— Что бы это ни значило, я не хочу.

У меня не было желания продолжать этот разговор.

Его плечи опустились. — Это не то, что ты думаешь, — серьезно продолжил он.

Мне стало плохо, и он вздохнул.

Роудс потер затылок. — Прости, ангел. Я уже облажался.

— Просто скажи мне. В чем дело? Что случилось? — спросила я. — Я не шучу, ты меня пугаешь. Нас двоих.

— Да, папа, скажи ей. — Малыш издал звук. — Ты ведешь себя странно.

Роудс покачал головой и вздохнул. — Закрой дверь, Ам.

Парень захлопнул ее и скрестил руки на груди. Мои руки начали слегка трястись, когда внутри меня поднялся страх, когда я попыталась подумать о том, из-за чего он мог быть так взволнован. Я видела, как он столкнулся лицом к лицу с летучей мышью. Он без проблем поднялся на двадцать футов в воздух. Он был болен? С кем-то что-то случилось?

Роудс выдохнул и секунду смотрел в пол, прежде чем поднять голову и сказать:

— Помнишь, я рассказывал тебе некоторое время назад о тех останках, которые нашел путешественник?

Я вдруг похолодела внутри. — Нет.

— В тот день, когда ты подобрала орла, я сказал тебе, — мягко напомнил он мне. — После этого в газете были статьи. Об этом говорили в городе.

Это звучало совсем незнакомо.

С другой стороны, всякий раз, когда возникали разговоры о пропавших людях, я обычно отключалась от них. Любая надежда на то, что у меня будет завершение, что у меня будут ответы, умерла давным-давно. Может быть, это было эгоистично, но мне было легче идти дальше, не отягощаться этими цементными блоками горя, не слишком сосредотачиваться на случаях, слишком похожих на то, что случилось с моей мамой. Долгое время я едва могла справиться с собственной болью, не говоря уже о том, чтобы принять чужую.

Некоторые люди вышли из травмы с толстой рубцовой тканью. Они могли справиться с чем угодно. Они прошли через самое худшее и могли выдержать любой удар, потому что знали, что могут выжить.

С другой стороны, были такие люди, как я, которые выжили, но с более тонкой кожей, чем раньше. Некоторые из нас оказались завернутыми в ткань еще тоньше, чем папиросная бумага, с телом и душой, поддерживаемыми только волей к продолжению. И механизмами преодоления. И терапиями.

— Этот турист вышел и наткнулся на кости. Он оказался хирургом-травматологом и думал, что узнал… некоторых из них выглядели как человеческие. Он попросил прийти туда, и власти забрали то, что он нашел.

— Хорошо…

Роудс облизал губы и чуть крепче сжал мои руки.

— Они совпали с ДНК.

Воспоминания о том времени, спустя три года после исчезновения моей мамы, когда были найдены останки, и они подумали, что это могла быть она, наполнили мою голову. Мы были так разочарованы, когда после того, как я предоставила образцы ДНК, выяснилось, что это не совпадение. Несколько лет назад произошло то же самое. Поисковая группа, пытавшаяся найти пропавшего туриста, наткнулась на руку и частично закопанный череп, но и из этого ничего не вышло. Останки принадлежали человеку, пропавшему за два года до этого. Это был последний раз, когда у меня была хоть какая-то надежда найти ее.

Но я знала. Я знала еще до того, как он что-то скажет, то, что собиралось вылететь из его рта. Моя кожа начала покалывать.

— Тебе скоро позвонят из офиса коронера, но я надеялся, что ты сперва услышишь это от меня, — сказал он осторожно, спокойно, все еще держа меня за руки. Я была так рассеяна, что не заметила этого.

Я сжала челюсть и кивнула, мои губы внезапно онемели. В моей груди начало покалывать.

— Да, я бы хотела, — медленно сказала я ему, зная… зная….

Он выдохнул, его квадратная челюсть шевельнулась из стороны в сторону, прежде чем он мягко произнес последние слова, которые я ожидала, и в то же время единственное, что я могла представить:

— Они принадлежат твоей маме, милая.

Он сказал это. Он действительно сказал это.

Я повторила его слова в своей голове, потом еще и еще.

Я закусила нижнюю губу и поймала себя на том, что киваю быстро и слишком долго. Я тоже быстро моргала, когда мои глаза начали слезиться. И я почти не слышала тихого сдавленного всхлипа, неожиданно вырвавшегося из моего горла.

Моей маме.

Моей маме.

Лицо Роудса поникло, и следующее, что я помню, это то, что его руки были вокруг меня, и он крепко притянул меня к себе, прижимая мою щеку к пуговицам его рубашки, когда еще один удушающий ком образовался в моём горле. Я попыталась вдохнуть, но вместо этого все мое тело тряслось. Я дрожала. Хуже, чем в день «Адского похода».

Они нашли ее.

Они наконец нашли ее.

Моя мама, которая любила меня всем сердцем, которая не была идеальной, но всегда давала понять, что быть идеальной — переоценено. Женщина, которая научила меня тому, что радость бывает разных форм, размеров и видов. Та самая женщина, которая изо всех сил боролась с невидимой болезнью (прим. болезнь, которая не проявляет внешне видимых признаков или симптомов. У людей с невидимой болезнью могут быть такие симптомы, как боль, усталость, головокружение, слабость или психические расстройства) дольше, чем я когда-либо знала.

Они нашли ее. После всех этих лет. После всего….

Воспоминание о моменте двадцатилетней давности, когда я поняла, что она меня не заберёт от Клары, толкнуло меня прямо в самый центр моего существования. Я плакала. Кричала. Я выла в горле, и моя душа была разбита. Мам, мам, мам, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, вернись…

— Теперь ты можешь захоронить ее, — прошептал он прямо перед тем, как громкий плачущий крик заглушился его рубашкой. — Я знаю, милая, я знаю.

Я плакала. Из самой глубины моего тела я вытащила слезы. За все, что я потеряла, за все, что потеряла она, но также в некотором роде от облегчения, что ей больше не придется быть одной. И, может быть, потому, что мне больше не нужно было быть одной.

..•.❃.•.•.

Через несколько часов я проснулась на диване в гостиной. Мои глаза казались опухшими и раздражёнными, при этом покалывали, когда я щурилась. Моя голова была на коленях Роудса. Его — откинута на спинку. Одна его рука была на моих ребрах, а другая на затылке.

Мое горло тоже болело, поняла я, всхлипывая. Телевизор все еще тихо работал, показывая какой-то рекламный ролик. Но я сосредоточилась на кресле, в котором находился вырубившийся мальчик. Тот самый, который не отходил от меня с тех пор, как Роудс сообщил новости. С тех пор, как позвонили из офиса коронера, и слова женщины залетели в одно ухо и вылетели из другого, потому что в моей голове стоял звон.

И это заставило меня снова всхлипнуть.

Я всегда ощущала, что так много потеряла. Я знала, что нет человека, прожившего жизнь, при этом не потеряв что-то, а иногда всё. Но тогда это знание не принесло мне утешения.

Потому что её всё ещё не было.

Я никогда, никогда больше не увижу её.

Но, по крайней мере, я это знала, пыталась вразумить себя не в первый раз. По крайней мере, я это знала теперь. Не всё из этого, но больше, чем я когда-либо ожидала. Огромная часть меня всё ещё не могла в это поверить.

Теперь это казалось таким окончательным, её потеря.

Почти так же свежо и болезненно, как двадцать лет назад. Моё тело и душа были расколоты, и все уязвимые и мягкие места были выставлены напоказ. Как будто я снова потеряла её.

Я прижалась щекой к ноге Роудса и схватилась за его бедро. А затем ещё немного поплакала.

..•.❃.•.•.

Мне хотелось бы верить, что в последующие дни я бы восприняла эту новость настолько хорошо, насколько можно было бы этого ожидать, но нет, это было не так.

Может быть, потому, что прошли годы с тех пор, как я в последний раз позволяла себе почувствовать крупицу надежды на шанс найти ее. Может, потому, что в последнее время я была чертовски счастлива. Или, может быть, потому что я чувствовала, что всё то, что привело меня сюда, было ради этого. Ради этих людей в моей жизни. Ради этой надежды на семью и счастье, и хотя я бы отдала все, чтобы вернуть маму, я наконец-то была близка к умиротворению.