На сей раз Росас подстраховался – понимая, что в любой момент Палата представителей может отозвать предоставленные ему полномочия, он потребовал провести референдум. Избирательное право ограничивалось имущественным цензом, так что в референдуме приняло участие немногим более девяти тысяч человек и почти все они проголосовали за диктатуру. Так 13 апреля 1835 года Хуан Росас снова стал губернатором с неограниченными полномочиями, отозвать которые теперь было возможно только при условии проведения нового референдума, которого Росас, конечно же, не допустил бы.

Пока Росас воевал с индейцами, его жена Мария де ла Энкарнасьон Эзкурра организовала «Народное общество Реставрации», костяк которого составили крупные землевладельцы и торговцы. Изначально это общество задумывалось как политическое, но после избрания Росаса губернатором при нем было создано боевое подразделение, получившее название «Масорка»[89], поскольку символом общества был кукурузный початок, олицетворяющий единство и сплоченность. Народе слегка изменил это название, превратив «Масорку» в «Мас оркас»[90], что лучше отражало ее сущность – члены «Масорки» занимались физическим устранением лиц, неугодных Росасу. Принято считать, что за время своего существования («Народное общество Реставрации» было распущено в 1846 году) «Масорка» уничтожила более двадцати тысяч человек. Для учета неугодных Росас ввел систему «учета мнений», которой на местах занимались судьи – они составляли списки жителей по категориям, обусловленным политическими взглядами. «Масорке» оставалось только организовать ликвидацию указанных в списках унитаристов.

Тайный террор способствовал распространению власти Росаса на всю территорию бывших Соединенных провинций, которые с 1831 года назывались Аргентинской конфедерацией – ни в Кордове, ни в Санта-Фе, ни в Ла-Риохе противники Росаса не могли чувствовать себя в безопасности… Росас активно вмешивался в дела других провинций, если считал это необходимым, и далеко не всегда ему приходилось применять силу для навязывания своего решения. Чаще всего было достаточно письма с требованием сделать то-то и то-то. Это может показаться парадоксальным, но убежденный федералист Хуан Росас постепенно приучил провинции к тому, что всеми важными делами управляют из Буэнос-Айреса, иначе говоря, распространяя свою власть повсюду, Росас «прививал» аргентинцам концепцию унитарной централизованной власти. И другой «парадокс» – полномочия, которыми обладал Росас, впоследствии перешли к правительству Аргентины, так что этого диктатора можно считать «отцом» национального правительства. Консервативный до мозга костей Росас оказался двигателем прогресса… Кстати говоря, он не только навязывал провинциям свою волю, но мог и оказывать помощь. Провинция Сантьяго-дель-Эстеро, по сей день остающаяся одной из беднейших провинций Аргентины, существовала благодаря щедротам Росаса, который хорошо понимал, что ничто не укрепляет власть лучше заботы о людях. Мало быть лидером нации – нужно, чтобы нация считала тебя своим отцом.

Активно демонстрируемый Росасом национализм способствовал укреплению имиджа «отца нации». Росаса принято упрекать в том, что во время его правления страна находилась в изоляции от мира, но, собственно, никакой изоляции не было, просто он не допускал в Аргентинскую конфедерацию иностранный капитал, поскольку не собирался делиться властью ни с кем и не поощрял иммиграцию, но при этом любой желающий мог приехать и получить земельный участок где-нибудь в Патагонии. Запрета на иммиграцию не было, просто Росас не считал нужным вести пропагандистскую работу в этом направлении, оплачивать транспорт для иммигрантов и т. д. – крупным землевладельцам, привыкшим эксплуатировать своих пеонов, иммигранты были не нужны.

Тоталитарный режим, установленный Хуаном Росасом, получил название «росизм». Все сферы жизни общества строго регламентировались в свете новых порядков. Так, например, благонамеренный мужчина должен был носить бакенбарды, которые считались отличительным признаком федералистов. Те, у кого с растительностью на лице дело обстояло плохо, использовали накладные бакенбарды, поскольку появляться на людях с «голыми» щеками было опасно – запишут в унитаристы, и жди тогда визита мазоркерос[91].

Люди, находившиеся на государственной службе, а также священники, которые при Росасе фактически были госслужащими, потому что он ведал всеми церковными делами вплоть до назначения епископов, должны были носить красный значок с надписью «Федерация или смерть». Военная форма была красной, и гражданским лицам предписывалось иметь что-то красное в своем гардеробе – галстук, жилет или, хотя бы красную ленту на шляпе (впоследствии приверженность Росаса к красному цвету породит много шуток в адрес коммунистов). Все официальные документы начинались с лозунга «Смерть диким унитарианцам!». Портреты Росаса были развешаны повсюду, их можно было видеть даже в церквях, среди изображений святых. Оставалось одно – провозгласить Росаса живым богом, подобно римскому императору Коммоду[92], объявившему себя сыном Юпитера, но до этого дело не дошло. Однако же 30 мая – день рождения Росаса – стало национальным праздником, а месяц октябрь был переименован в месяц Росас.

Судебная система Буэнос-Айреса полностью утратила независимость. Росас не только назначал судей и контролировал их деятельность, но и лично выносил приговоры – неограниченные полномочия позволяли ему и это. Весьма символичным актом стала передача светских школ под надзор, что привело к резкому сокращению их количества (в первую очередь закрывались государственные школы).

Иногда Росас демонстрировал личную скромность. Так, например, пребывая в звании бригадного генерала, высшем на тот момент, в 1840 году он отказался от звания великого маршала, которое учредила для него Палата представителей. Разумеется, история со званием была заранее спланирована для того, чтобы произвести впечатление на аргентинцев, в первую очередь – на генералов, с которыми диктатору приходилось заигрывать так же, как и с гаучо, ведь если кто и мог его свергнуть, так это они. Если в Европе заговоры традиционно плела аристократия, то в Латинской Америке этим с большим успехом занимаются военные.

Суть аграрной политики, которую проводил Хуан Росас, можно выразить тремя словами: присвоить побольше земли. Система эмфитевзис, внедренная Ривадавией, вызывала большое недовольство у латифундистов, в том числе и у самого Росаса, но даже при своих неограниченных полномочиях диктатор не рискнул отменить ее сразу же после своего повторного избрания на губернаторский пост, потому что эта система пользовалась большой популярностью среди населения.

Первым шагом стал указ от 9 июня 1832 года, отменявший действие договоров на аренду земельных участков в южной части провинции Буэнос-Айрес, по которому стала свободной территория размером в триста шестьдесят лиг.[93] Часть этих земель Росас забрал себе, а остальное раздал родственникам и приближенным.

В 1836 году было передано в продажу около полутора тысяч лиг[94] (!) государственных земель, часть которых находилась в аренде. Надо ли уточнять, кому они достались? Помимо ликвидации системы эмфитевзис, Росас конфисковывал земельные владения унитаристов, что-то оставлял себе, а что-то отдавал своим сторонникам. В целом, Росасу служили охотно, потому что он строго спрашивал, но и награждал щедро, предпочитая раздавать земли вместо орденов.

В провинции Сальта была область Тариха, которую во время войны с Бразилией захватила Боливия (так в честь героя Симона Боливара с 1825 года называлось ставшее независимым Верхнее Перу). До поры до времени ни Буэнос-Айресу, ни Салте[95] не было дела до возвращения Тарихи, но создатель конфедерации Перу и Боливии генерал Андрес де Санта-Крус, занимавший пост Верховного протектора, поддерживал унитаристов в Салте и других северных провинциях, надеясь с их помощью присоединить эти провинции к своей конфедерации.