Я держался, время от времени даже в плын соскальзывал, навыки бузника использовал, но последнее плохо помогало. Как-то совсем не совпадали мы по ритму движения с особями. Имеется в виду человек и эти непонятно откуда появившиеся трехножки.

— Осторожнее, Нинель. Других бы не потревожить… — вот уже который раз услышал я от бывшего старшего унтера.

Он крушил головы-тыковки мастерски. Однако, годочки сказывались. Дышал теперь Силантий тяжело, с присвистом и всё чаще выжимал свою бороду. Вся она у него слиплась уже от того, что из голов особей наружу выплескивалось.

Викеня тоже сильно ухайдакался. Расчленит упавшую особь, постоит немного и дальше свою порученную отцом работу работает. Силантий сына не жалеет, не отправляет его обратно в город.

— Ничего, дома отдохнёт… — так он мне про Викеню ответил, когда я его спросил о том, что не пора ли тоже парня в Вятку вернуть. — Помощник он хороший.

Так, так, так… Похоже, вот куда особи двигаются.

Из-за березняка слева от тракта мне стали видны посверкивающие на солнце остроконечные башни. Как будто патроны от моей трехлинейки во много-много раз увеличенные.

Космические корабли особей? Похоже…

Я даже удивился как-то устало.

Ну, корабли и корабли. На чем-то должны же они к нам попасть…

— Смотри, Нинель.

Силантий Артемьевич тоже видимое мною заметил и сейчас указывал мне своей рукой на выглядывающее из-за березняка.

— Вижу, — у меня даже язык не ворочался более длинной фразой ответить.

— Не туда ли они топают? — Силантий опять отжал свою бороду от содержимого голов особей.

— Туда. — кивнул я.

— Не надо им туда… Только тогда мы их и видели… — соображения у дослужившегося до старшего унтера было больше чем у генерала. — Вернуться они потом могут.

Могут. Тут я со сказанным простым вятским мужиком был полностью согласен.

— Доделать надо работу-то, — это уже Викеня поддержал родителя.

Баба ничего не сказала. Похоже, и её силушки предел имели. Сидела баба сейчас прямо в дорожной пыли и виновато улыбалась. Всё де, мужички, больше я вам не подсоблю…

Кстати, особей тоже не сильно много осталось. Ну, если ещё из Вятки или какого-то другого места они сюда не приплетутся.

Последнюю голову особи я расколол буквально в пяти шагах от пулевидной ракеты. Викеня стоя на коленях, ноги его уже не держали, пытался расчленить неизвестно уже какую по счету особь, но это у него не получалось. Топор из рук вываливался в полном смысле этого слова.

Силантий Артемьевич ещё на дороге в березняке остался. Упал и встать больше не смог. Уработался до бессознательного состояния. Не помер бы, больно мужик он хороший…

У меня тоже один за другим красные круги перед глазами плавали.

Мля… Хреново-то как мне…

Выйди сейчас из ближайшего корабля трехножка, она бы меня одной своей тоненькой ручкой-веточкой поборола, на обе лопатки положила.

Однако, корабли особей стояли мертвыми истуканами, только своим красноватым металлом отсвечивали.

Всё как-то просто у нас получилось. Без всяких тебе эпических битв. Без хаоса на поле боя, ситуаций с невероятно высокой динамикой…

В реальной жизни так оно и бывает. Потом уж, одно убавят, другое — прибавят, что замажут, где приукрасят… Вот и подвиг получится.

Да, долго мы оживших тварей уничтожали, чуть ли не весь день. Сейчас вон, уже солнышко садится начинает. Шли и били, шли и били, шли и били… Хоть бы одна обернулась…

— Викеня, живой? — окликнул я парня.

Тот что-то невнятное промычал. Как сидел на дороге, так сидеть и остался.

О… Силантий показался, в дорожном прогале между березами стоит. Качает его, как особь. У них он такую моду перенял?

Он, что — железный? Сюда шагает…

До Викени дошел, помог сыну подняться.

— Жив, Нинель?

— Жив, Силантий…

— Вот и хорошо. Передохнем чуток и посмотрим, что за штуковины.

Он, это, про корабли?

Ну, мужик…

Слов у меня просто не было. Пол часа ещё не прошло, как чуть не замертво от усталости он свалился, а сейчас его вон куда потащило!

— Из города скоро приедут, всё захапают. А мы до этого сами зайдем и посмотрим, что там есть хорошего. — бывший унтер даже подмигнул мне.

Смеяться я из-за усталости не мог.

Просто слабенько кивнул ушлому мужику.

Не, такой своего не упустит…

Глава 32 Нет в жизни счастья…

Чуток отдыха у Силантия Артемьевича продлился совсем не долго. Не чуток это был, а что-то совсем малое по времени.

— Пошли, — бородач поднялся на ноги и поманил за собой Викеню.

Так… А меня? Мне, что, трофеи не положены? Я — лишенец?

Сумочку с медицинскими принадлежностями особей я Людмиле Константиновне презентовал — надо же было как-то за утраченную лошадку, что являлась имуществом психиатрической лечебницы, рассчитаться. Ехать искать её в Слободской у меня ни времени, ни желания не было. Легко пришла ко мне сумочка, легко и ушла. Пусть ею доктор Громозова пользуется по своему усмотрению. Так что сейчас у меня никаких затрофеенных вещиц трехножек не имелось. Поэтому, нужно срочно ликвидировать эту несправедливость.

А Силантий-то — орел! Как на крыльях к кораблю особей полетел. Ещё и в руке его словно из воздуха мешок материализовался. Такой же он и Викене выдал. Он, что, их за пазухой прятал?

— Э, про меня не забыли? — окликнул я трофейную команду.

Ответа мне не последовало. Некогда бывшему унтеру в сей момент тары-бары разводить, тут удача рядом маячит и её ловить надо.

Как столетний дед я поднялся сперва на четвереньки, покряхтел, а только уж потом встал. Что-то совсем я расклеился. Подозреваю, что содержимое голов особей для человека оказалось токсично. Я этим дерьмом сейчас не только с головы до ног заляпан, кое-что мне и в рот попало. Никак от этого было не уберечься.

— Стоять! — наполненный металлом голос за моей спиной застал меня с приподнятой ногой. Только хотел я шагнуть, как меня остановили.

Пришлось принять исходное положение. С владельцем такого голоса не спорят. Даже не оборачиваясь, я со сто процентной уверенностью могу сказать, что принадлежит он товарищу из весьма серьезной губернской организации.

Обосновались они в бывшем особняке Тихона Булычева, самом красивом здании Вятки. Владелец Вятско-Камского пароходства на Николаевской его себе перед Великой войной отгрохал всем на удивление, стены одной из комнат даже хотел украсить серебряными рублями с портретом Николая Александровича. Как положено письменно на это у императора дозволения попросил. Тот и ответил телеграммой: «НЕ ВОЗРАЖАЮ ТЧК РЕБРОМ ТЧК НИКОЛАЙ».

Когда германская война началась, миллионер Тихон Филиппович продал свой Красный замок в треть стоимости городу и в нем открыли первый в России дом инвалидов и сирот Великой войны. После ликвидации мятежной Вятской республики и установления в губернии советской власти в чудесный дворец въехала губчека. Её сотрудник сейчас у меня за спиной и находился.

— Стоять! Кругом! Шагом марш! — следовали мне одна за одной команды без всякого перерыва.

Так, всё же — «стоять» или «кругом»? Или — сразу «шагом марш»?

«Шагом марш» я и сам хотел, но, видно не в том направлении…

Ладно… Посмотрим…

Я переступил с ноги на ногу на месте, повернулся «кругом». Причем, правильно, а не как до поступления на воинскую службу думал. Круг тогда у меня с триста шестьюдесятью градусами ассоциировался. У военных же «кругом», это — на сто восемьдесят градусов. С чекистами шутить не надо, не все из них юмор понимают.

Да… Не получилось ничем у меня в кораблях особей поживиться… Вроде — герой, изничтожил воскресших чудищ без счета, а — не моги! На технологии трехножек сразу лапу государство наложило. Понять его можно, конечно. Кругом — враги, мировая революция даже не забуксовала, а самым настоящим образом провалилась. В губерниях неспокойно, вон некоторые вятские мужики даже о пулеметах мечтают…