Он обратил внимание, что на площади появилось существенно больше трупов, чем он увидел в прошлый раз. Вероятно, гунны не щадят никого, начисто истребляя всех жителей деревни. Это, на взгляд Эйриха, неразумно делать просто так. Если бы деревня отказалась сдаться, тогда да, действия оправданы, а вот если они действуют так изначально, просто на правах участников набега…

«Так делают только бесчестные разбойники», – подумал Эйрих, приготовив копье и щит.

Все в степи знали, что Темучжин не убивает мирных жителей без причины. Если правители этих мирных жителей вели себя бесчестно или нагло – это веский довод, чтобы покарать весь народ. Кроме, разве что, детей, чей рост ниже колеса арбы.

Но так было, разумеется, не всегда. Эйрих участвовал в набегах неоднократно, убивая всех, кто сопротивляется, неоднократно он же отражал набеги, потому что степь была безопасной далеко не всегда. Но Эйрих, в конце концов, принес мир в окровавленные от многочисленных битв и стычек степи.

Судя по тому, что ранним утром гонец от старейшины Ваза даже не подозревал об опасности от гуннов, налетчики атаковали внезапно. Эйрих не считал, что так нельзя, можно, конечно же. Но сам он, когда достиг могущества и права выбирать свое поведение, предпочитал решать дело «миром»: городу или племени предлагалось сдаться добровольно, принять власть монгольского кагана, после чего спокойно жить себе дальше, периодически выплачивая дань. Если на это, безусловно щедрое и миролюбивое, предложение отвечали отказом, то что ж…

Гунны оправдали ожидания и отправили несколько всадников, чтобы выкурить Эйриха из-за дома.

Рывок вперед – и ближайший гунн вылетел из седла, но забрал с собой копье, глубоко засевшее в окольчуженном туловище. Эйрих не растерялся и вынул из перевязи топор. Со стременами биться в конной схватке намного легче и комфортнее, поэтому он совершенно не боялся гуннов, вынужденных балансировать в седле с большим риском сверзиться прямиком головой в подмороженную землю.

Приняв на щит удар мечом, нанесенный вторым всадником, Эйрих рубанул его правую ногу топором, после чего добавил удар в спину, заставивший врага с болезненным вскриком упасть с коня. Они явно привыкли биться несколько иначе: удар по щиту был медленнее и слабее, чем ударил бы Эйрих, а столь скорых ответных ударов гунн просто не ожидал. Это преимущество должно быть использовано.

Инцитат, послушный командам, молнией бросился к соседнему зданию, чтобы укрыть себя и всадника от вражеских стрел. Конь, конечно, не понимал, чем они тут занимаются, но предпочитал слушаться хозяина без задержек, дабы поддержать доверительные отношения, устоявшиеся между ними. Да и Эйрих, честно говоря, понятия не имел, что творилось в большой голове этого спокойного коня. Слушается – этого достаточно.

Раненый топором гунн лежал на потоптанном снегу и стонал, истекая парящей на прохладе кровью, а Эйрих объезжал здание, чтобы имитировать заход гуннам во фланг.

Логика – это новое слово, узнанное Эйрихом из трактата «Тактические искусства» Асклепиодота. Это наука мыслить правильно, то есть логично. И применялось это слово в разрезе принятия тактических решений. И если война – это кто кого передумает, то логика должна в этом сильно помочь, потому что только мыслящий правильно может победить.

Следовало поискать труды Аристотеля, на которого ссылался Асклепиодот, не о философии как таковой, а именно о логике. Асклепиодот рекомендовал прочитать сначала «Категории», а затем, как следует усвоив их, переходить к «Топике», а потом уже – к «Об истолковании», после чего переходить к «Первой аналитике» и ко «Второй аналитике». Последовательность должна быть строгой, иначе Асклепиодот опасался, что много чего будет непонятно. Надо понимать, что свои «Тактические искусства» он писал для воинов, а не для философов, поэтому предупреждения при рекомендации были очень важными. И Эйрих собирался, как они закончат с нынешними делами, съездить в Константинополь, чтобы поискать интересующие книги там.

К сожалению, Асклепиодот дал очень мало сведений о логике, но Эйрих примерно понял, что он имеет в виду.

«Возможно, это научное понимание смекалки и находчивости в бою… – предположил Эйрих. – Или умение предвидеть развитие боя, заранее готовясь к нему. Пока не прочитаю Аристотеля, не узнаю наверняка».

Размышляя о необходимости искать сверхценные пергаменты, он выглянул из-за угла дома и увидел, что все его хитрости уже лишены смысла: строй гуннских прихвостней уже разбит на две части, и сейчас идет добивание готами бегущих.

Конные лучники гуннов смекнули, что дело приняло самый неприятный из возможных оборотов, поэтому начали отступление, но тут уже Эйрих решил взять свое. Выехав из-за дома, он пустил Инцитата во весь опор и начал ожесточенную перестрелку с противником, с первой же стрелы вышибив из седла одного и серьезно ранив второго. Он и сам не ожидал, что гунны так быстро забудут о нем, больше думая о спасении собственных шкур.

Остальные лишь вяло отстрелялись по паре стрел, одна из которых даже попала в туловище Эйриха, что было больно, но не смертельно, так как широкий наконечник стрелы, предназначенный для небронированных целей, не смог ничего поделать с кольчугой. Эйрих безнаказанно поразил еще двоих, после чего остатки всадников скрылись за домами.

Теперь настала очередь бегущей пехоты. Тут-то Эйрих порезвился как следует: надо было поскорее вспоминать навыки из прошлой жизни, а случай представился практически идеальный. Он и в спины их рубил, он и из лука на скаку по ним стрелял, он и конем их сшибал – отработал все, что было нужно, и удовлетворился результатом.

И как-то незаметно гуннские прихвостни закончились…

– Раненых добить, оружие собрать в одну кучу, проверьте дома: нужно найти выживших и помочь им, – распоряжался Зевта, гордо восседающий на своем коне.

Гуннов с прихвостнями было чуть больше, чем готов, если верить ощущениям Эйриха, но зато прихвостни не имели такого количества бронированных воинов и не ожидали, что на них нападут в самый разгар веселья.

– Красиво ты того гунна сшиб, сын, – похвалил Эйриха отец. – Это воодушевило воинов. Не так, как победа в поединке перед боем, но вроде того.

– Благодарю, отец, – кивнул Эйрих. – Как теперь будем?

Ситуация сложилась очень неоднозначная, но зато очень перспективная. Эйрих видел тут отличные возможности, но ясно, что Зевта тоже их видел. И Торисмуд, задумчиво вглядывающийся в лица мертвых селян на площади, тоже понимал, что эта трагедия может быть обращена всем на пользу.

– Если гунны уже начали набеги, то надо разослать гонцов по всем деревням, – ответил вождь. – И нет времени на увещевания с переговорами.

– Все подробности можно обсудить и пересудить в пути, – согласился Эйрих. – Но десяток деревень в Сенате у нас быть должен еще до исхода.

– Разберемся по ходу дела, – махнул рукой Зевта, а затем нашел взглядом Науса, ходящего среди трупов с ножом. – Ниман, видишь старейшину Ваза?

– Ищем, – ответил Наус. – Как найдем, ты первый узнаешь.

Вроде бы гунны тут были не слишком долго, а разрухи нанесли так много, что деревню проще отстроить заново, потому что большая часть домов подпалена, а некоторая часть разграблена и разрушена. Судя по валяющимся длинным арканам, ведущим к руинам некоторых домов, гунны хотели выселить отсюда готов, банально уничтожив и спалив дома. Тупицы, решившие повалить некоторые дома, видимо, просто хотели подергать за арканы и увидеть, что будет.

Воины покричали в лес, что все гунны побиты и сбежали, поэтому из леса начали возвращаться некоторые мирные жители. Среди них и обнаружился старейшина Ваз. Он был бледен, выглядел очень болезненно и страшно замерз – набег застал его во время сна, поэтому на нем была относительно легкая туника, а сапог вообще не было. В таком возрасте от подобного можно и умереть.

Возможно, Эйриха устроил бы такой сценарий: меньше проблем с уговорами. Уж он-то знает, что далеко не все люди готовы платить добром за добро. Кое-кто начинает считать, что раз добро сделано, значит, так и должно быть, поэтому это ничего не меняет. Таких людей Эйрих не любил. И хотел бы он ошибаться насчет старейшины Ваза…