Хосе Феликс Урибуру скончался в феврале 1932 года, на втором году своего правления. Его преемником стал Агустин Педро Хусто, сын бывшего губернатора провинции Корриентес. Хусто был менее одиозной фигурой, нежели Урибуру – он поддержал переворот 1930 года без особого энтузиазма и отказался от предложенного ему вице-президентства. Но в президентских выборах, проходивших в ноябре 1931 года, Хусто принял участие и одержал убедительную победу над двумя своими конкурентами. Организация выборов вызвала много нареканий, но тем не менее 20 февраля 1932 года Хусто приступил к исполнению президентских обязанностей.

Главными проблемами «бесславного десятилетия» стали тотальная коррупция и множественные злоупотребления властью. Налоги росли, траты на социальные цели уменьшались, государство активно вмешивалось во все сферы экономической деятельности при помощи так называемых «регулирующих хунт», членами которых были «денежные мешки» и представители иностранных компаний. Регулирование носило характер картельных сговоров и вместо пользы наносило экономике вред.

Зависимость от иностранного капитала, с которой пытался бороться Иригойен, возросла. Иностранцы снова почувствовали себя полными хозяевами на аргентинской земле. Показательным примером того, как выстраивались международные торговые отношения, может служить Соглашение Рока-Ренсимена – торговое соглашение между Аргентиной и Великобританией, подписанное в мае 1933 года в Лондоне вице-президентом Аргентины Хулио Аргентино Рока-младшим и президентом британской Торговой палаты сэром Уолтером Ренсименом.

Преамбула была следующей: под нажимом своих доминионов, в первую очередь Австралии и Южной Африки, Великобритания существенно сократила импорт аргентинской говядины, что вызвало сильное беспокойство в Буэнос-Айресе. Аргентинскому правительству удалось добиться установления определенных квот на экспорт мяса в Британию, но при этом восемьдесят пять процентов этого мяса должны были поставлять предприятия, принадлежавшие иностранным владельцам, а на долю аргентинских мясопереработчиков приходилось всего пятнадцать процентов. Квоты были предоставлены на жестких условиях: определенную часть вырученных денег следовало направлять на выплаты процентов по внешним займам, и были снижены таможенные тарифы на британские товары, Аргентина обязалась приобретать уголь только у Великобритании, а британским компаниям, ведущим деятельность на аргентинской земле, гарантировались «доброжелательное отношение» и «надлежащая защита» их интересов. То есть британцы забирали в свои руки львиную долю аргентинского мясного экспорта, да еще и получали за это ряд весомых бонусов. Вице-президент Рока после подписания договора сказал, что «по своему экономическому значению Аргентина напоминает большой британский доминион», а оппозиционно настроенный сенатор Лисандро де ла Торре ответил на это следующей фразой: «В нынешних условиях было бы неверно утверждать, что Аргентина напоминает британский доминион, потому что Британия не отваживается подвергать подобным унижениям свои доминионы».

«Доброжелательного отношения» и «надлежащей защиты интересов» иностранные компании могли добиться и без международных соглашений, достаточно было «позолотить руку» чиновнику, от которого зависело принятие решения, или же заключить с ним взаимовыгодную сделку. Министр сельского хозяйства Луис Антонио Дюау, разводивший скот в своих огромных владениях, продавал его по завышенным ценам владельцам мясохладобоен в обмен на свое покровительство. Когда летом 1935 года Лисандро де ла Торре выступил в Сенате с разоблачением злоупотреблений Дюау и его партнеров, дело дошло до того, что на одном из заседаний Сената был убит сенатор Энцо Бордабеера, поддержавший Торре, и после этого скандал замяли.[129]

В 1938 году на президентских выборах, которые считаются одними из самых мошеннических в аргентинской истории, победил Роберто Марселино Ортис, занимавший прежде пост министра финансов. Ортис попытался изменить ситуацию в стране и предпринял кое-какие меры по демократизации правительственной политики, но тяжелая болезнь вынудила его отойти от дел в июле 1940 года. Президентские полномочия перешли к вице-президенту Рамону Антонио Кастильо, бывшему министру внутренних дел. Хосе Урибуру был волевым лидером, способным повести массы за собой. Агустина Хусто, при всех недостатках его правления, можно назвать способным менеджером. Роберто Ортис показал себя как правитель, заботящийся не только о своем благе, но и о благе государства. А вот о Рамоне Кастильо сказать нечего – он был «никаким», и нет ничего удивительного в том, что его свергли в результате очередного переворота.

В 1942 году правительственным кандидатом на грядущих президентских выборах был объявлен экс-губернатор провинции Сальта Робустиано Патрон Костас, владевший большими земельными угодьями и одним из крупнейших в Латинской Америке сахарным заводом. По взглядам и повадкам Костас был настоящим каудильо, и его кандидатура не устраивала большую часть аргентинского общества, по сути его поддерживали только крупные землевладельцы и верхушка духовенства, но армейскому руководству и политикам, которые смотрели не назад, а вперед, Костас не нравился, а еще не нравилось, что президент Рамон Кастильо, пришедший к власти в результате «грязных» выборов, намеревается столь же мошенническим путем передать власть Костасу.

К недовольству верхов присоединялось недовольство низов, вызванное тем, что к концу «бесславного десятилетия» жизнь стала гораздо хуже, чем была в его начале. О президенте Иригойене, умершем в 1933 году, вспоминали с теплыми чувствами, и если в свое время его не раз упрекали в злоупотреблении властью, то сейчас сожалели, что «отцу бедняков» не хватило твердости в сентябре 1930 года.

Во Второй мировой войне Аргентина участия не принимала, что было совершенно логично, ведь никаких своих интересов в этой войне у нее не имелось. Однако Великобритания и Соединенные Штаты склоняли аргентинское правительство присоединиться к антигитлеровской коалиции. Как говорится, «ничего личного, это просто бизнес». Малочисленная аргентинская армия британцам с американцами и даром не была нужна, им хотелось выкачивать из Аргентины продовольствие и сырье на более выгодных условиях, как из союзника. Однако же вступление в войну сразу же сделало бы аргентинские суда мишенью для германских подводных лодок, да и вообще, с практической точки зрения нейтралитет был выгоднее. Британцам в сложившейся ситуации бесперебойные поставки были важнее условий, на которых они производились, поэтому Великобритания не проявляла особой настойчивости в вопросе вступления Аргентины в войну, в отличие от Соединенных Штатов, которые всячески старались установить полный контроль над странами Латинской Америки и рассматривали союзничество как инструмент для того, чтобы «придвинуть угли к своим сардинам»[130].

В том, что, став президентом, Патрон Костас объявит о присоединении к антигитлеровской коалиции, ни у кого не было сомнений, но большая часть аргентинского офицерства выступала за сохранение нейтралитета, включая и тех, чьи симпатии были на стороне стран Оси[131], которые понимали, что Великобритания и США никогда не допустят присоединения Аргентины к противоположному лагерю.

К началу сороковых годов отношения между правительством и армейской верхушкой стали натянутыми – «денежные мешки» всячески старались лишить генералов политического влияния, что привело к нескольким неудачным заговорам военных. Как это часто случается, удачной оказалась попытка, оказавшаяся спонтанной.

3 июня 1943 года президент Кастильо потребовал отставки военного министра генерала Педро Пабло Рамиреса, который собирался выдвинуть свою кандидатуру на предстоящих президентских выборах. В свое время Рамирес стажировался в Германии, затем был военным представителем в Риме и имел жену-немку, так что его прогерманскую ориентацию можно было считать предопределенной. Но при этом поддержку на выборах Рамиресу собирались оказать демократические силы – умеренные радикалы, социалисты, прогрессивисты[132] и даже коммунисты. В Европе невозможно было бы представить подобного альянса, но у аргентинской демократической оппозиции не было иного выхода – оппозиция не могла победить без поддержки армии. Сам генерал Рамирес не собирался вступать в противоборство с Костасом, он планировал совершить переворот, и поддержка демократов была весьма кстати.