— Причин было много. Одной из самых больших было то, что я хотела иметь детей, а он все откладывал и откладывал, и я, наконец, поняла, что он будет вечно оправдываться. Это было важно для меня, и не то чтобы я не давала ему понять это с самого начала наших отношений. Наверное, я должна была догадаться, что он никогда полностью не посвятит себя нашему будущему, когда он продолжал настаивать на презервативах даже после четырнадцати лет совместной жизни, верно? Слишком много информации, извини. Другой причиной была его карьера. На самом деле я не из прилипчивых и не нуждаюсь во внимании, но его работа занимала с первого по десятое место в списке приоритетов его жизни, а я… собиралась навсегда остаться одиннадцатой, когда я была бы счастлива быть третьей или четвёртой. Я бы предпочла номер два, но я могла смириться.

Морщины на его лбу снова появились.

— И также была куча других причин, которые появлялись с годами. Его мама — Антихрист, а он был маменькиным сынком. Она страстно ненавидела меня, если я не могла что-то сделать для неё или для него. Мы просто выросли в совершенно разных людей, которые хотели совершенно разных вещей… и теперь, когда я думаю об этом, я полагаю, что это действительно не так уж сложно. Думаю, я просто хотела, чтобы со мной находился кто-то, кто был моим лучшим другом, кто-то хороший и честный, кто не заставляет меня сомневаться в своей значимости. А он никогда не бросил бы свою работу и даже не попытался бы пойти на компромисс.

Мне казалось, что это я всегда должна была отдавать, отдавать и отдавать, а он брал, брал и брал.

Я фыркнула губами и пожала плечами, глядя на Роудса. — Наверное, я немного надоедливая.

Его серые глаза блуждали по моему лицу, и через мгновение он поднял брови и опустил их обратно, покачав головой.

— Что? — спросила я.

Он захихикал. — Он звучит как гребаный придурок.

Я слабо улыбнулась.

— Мне нравится так думать, но я уверена, что есть люди, которые сочли бы, что он слишком хорош для меня.

— Сомневаюсь.

Это заставило меня широко улыбнуться ему.

— Раньше я хотела, чтобы он сожалел о конце наших отношений до конца своей жизни, но знаешь что? Мне просто все равно, и это делает меня чертовски счастливой.

На этот раз он коснулся моей руки. Его большой палец на двести градусов на моем запястье. Серые озера его глаз так близко, такие глубокие и гипнотизирующие. Роудс был так красив в этот момент — гораздо больше, чем обычно — весь частично хмурый и так сосредоточен на мне, что было легко забыть, что мы не были посреди леса, только вдвоем.

— Он был идиотом. Только тот, кто никогда с тобой не разговаривал и не видел, мог подумать, что тебе повезло. — Взгляд Роудса метнулся к моему рту, и он тихо вдохнул через нос, его слова превратились в хриплый шепот. — Никто в здравом уме не позволит тебе уйти. Никогда, ни за что в жизни, ангел.

Моё сердце.

Мои конечности онемели.

Мы так долго смотрели друг на друга, что я могла слышать только наше ровное дыхание. Но в конце концов, когда этот напряженный момент так сильно затянулся между нами, он первым отвел взгляд. Рот приоткрылся, глаза устремились на верх палатки, прежде чем он взял планшет и все время постукивал по экрану, прочищая горло.

— Готова посмотреть фильм?

Нет, нет, не готова, но каким-то образом мне удалось сказать «да». И это было то, чем мы занялись.

Глава 21

Я провела рукой по затылку, наполняя последнюю из своих бутылок с водой. Через окно, находившееся над раковиной, едва начинало выглядывать солнце. Если бы у меня были другие планы, я бы до сих пор была в палатке со вчерашнего вечера.

Только моя мама могла заставить меня встать с кровати так рано. Я видела сон о ней накануне вечером. Не то чтобы я могла вспомнить, что там произошло, потому что я не могла, но у меня были определённые ощущения, когда она была в них. Я просыпалась более счастливой. Счастье обычно переходило в печаль, но не в неприятную.

Я подумала, что этот сон должен был быть каким-то предзнаменованием похода, который я собиралась совершить сегодня.

В конце концов, я была здесь из-за нее.

Но какая-то часть меня не могла не жалеть, что я не осталась прошлой ночью в палатке с Роудсом.

Лежа на спальных мешках, мы смотрели один фильм и начинали другой. Ночь была тихой и уютной, и только слабые звуки проезжающих время от времени машин по проселочной дороге прерывали голоса актеров, доносившиеся из планшета.

Честно говоря, это была самая романтичная ночь в моей жизни.

Не то чтобы Роудс знал об этом.

И когда мы свернули спальные мешки и разобрали палатку, он спросил меня, что я беру с собой в поход, который я собиралась совершить сегодня. Роудс дал мне несколько тихих предупреждений, а потом, сидя в походных креслах, мы проверили погоду на его телефоне.

И именно поэтому я накачивалась таблетками прямо из постели в пять тридцать утра. Мне нужно было начать раньше. Это может быть мой последний шанс преодолеть эту «Адскую тропу», если я не хочу ждать до следующего года. Снег скоро должен был достичь самых высоких вершин.

И я бы, наверное, могла подождать, но… Мне нужно было это сделать.

Я должна была.

Напоминание о том, как коротка жизнь, расцвело в моей голове и осталось там. Я знала, что должна, по крайней мере, попытаться совершить ещё один поход, поскольку у меня действительно было время. Возможно. Будь большим или иди домой, моя мама была невероятно смелой и бесстрашной. Я должна была сделать это для неё.

Я накачала себя, чтобы попытаться пройти эту чёртову тропу раз и навсегда. Прогноз был хороший. На форуме я нашла сообщение от кого-то, кто сказал, что они прошли маршрут два дня назад, и это было здорово.

Так почему бы и нет? В основном я собрала свои вещи и готовилась сделать это. Чтобы доказать себе, что я могу.

Для мамы и за все годы, которые она не прожила. За все переживания, которые она упустила. За путь, который проложил мне ее жизненный выбор.

Я была здесь, в этом месте, с надеждой в сердце из-за неё. Это было меньшее, что я могла сделать.

И, вероятно, именно поэтому я была так погружена в свои мысли, когда заканчивала тащить свои вещи вниз по лестнице к своей машине, что не заметила фигуру, приближающуюся с другой стороны дороги, пока Роудс тихо не спросил:

— Ты в порядке?

Через плечо я поймала взгляд его серебристых волос и улыбнулась красивому лицу, смотревшему на меня.

— Ага. Я в порядке, просто думаю о маме, — ответила я, прежде чем бросить свой рюкзак на заднее сиденье.

— Хорошие или плохие мысли? — мягко спросил он, прежде чем прикрыть рот, чтобы зевнуть. Он уже был в форме, но верхние пуговицы были расстегнуты, а ремень он не надел.

Неужели он вышел сюда только потому, что увидел меня в окно?

Медленно обернувшись, я увидела его тяжелые черты, эти острые скулы, тонкую ямку на подбородке. Он выглядел бодро, хотя мог зевать время от времени.

— Оба, — ответила я ему. — Хорошие, потому что я здесь из-за нее, и я действительно счастлива, что вернулась, и все идет хорошо, но плохие, потому что…

Он внимательно смотрел на меня, такой красивый, что у меня немного заболело в груди.

Я никогда не произносила эти слова вслух. Я слышала их из уст других людей, но не от себя. Но сейчас я поняла, что хочу сказать это.

— Ты когда-нибудь слышал, что были люди, которые не верили, что она пострадала и не смогла выбраться?

Глаза Роудса прыгали с одного моего на другой, но он не врал мне. Он сделал небольшой шаг вперед и опустил подбородок, все еще наблюдая.

— Было несколько мыслей, что она… — Он втянул воздух, словно не был уверен, что хочет произнести эти слова, но он это сделал. — …причинила вред сама себе.

Я кивнула.

— Или что она ушла, чтобы начать новую жизнь, — тихо закончил он.

Именно это жалило сильнее всего. То, как люди думали, что она бросила всё, бросила меня, чтобы начать всё заново.