать восемь.

— А сколь то буде атнивок?

— Семь с половиной.

— До, сколь посчитать сможешь?

Я провёл ревизию знаний чисел Тамаром, оказалось что на Карельском я не знаю как звучит слово двести.

— До скольки надо, до стольки и посчитаю. Только слов не знаю для больших чисел. Два-сто как называется? Ну и там далее. Три-сто, четыре-сто, десять-сто.

— Самородок, — улыбнулся писарь.

Вообще это слово означало свежую печень сильного магического зверя, но я перевёл это именно так.

— Писать умеешь? — с надеждой спросил он.

— Читать научусь, и писать смогу, а учусь быстро, — местные надписи я видел и в себе был уверен. Буквы тут простые, посложнее греческих, но не хинди какой-нибудь.

Писарь побарабанил пальцами по столу, затем взял плоскую дощечку, провёл по ней ладонью, затем ровной палочкой, и той же палочкой нарисовал там какой-то значок.