— Солдатик, иди сюда…

Кто это меня зовет?

Я осмотрелся вокруг. Из окна дома, за которым я прятался, какая-то девица меня рукой манила.

— Иди скорее, прячься.

Хороший у нас всё же народ! Тут вон что творится, самой девице спасаться надо, а она меня выручить желает.

Глава 21 Вот и четыре

Нет, не буду я прятаться.

Буду — из города выбираться. Огородами.

Что, какие в городе огороды? Самые обычные. Не сильно велики, но — имеются.

— Спасибо. Вы сами, милая барышня, спрячьтесь. Из дома пока не выходите. Вон что на улице творится.

Сказал это я, а ещё и рукой помахал. Показал, что нечего ей у окна стоять, пусть оно и не на проезжую часть улицы выходит. Нужно ей где-то в чуланчике схорониться.

Девица мне кивнула — поняла де. Ухожу-ухожу…

Ну и хорошо, нечего ей в мужские дела лезть. Не то у неё предназначение.

Из поясной патронной сумки я достал новую обойму, перезарядился. Руки привычно сами всё сделали. Снова сейчас я пять раз могу за себя постоять и надеюсь, что с ожидаемым результатом. Три особи уже на мой счет записаны, брошена, хоть маленькая, но гирька на нашу часу весов победы. Я — три, другой — три, так и победим потихоньку. Не первый раз, но почему-то мне кажется — не последний.

За самим домом, в палисаднике которого я ранее прятался, небольшой садик имелся. Мимо яблонек я озираясь по сторонам, сторожился — мало ли что, юркой ящеркой просквозил, а за садиком, уже и чей-то огород начинался. Дома в уездном городе один к другому не лепились, располагались вольготно. Тот, чей огород предстояло мне сейчас пересечь, был уже из бревен рублен, в два этаже. Выходил он фасадом, так я полагаю, на второстепенную улицу. Будем надеяться, что особи, вот ведь привязалось словечко, так табунами не ходят.

Хозяева домов, кирпичного и деревянного, похоже — мирно жили. В заборе между садиком и огородом аккуратная калиточка имелась. Через её я в соседский огород и попал. По осеннему времени урожай уже убрали, так что мне даже нигде, за каким-нибудь кочаном капусты, не получалось спрятаться.

Ну, если Бог не выдаст…

Не выдал.

Я выглянул из-за забора вправо, влево — улица была пуста. Вымостить её не удосужились, однако проезжая часть ям и колдобин не имела. Следили местные власти за состоянием городской инфраструктуры.

Куда дальше?

Дорога, что вела из Слободского в сторону губернского центра, если я ничего не путаю, должна лежать от меня по левую руку. В сторону Белохолуницкого поселка я решил не соваться — у моста через Вятку явно уже особи обосновались, по всем правилам военной науки блокпост организовали. Туда мне не следует двигаться.

Кроме чьей-то гуляющей без надзора курицы на улице никого не было. Ну, двинули…

Едва ли я сотню шагов сделал, как из проулочка черт особь вынес. Она низенькая, что спереди, что сбоку чуть ли не за черенком лопаты может спрятаться, поэтому я её в самый последний момент заметил. Уже стрелять приложился, но… передумал — что-то с ней не так.

Она, особь, меня как будто не замечала, брела как пьяный на автопилоте. Шаров в её верхних конечностях не было, это меня в первую очередь скорее всего и остановило. Такого задохлика я через колено сломаю, да и нашумлю выстрелом.

Сейчас я поближе был и особь хорошо рассмотрел. На овальной голове, на донышках двух неглубоких ямок, черненькие глазики-бусинки прятались. Рядом друг с другом посреди головы-тыковки. Ага, хищник, не травоядным её далекий предок был. Так глаза у охотников расположены. Носа я не заметил. Вот ведь — стереотип сработал, нос я хотел на лице найти. А, кто сказал, что он обязательно должен там быть? Может, имеется где-то какая-то дырочка…

Рот, тот был. Щелевидный, без губ. Из него белая пена сейчас пузырилась. Нажрался чего-то нашего незваный гость и отравился? Три его ноги сейчас плохо тельце и голову на себе несли, кренделя неожиданные выписывали. Ручками-палочками он время от времени по телу своему худосочному елозил, как бы хватался там, где болит, червячками-пальчиками.

— Что, хреново тебе, болезный? — тихонечко прошипел я. — А, нечего к нам было переться.

В плен особь взять? А, на кой-мне это надо и куда я её дену? На себе потащу? Может, она ещё и какая заразная? Лишай особиный или чесотку иномирную только не хватало мне подхватить…

Прикладом я особь и приголубил. По голове. Эта часть организма у живого существа обычно самая чувствительная. Если по земным меркам судить — мозг здесь расположен.

Мысль моя оказалась верной. Особь после удара даже не пикнула. Упала, три её нижние конечности несколько раз дернулись и всё.

Четыре. Мой счёт пополнился. Если каждую особь за рубль считать, ещё шесть и будет червонец…

Больше из проулочка никто не появлялся, да и не надо. Война торопливости и суеты не любит. Нечего лошадей гнать…

Кстати, как там моя психиатрическая лошадка? Оставил ведь я её, получается, на растерзание особям. Как теперь буду я перед Людмилой Константиновной отчитываться? Она мне казенное имущество доверила, а я его пролюбил в ходе военных действий…

Глава 22 Домик на лесном кладбище

Партизанить — дело непростое.

Солдату регулярной армии в некоторых отношениях гораздо проще. Есть специальные службы, которые об организации его питания заботятся, думают о его размещении…

Подойдет время — новые портянки выдадут, переведут на зимнюю форму одежды. Что ещё? Боеприпасами худо-бедно обеспечат, махорочки отсыплют.

Ранят солдатика — пожалуйте на белые простыночки в общество миловидных сестер милосердия и строгого усатого доктора. Вот тебе и микстурка сладенькая, и перевязки, и таблеточки.

Партизан — сам о себе заботиться должен. В сей момент у меня дело к вечеру движется. За границы уездного центра я выбрался, а ночевать мне где прикажете? У костерка под открытым небом? А, если дождь пойдет? Крышу бы мне какую-никакую надо найти. Даже шалашик меня устроит. Особенно, если какая-то добрая душа в нем пару фунтов хлеба для меня приготовила. К хлебушку — сала кусочек, пару луковиц, чуток соли… Я же пирожных не прошу — малым и скромным готов обойтись. Можно ещё котелок каши, пусть даже без масла, лишь бы она горячая была…

Что-то я размечтался, даже уже немного пожалел, что приглашение девицы не принял. Сидел бы сейчас с ней в теплом месте, чай пил и умные разговоры вел. После чая с баранками… Так, стоп, стоп, что-то меня совсем на мечтания растащило. Тут ночевать негде, а я про баб…

Темнеет, однако.

Открытые места я старался быстрее покинуть, роща, лесок — для партизана предпочтительнее. Тропинка — лучше, чем шоссе, желательно ещё и мало хоженая. По такой я сейчас и шел.

Бррр…

Вот ведь, куда занесло!

Крест, крест, крест… Передо мной лежало кладбище. Не с мраморными и гранитными памятниками, ухоженными дорожками, а обычное сельское, подзаброшенное.

Что-то мне немного не по себе стало. Вроде и мужик я тертый, не малолеток, а вот так неожиданно вечером на лесном кладбище оказаться… Солнце уже закатывается, тишина… и могилки.

Я переступил с ноги на ногу, под правой сухой сучок хрустнул, а меня аж тряхнуло.

Чёрт, чёрт, чёрт!

Во, ещё и чёрта вспомнил… Совершенно это не к месту.

Так. Стоять, Зорька! Что это я? Вот где-где, а тут меня точно ночью никто не потревожит. Тем более, избушка ещё справа какая-то виднеется. Типа баньки деревенской, темная от возраста и времени суток, крыша чуток провалилась по центру, но ещё нормально меня от непогоды защитит.

Что за домик такой?

Кто тут на лесном деревенском кладбище жить может?

Сторожей здесь на таких погостах отродясь не бывает, служителей, что за могилами следят — тоже. Каждая сельская семья сама свои могилки обихаживает, последние пристанища бабушек и дедушек в порядке содержит.