— Так значит ты троих nhahturt победил? — начал Ротод, когда еду принесли и первый голод уже был утолён.

— Привычка, — неопределенно повел кружкой Огль.

— А ты забавный, — усмехнулся в ответ северянин, — а меня зачем ждал?

— Мне сказали что последнее место в гостиннице осталось только в твоей комнате, и без твоего разрешения это место мне не отдадут. Не скажешь за что такое счастье тебе?

— Ха, да все просто, я тут самый сильный.

— Завтра проверим? — предложил Огль, — с утреца.

— С удовольствием, — с улыбкой ответил Ротод, выронив на бороду часть еды.

— Кстати, Тамар, — вдруг обратился ко мне, — а что это ты сделал перед едой?

— Какой, — не понял я.

— Ну вот этот, — фехтовальщик перекрестил стол.

Это выглядело так нереально, что я просто подвис.

— Тоже интересно, — вдруг поддержал тему северянин, чем вывел меня из ступора.

— Ну, это такой ритуал, — попытался пояснить я.

— Но я не почувствовал всплеска, а ты не так хорошо контролируешь ману, — продолжил допытываться Огль, а Ротод кивнул, подтверждая слова своего нового соседа.

— А в этом ритуале нет магии.

— Погоди, ритуал без магии? — удивился северянин, — а как он тогда работает? Да и зачем вообще нужен ритуал с немагичской едой?

— Эм… ну, это для того, чтобы пища пошла не во вред.

— Так магии нет, как ты узнаешь что там нет яда?

— Это не от яда, — снова попытался объяснить, — в общем, это чтобы из-за еды не стать злее, или более жадным.

— Интересное мнение, — прокомментировал это Огль, — но насколько я заметил, от еды люди наоборот, добреют. Точнее от голода начинают злиться.

— Я не смогу сейчас объяснить, — сдался я.

— А откуда вообще ты взял этот ритуал?

— Это… традиции… В общем, — я постарался быстро найти что-то, что соответствовало бы слову «религия», «вера», или «церковь». Самым близким было слово «орден», и я решил остановиться на нём, — я состою в одном ордене, и там так принято.

— Какой-то новый? — поинтересовался Огль.

— Скорее малочисленный. Я наверное единственный в этом мире.

— Так ты глава ордена? — удивился фехтовальщик, в то время как северянен немного помрачнел.

— Нет, чтобы просто перестать быть рядовым членом ордена и подняться выше, нужно пройти обряд, а я вряд ли встречу кого-то, кто имеет право его провести.

На этом разговор как-то увял, а я, убедившись что мои знакомые не собираются друг друга покалечить в первый день знакомства, и что Оглью есть где поселиться отправился спать в «детский» барак.

Следующий день я провел в ратуши перебирая свитки, но на самом деле думал о другом. Я пытался «перевести» понятия православия, на местные реали. Получалось откровенно хреново, но кое-какие заготовки для разговоров подобных вчерашнему, у меня появилось. К вечеру я был не то чтобы уставший, скорее никакой. В этом состоянии я и отправился на полигон городской стражи, надеясь там найти Ротода, вчера нам так и не удалось поболтать. Хотя я был не уверен что ему будут интересны те вопросы, которые сегодня крутились в моей голове.

— Тамар! — неожиданно позвали меня, когда я собирался выходить с городской площади, — До чего же это маленький город, если я за два дня в разных местах встретил тебя дважды?

— Мастер Огль? А вы тут какими судьбами?

— Да вот, решил перевести своего коня поближе, — он тряхнул уздечкой, за которую вёл тонконогого темно-серого коня, с редкими и тонкими светло-серыми полосками. Насколько я знаю в нашем мире такого окраса нет, — знакомься, Утёс. Последние лет семь, мой верный спутник.

Я попытался погладить кон по щеке, но тому явно не понравилось мое фамилиарное поведение, и мне пришлось отказаться от этой идеи. При этом в седельных сумках, похоже что тех же что и вчера, явно звякнуло. Сколько же железок Огль возит с собой?

— Ты Ротода ищешь? — сделал удачное предположение фехтовальщик.

— Да, думал найти его у стражников.

— Его там нет, он ближайшие пару атнивок с постоялого двора не выйдет.

— Это на него не похоже, — я махнул рукой в сторону восточных ворот, предлагая пойти вместе.

— Ну после того как я показал ему несколько связок с копьём, он решил их отработать. А это можно делать и одному.

— И он так просто решил научиться тому, что вы ему показали?

— Слжно игнорировать рекомендации того, кто держит клинок у твоей шеи, — пожал плечами Огль.

Я даже с шага сбился.

— Как у шеи?

— О ничего страшного, просто твой друг проиграл наш тренировочный бой.

— То есть вы сейчас самый сильный боец на том постоялом дворе?

— Что ты, нет. Я тоже проиграл один бой.

— Кому? — удивился я.

— Еще одному северянину, предводителю отряда, как там его зовут. Точно, Колк. Я собственно говоря поэтому сюда и приехал.

— Не понимаю. Колк же проиграл Ротоду. Но при этом победил вас, а вы победили Ротода. Так кто-же тогда из вас сильнее? А-а-а, — перебил я сам себя, — камень, ножницы, э… ткань.

— Это что? — Огль заинтересованно посмотрел на меня.

— Детская игра. Камень, ножницы и ткань, — я показал соответствующие жесты рукой, — камень тупит ножницы, ножницы режут ткань, ткань оборачивает камень. Каждый из них сильнее одного, но слабее другого. Мы так некоторые споры решали.

— А ты необычный парень. Да именно так. Колк имеет больше магии чем я, неплохо ее использует, и при этом достаточно хорошо фехтует, поэтому если я хочу стать сильнее него, мне нужно увеличивать магический резерв. Но Колк недостаточно хорошо фехтует, чтобы победить Ротода, у которого магии еще больше, а навыков намного меньше. Настолько, что я почти не применяя магию могу его победить.

За время нашего разговора мы подошли к постоялому двору, и Огль направился к конюшне, а я к тренировочной площадке, где ожидаемо увидел Ротода. Он очень медленно повторял то, что в карате называют ката. Цепочку из шагов, уворотов и ударов. Меня он заметил, кивнул, но занятие свое не прервал. Наблюдал я за этим минут пятнадцать, навалившись на заграждение. В этом виделось что-то красивое, но незавершенное, и, как бы сказать, не до конца понятное. Еще в моем мире, на просторах интернета, мне попалось очень интересное определение красоты. Красота — это подсознательно воспринятая функциональность. Это значит что наше подсознание всему вокруг приписывает какую-то функцию, а наше подсознание, когда мы что-то видим, «обсчитывает» параметры того, как вот это будет выполнять эту самую функцию. И чем больше то, на что мы смотрим, похоже на то, что должно выполнять эту функцию, тем красивее оно нам кажется. Отсюда следовало две вещи. Если разные люди по разному представляли функцию одного и того же, то то, что для одного будет красивым, для другого нет, что очевидно. И если два человека одинаково представляют функцию одного и того же, но глубина понимания разная, то… то, что для одного будет красивым, для другого нет, и вот это менее очевидно. И вот сейчас я на себе ощущал вот это нехватку глубины понимания рукомашества, а в данном случае скорее палкомахательства. Ну и неточное исполнение этих самых «ката».

— Лови!

Отвлёк меня от размышлений окрик со спины. А когда я начал поворачиваться, что-то больно толкнуло меня в плечо, и зазвенело под ногами.

— Первый тест ты провалил, — улыбнулся подошедший Огль, — поднимай и пошли посмотри что ты ещё не умеешь.

Я потер плечо и поднял тренировочный, ну её знаю, на меч это тянуло только с учётом моего роста, я же все-таки ещё подросток. А так скорее длинный кинжал. Огль стоял в дальнем, от не прекращающего своё занятия северянина, и ждал меня. Мне ничего не оставалось делать, кроме как встать напротив.

— Попробуй меня ударить.

***

Знаете это ощущение, когда у тебя что-то болит, но не сильно. И ты специально напрягаешь эту часть тела, чтобы она немного сильнее заболела, а потом перестала на какое-то время, чтобы насладиться вот этим ощущением уходящей боли. Это не пресловутая «приятная усталость», и не крепатура. Это что-то похожее, но одновременно другое. Как в детстве прикусывать язык о десну, после удалённого молочного зубы, или срывается коросты, или протирание синяка, или да, потягушки при крепатуре. Вот чем-то таким я и занимался, лёжа на своём топчане, потому, что у меня болело всë. Этот бешенный вентилятор умудрился дотянуться своим мечом почти до каждой моей мышцы. Почти, потому, что некоторые, он оставил для камней пуляемых телекинезом. И знаете что он сказал после этого? «Как прекрасно что ты ничего не умеешь!» После чего предложил учиться у него. Конечно я согласился. И я понимаю чем хорошо полное отсутствие навыков — меня не придется переучивать. Но можно же было как-то мягче высказаться!