Я же прикидывал, успею ли съездить в мастерскую. Откладывать не хотелось — решил вопрос и двигаешься дальше. Подмигнув свинцовым облакам, я вызвал такси.

Живописное место выбрал себе мастер Максим Леонидович Овражский. За городом, у самого залива и вдали от прибрежных городков и поселений. К его мастерской вела узкая грунтовая дорога, пролегающая среди высоких сосен. И, пока мы по ней ехали, я не заметил ни одного дома или другого намека на людей.

Уединенное местечко, самое то для творчества.

Машина остановилась на небольшом пятачке, расчищенном под стоянку, рядом с внушительным пикапом. Я попросил водителя меня подождать, потому что вызывать такси в такую глушь потом могло быть проблематично.

Берег в этом месте задирался вверх узкой песчаной дюной. С её края нависали корнями низкие сосенки с причудливо изогнутыми рыжими стволами. Вечный ветер старался сломить их, но они лишь уворачивались от стихии.

Сама мастерская стояла буквально за первым рядом деревьев, приподнятая на сваях.

Залив беспокойно шумел — близилась гроза. Низкие темные тучи уже подступали, где-то пока ещё далеко у горизонта сверкали молнии.

Я поежился, выходя из машины. Северное море редко бывало ласковым, а уж особенно в преддверии непогоды. Но после жары последних дней это было наслаждением и облегчением.

А воздух! Вздохнув головокружительную смесь ароматов, я облизнул губы — они уже стали солеными.

Мастер поджидал на крыльце, встречая меня. Он облокотился на широкие деревянные перила и приветственно махнул рукой. Максим Леонидович больше был похож на закаленного моряка — загорелый, с короткой бородой и внушительными мускулами. Ткань холщовой рубахи так натягивалась, что грозила вот-вот треснуть.

Магия магией, но с камнем он работал и вручную, физической силой.

Я торопливо подошел, поднялся по ступеням и пожал ему руку:

— Доброго вечера вам, мастер.

— И вам доброго, — рукопожатие его было осторожным, о своей силе он помнил и рассчитывал её. — Эх, ваше сиятельство, жаль в такую погодку приехали. А то бы расположились у воды, там у нас славная беседка справлена. Оно знаете как чудесно, самовар затопить, чай пить да на море глядеть, — мечтательно сказал мастер, добродушно скалясь.

— Возможно, в следующий раз повезет, — кивнул я, высматривая среди трепещущей листвы обозначенное строение.

Но отсюда беседку было не видно, лишь узкая тропинка убегала в лес.

— Ну что я, морожу вас на улице, — спохватился Овражский, распахивая дверь. — Это мы народ привычный. Прошу внутрь.

Даже удивительно, что мастера стихии земли возвели себе бревенчатый дом. По-старинке законопаченный мхом и едва уловимо пахнущий смолой. Внутри древесный дух был сильнее и я с удовольствием вдохнул его.

Сразу после входа располагалась большая комната, для общих нужд. Тут стояли шкафчики с именными табличками, небольшая кухня у противоположной стены, длинный стол из широких досок и лавки с обеих сторон.

— Мы тут по-простому, но зато надежно, — словно оправдываясь, объяснил мастер, похлопывая по стене. — Природники помогали. Чудики они конечно, но с деревом работать славно умеют.

— Тут очень приятно, — ничуть не лукавя, отметил я.

— Благодарю, ваше сиятельство, — Максим Леонидович снова разулыбался. — Давайте я вас всё же горячим чаем-то напою, за столом дела и обсудим.

— С удовольствием, — я зябко потер руки, всего несколько минут у залива и они заледенели.

Чай мастер заварил не при помощи самовара, который видимо так и остался на улице, а прямо в пузатом глиняном чайнике. Накидал туда каких-то ароматных лесных трав и еловых иголок.

Напиток получился очень вкусным и необычным. Я даже подумал, что неплохо бы попросить такой сбор с собой. Деду с Прохором бы он очень понравился.

— Козьма Свиридонович сказал, что изделие вам моё по душе пришлось? — заговорил мастер, когда мы сделали по несколько глотков чая.

— Пришлось, и весьма. И хотелось бы ещё одно, заказать.

— И что же вас интересует? Или пару птичке желаете? — рассмеялся Овражский своим собственным словам.

Да уж, «птичка» у него вышла та ещё. Такую ночью встретишь, поседеешь. Поэтому её и приобрел. Я бы не отказался от целой стаи, но тратить сразу столько сил было неразумно. Каждый артефакт должен был сделан основательно. Так что одной хватит для начала.

— Возможно позже. Сейчас же… Вы знаете, мастер, кто такой василиск?

— Чудище мифическое, — он прищурился, вспоминая подробности. — Очень опасная тварь, если сказкам верить. Одним взглядом может к месту пригвоздить, да в камень обратить. Да и страшный он… Голова петуха с клювом хищным, крылья аспида, хвост змеиный… Когти ещё, здоровенные.

— И чешуя, — добавил я, кивая. — Рад, что вы так хорошо разбираетесь, мастер. Вот такое мне и требуется.

— Господи, да куда ж такое поставить-то можно? — удивился Овражский. — Может, лучше дракона? Они нынче в моде среди дворянства. Упыри ещё, но за это не возьмусь, уж не серчайте. Гадость потому что редкостная.

Ну хоть кто-то со мной был согласен по поводу упырей. Я помотал головой:

— Нет, требуется именно такой, как вы описали. Уж поверьте, там где ему предстоит обитать, люди с крепкими нервами.

— Как скажете, ваше сиятельство, — с сомнением ответил он. — Василиск… Это интересно, на самом-то деле. Вот уж чего мне ещё никогда не заказывали, так подобных зверей.

От неуверенности и следа не осталось — мастер увлекся новой идеей.

Прекрасно, значит и в будущем смогу его заинтересовать. У меня были далеко идущие планы по развитию своего каменного зоопарка.

Мы ещё долго пили чай. Мастер с упоением рассказывал про разнообразные горные породы и особенности их обработки. Овражский действительно своё дело обожал, о камне он говорил с такой любовью, словно он живой. Я мало что понимал, но уезжать не хотелось.

Снаружи всё-таки разыгралась стихия.

Дождь хлестал по окнам, в разводах на стеклах расплывался вид буйного моря — поднялся шторм. Молнии с громким треском разрывали почти черное небо. А в доме было тепло и уютно.

Мы позвали водителя внутрь и он с благодарностью присоединился к нам. Всё равно в такую погоду ехать опасно, никакие дворники с таким потоком воды не справятся.

Мастер достал несколько связок свежих сушек — они всё ещё были мягкими. К простому угощению на столе появилась банка домашнего земляничного варенья.

Я с удовольствием разламывал сушки и окунал их в варенье. Это навеяло какое-то очень смутное воспоминание. Из такого давнего детства, что остаются лишь неразличимые образы. А ещё радость.

Когда-то я тоже так сидел на простой лавке, уплетал лакомства и слушал сказки старой кормилицы.

Дверь распахнулась, впуская порыв ледяного ветра и взъерошенного парня в прилипшей к телу мокрой робе. Он остановился на пороге, тяжело дыша, и под ним тут же образовалась лужа стекающей воды.

— Митька! Что случилось? — встревоженно вскочил мастер.

— Беда, дядько, — неожиданно низким басом ответил тот. — Сорвало навес у лошадок, не справиться там одному.

— Ох! — только и воскликнул хозяин, бросившись к выходу.

Мы вместе с водителем тоже поднялись, направляясь следом. Овражский обернулся:

— Да куда же вы, ваше сиятельство? — изумился он. — Там сейчас совсем скверно.

— Помогу, чем больше рук, тем лучше, — не терпящим возражений голосом ответил я, снимая пиджак и закатывая рукава рубашки.

Снаружи творилось нечто невообразимое.

С неба лил не просто дождь, а будто само море поднялось вверх и обрушилось на наши головы. Причем постоянно меняя направление. Ливень буквально сбивал с ног.

Я едва видел среди стены дождя спину мастера и ориентировался на неё. Под ногами скользило и пришлось приложить немало усилий, чтобы не грохнуться в лужи.

Вода была везде — сверху, снизу, справа и слева.

О конюшне при мастерской я и не подозревал. Ну как конюшня — небольшое строение со стойлами, прикрытыми лишь одной стеной и крышей в виде брезентового тента. Его уже оторвало с трех сторон, лошади испуганно ржали и метались под потоками воды.