Первый мятеж Хордан устроил в апреле 1870 года. Генерал Уркиса, занимавший в то время должность губернатора провинции Энтре-Риос, был убит, а тремя днями позже Палата представителей провинции избрала Хордана временным губернатором. Сармьенто направил в Энтре-Риос войска, которые вынудили Хордана бежать в Бразилию, где он начал готовиться к новому мятежу (сам он предпочитал называть их «революциями»). Заодно он попытался организовать покушение на Сармьенто, состоявшееся 22 августа 1873 года, – итальянский анархист, сопровождаемый своим братом, выстрелил в карету, в которой ехал президент, но, к счастью, пуля прошла мимо. Попытка мятежа, предпринятая в конце ноября 1876 года, обернулась для Хордана заключением в тюрьму, из которой он бежал в августе 1879 года, на сей раз – в Уругвай. Что же касается Доминго Сармьенто, то в 1874 году, по завершении президентских полномочий, он стал генеральным директором школ провинции Буэнос-Айрес, а впоследствии занял пост генерального инспектора школ при министерстве образования, на котором добился принятия закона о бесплатном школьном образовании.

Сармьенто умер 11 сентября 1888 года в Асунсьоне, куда он переехал четырьмя месяцами раньше. Дата его смерти отмечается как Панамериканский День учителя, а самого Сармьенто называют «президентом-учителем» или «наставником Латинской Америки». Потомки относятся к нему гораздо лучше современников, и в этом нет ничего удивительного, поскольку великие дела невозможно оценить сразу, для этого нужны годы и годы. Надо сказать, что на президентском посту Сармьенто мог бы сделать гораздо больше, если бы ему не мешала оппозиция, в которую, наряду с крупными землевладельцами и торговцами, входили церковные иерархи и сторонники бывшего президента Митре, считавшие, что Сармьенто потакает провинциям в ущерб интересам Буэнос-Айреса.

В Буэнос-Айресе стоит памятник Доминго Сармьенто (не единственный в Аргентине) работы знаменитого французского скульптора Огюста Родена. Одна из столичных улиц носит имя «президента-учителя». Также в Буэнос-Айресе есть Исторический музей Сармьенто, а в доках Пуэрто-Мадеро[120] пришвартован фрегат «Президент Сармьенто», который сначала служил учебным кораблем для Морской академии Военно-морских сил Аргентины, а после был превращен в музей. В Росарио есть площадь Сармьенто, памятник ему можно увидеть в Бостоне, а еще в честь Сармьенто названо здание посольства Аргентины в Вашингтоне. Но, пожалуй, лучшим памятником великому человеку стало стихотворение Хорхе Луиса Борхеса:

Он – это он, Доминго Фаустино Сармьенто, президент-наставник и президент-созидатель. Аргентине повезло, что у нее был такой президент.

Военная кампания, целью которой было установление полного контроля над Патагонской пустыней, готовилась при Сармьенто, но вышло так, что все лавры достались его преемникам – либералу Николасу Авельянеде, занимавшему президентский пост с 1874 по 1880 год, и консерватору генералу Хулио Аргентино Роке, сделавшему на этой кампании политический капитал, позволивший ему избираться в президенты дважды – в 1880 и в 1898 годах.

Скажем сразу, что цели у президентов были разными. Сармьенто и Авельянеда хотели заселить освобожденные от индейцев земли иммигрантами и безземельными гаучо. Планировалась раздача земли мелкими участками, увеличивать количество крупных землевладельцев президентам-либералам не хотелось. А вот консерваторы видели в латифундистах одну из главных своих опор. Едва придя к власти, Хулио Аргентино Рока провел через конгресс закон о премиях за завоевание пустыни. Премии были щедрыми. Наследники Адольфо Альсины, военного министра при президенте Авельянеде и первого руководителя кампании, получили пятнадцать тысяч гектаров патагонских земель, начальники пограничных фортов – по восемь тысяч гектаров, командиры полков и батальонов – по пять тысяч гектаров и так далее, вплоть до сержантов, которым полагалось по полторы тысяч гектаров. Также награждались землей, но уже скромнее, солдаты, проявившие героизм во время кампании.

На первый взгляд, подобные пожалования, заставлявшие вспомнить об эпохе Росаса, выглядели справедливыми – отважные люди, рискуя своими жизнями, добыли для государства обширные земли и должны быть за это вознаграждены. Но у закона о премиях было и «второе дно». Средства на освоение больших земельных участков имели только богатые люди, к которым большинство офицеров, не говоря уже о сержантах и солдатах, не относились. Полученные в награду земли сразу же выставлялись на продажу и скупались богачами, благо цена у земли, буквально упавшей в руки с неба, была невысока – за золотое песо[122] можно было купить три гектара.

В плане, который в 1875 году представил правительству военный министр Адольфо Альсина, говорилось о заселении пустыни, а не об уничтожении индейцев, но одно подразумевало другое. В наше время историки спорят, можно ли называть кампании по покорению пустыни геноцидом или нет, но о чем тут спорить, если истребление людей проводилось по этническому признаку, а все прочее в расчет не принималось? Это чистый геноцид, и пора бы научиться называть вещи своими именами.

Надо отдать должное Альсине – он давал лояльным индейцам возможность выжить. Они могли селиться за пределами фортов и даже участвовать в покорении пустыни, воюя против своих собратьев (между племенами вечно происходили какие-то раздоры, и Альсина умело это использовал). Особо отличившиеся племена могли рассчитывать на помощь со стороны правительства в виде поставок продовольствия или выделения каких-то количеств скота. Однако Альсина умер в конце 1877 года, а его преемник на посту военного министра Хулио Аргентино Рока придерживался взглядов, которые можно выразить известной фразой: «хороший индеец – это мертвый индеец». По мнению Роки, права на жизнь заслуживали лишь те индейцы, которые полностью отказывались от своего национального уклада, переходили в католическую веру и становились пеонами, поскольку больше им заняться было нечем. Также могли остаться в живых пленники, превращенные в рабов, но им запрещалось создавать семьи и обзаводиться детьми. Все остальные индейцы должны были быть уничтожены. «То самоуважение, которое присуще нам как мужественному народу, обязывает нас как можно скорее покончить с этой горсткой дикарей, уничтожающих наше имущество и мешающих нам окончательно занять с помощью разума или силы, во имя закона, прогресса и нашей собственной безопасности, самые богатые и плодородные земли Республики», – говорил Рока.