— Какая татуировка была?! — сорвался на крик Варя, обрывая истеричный поток Поли.

— Что ты орёшь на меня? Кто тебя сюда звал вообще? Давай топай, не твоё дело, сами разберёмся.

Варя вздохнул и закашлялся. Нужно успокоиться, на сестру бесполезно давить. Рассказывать про маньяка нельзя, очень сложно угадать, какая реакция будет. Точнее будет истерика, но принесёт ли это хоть какую-то пользу или всё станет ещё хуже, не угадать.

— Прости, заболел, нервы. Просто опиши тату, разберусь, кто ей набил, она же несовершеннолетняя, накажем татуировщика, раз без согласия родителей сделал.

Идея кого-нибудь наказать пришлась Полине по вкусу. Ей всегда нравилось перекладывать на кого-то вину.

— Ты прав! Точно надо наказать, я и не подумала. Там паук такой мерзкий с паутиной и на брюхе вроде череп, я хорошо не рассмотрела.

Варя взял телефон и открыл галерею с фотографиями, вот и пак, так, есть тут описанное тату? Сердце пропустило удар, рёбра болезненно сжались, мешая сделать вдох.

— Такая? — протянул Варя телефон Поле. Рука у него дрожала.

— Да, точно! Так ты знал? Может, это ты ей денег дал на это?

— Нет. Я пошёл. Если Сонька появится, позвони мне сразу.

Варя, чувствуя себя роботом, на негнущихся ногах вышел из квартиры. Нужно срочно искать того, кто сделал эту татуировку. Теперь он точно вытрясет из Дэна всё, что сможет, если тот откажется отвечать, арестует. Тарологу Дэн звонил в день смерти, и фигура на видео очень похожа.

Злой Варя отправился в тату-салон. Если с Сонькой что-нибудь случится, он себе этого никогда не простит.

Соня, а по паспорту, полученному в четырнадцать лет, — Синклитикия, всегда удивлялась именам в их семье. С тех пор как узнала, что маму Полину на самом деле зовут Аполлинария, бабушку Марину — Марионилла, а любимого дядю Варю почему-то чужие взрослые называют Варсонофий Яковлевич. Когда Соне исполнилось семь, она спросила об этом дядю Варю, тот пожал плечами и рассказал такую историю.

— Ну, ты же знаешь, у тебя есть прапрабабушка, она служит в Дивеевском монастыре. Ушла в монахини, когда прадедушка умер. Так вот она… Как бы помягче сказать… Её боится даже твоя бабушка. Насколько мне известно, она всегда любила читать жития святых, ну и, похоже, их сложные имена ей очень нравились. У неё чутьё, она всегда звонит за день до появления на свет ребёнка в семье и требует, чтоб его назвали определённым образом. Причём всегда угадывает пол.

— Но можно же отказаться? — удивилась маленькая Соня.

— А ты можешь отказаться, когда твоя мама что-то заставляет тебя сделать?

Соня смутилась, действительно, отказать маме или просто сказать, что не согласна, — это породить настоящее стихийное бедствие.

— Ну, на самом деле твоя мама немного схитрила, в документах, ты Синклитикия, а значит, уменьшительное Синклитуша или Клитя, но зовёт тебя она, как ей нравится — Соня.

Соня вздрогнула от ужаса: ей и за «Соню» порой прилетали во дворе дразнилки, а что бы было, если б её звали Клитя.

— Думаю, прапрабабушка хотела добра, выделить нас среди других людей и подарить необычную судьбу, — продолжил дядя Варя, утешая Соню.

О том, что её судьба действительно необычная, Соня поняла в тринадцать лет. До этого она не обращала внимания на то, что видит мир не так, как остальные. Точнее, она думала, что все видят его именно так, и обижалась, когда мама или родные не обращали внимания на её цвет. Соня с младенчества видела цветные всполохи вокруг людей, переходящие одни в другие. Например, если мама начинала злиться, то по контуру тела расходился багровый отсвет, но главное — быть готовой, что в любой момент вспыхнет фиолетовый, который рванёт к Соньке жгутами перекрученных щупалец. Если в это время подумать о чём-то радостном, то фиолетовые всполохи отпрянут и закрутятся воронкой вокруг мамы. Папа так делать не умел, и когда щупальца бросались на него, его красный выцветал, и потом долго вокруг тела еле тлела голубая полупрозрачная дымка. Соня совсем не обиделась на отца, когда он ушёл от мамы. Ей всегда было его очень жалко. Она видела, как после нападения щупалец он потихоньку угасал и становился всё слабее. Соню больше пугали щупальца бабушки, они могли напасть в любой момент, как только ты отвлечёшься. Хорошо, что бабушка не любила общаться с внучкой, а по большей части занималась различной общественной работой, участвуя практически во всех мероприятиях города. Удивительно, что у других людей Соня таких щупалец не видела, лишь слабое подобие всплесков, портящих ауру других. Соня думала, что её мама и бабушка обладают суперспособностями, и удивлялась, что остальные люди этого не замечают. На все вопросы про цвет мама лишь отмахивалась.

— Мам, а почему эта тётя красная? — спрашивала Соня про продавщицу, с которой у них случился скандал.

— Соня, на ней зелёный костюм, ну когда ты цвета выучишь, большая уже. Мы же повторяли недавно, — сказала мама.

— Я не про костюм.

— Всё! Хватит оправдываться, вечно выдумываешь отговорки.

Вот так обычно и заканчивались все попытки Сони выяснить, почему люди светятся разными цветами. А потом она просто перестала обращать на это внимание: ну, светятся, надо просто избегать тех, чья цветовая гамма не устраивает.

Соня поняла, что и сама обладает суперспособностью, как мама с бабушкой, когда один раз разговорилась с подругой Викой об однокласснике, сидя на перемене в коридоре школы.

— А почему вы с Лёшкой не встречаетесь? — спросила Соня, заметив, как Вика провожает глазами парней из раздевалки после физры.

— С чего ты взяла, что мы должны встречаться? — смутилась Вика.

— Ну как же, ты ему нравишься, и он тебе.

— С чего ты взяла? Он тебе сказал?

— Нет, но видно же.

— Что за чушь? Как видно, он ко мне не подходит даже близко.

— Ну, так он, когда на тебя смотрит, светится красным и жёлтым.

— Что светится? — не поняла Вика и удивлённо посмотрела на Соню.

— Ну, ты разве не видишь?

— Что? Я не понимаю. Ты про ауру? Как ты можешь её видеть? Сонька, вечно ты выдумываешь.

Соня смутилась и замолчала. Позднее она задумалась: раньше Соня не обсуждала ни с кем цветные сполохи вокруг людей. Никто же не спрашивает, почему у тебя глаза карие или почему ты улыбнулся человеку, вроде и так понятно, без разговоров. А оказывается, никто об этом не говорит, потому что никто, кроме самой Сони, этого не видит. Сначала Соня хотела кому-нибудь об этом рассказать, но после очередной истерики матери передумала. Понравится ли людям, что она с лёгкостью читает их эмоции? Прежде чем раскрываться кому-то, стоит просчитать, какие будут последствия.

Единственный, кто, наверно, смог бы её понять, это дядя Варя. Аура вокруг него всегда казалась ей очень странной, словно принадлежала не одному человеку, а двум. Спокойная, в основном зеленовато-жёлтая аура иногда рвалась на лоскуты, и проступало тёмно-синее, почти чёрное, с вкраплением каких-то искорок, словно сквозь листья деревьев смотрело на Соню ночное небо. Соня решила сохранить свой секрет. Легче дар жизнь не делал, разве что иногда помогал избежать неприятностей в общении с людьми.

Сейчас Соню не интересовали ни имена, ни ауры людей. Больше всего её волновала сдача ЕГЭ. Она долго думала, на кого пойти учиться. С её даром лучше всего подошёл бы психолог, но люди и их проблемы Соню не интересовали. Одно дело — видеть эмоции и настроение, а другое — разбираться, почему оно такое и как это исправить. Может, она бы так и не определилась, чего хочет, если б год назад не познакомилась с Кириллом. Они тогда сидели в парке с девчонками из класса, и к ним подошли пара парней постарше.

— Привет! Чего сидите, грустите, пошли с нами к фонтану, — обратился к сидящим на скамейке подружкам плотный крепыш в разрисованной аниме картинками джинсовой куртке. Второй, высокий и худой, посмотрел на них скучающе, было понятно, что он считает их малолетками. — Я Кирилл, а это Лёня. Правда, он старик совсем.