— Не дрефь, — ободряюще сказал пакадур. — Не боги горшки обжигают.

Конечников изрядно помучился, прежде чем дед и брат научились готовить к бою автоматы, снаряжать магазины и пользоваться прицельным монитором.

Зато маленький племянник Федора с острым, живым умом, незамутненным готовыми схемами, буквально с первого раза понял, какие манипуляции нужно производить с оружием, подсмотрев их из под руки Конечникова.

Стрельба по неподвижной мишени тоже получилась у Алешки неплохо. Устойчиво держать тяжелый автомат с полным магазином у ребенка не хватало силенок, но с упора оружие в руках мальчишки уверенно срезало несколько мертвых, гнилых стволов, торчащих из воды.

Оставшуюся часть пути ехали молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами.

Хитрый Алешка держал руку в мешке, не в силах оторваться от металла оружия.

Он, было, попытался выразить восторг по поводу мишеней, разлетающихся в сотне метров от него под ударами пуль, но Виктор так зыркнул на него, что мальчик счел за лучшее оставить свои впечатления для более благодарных слушателей.

Федор молчал по другой причине. В голове у него крутились мысли по поводу того, как расставить свои силы для отражения атаки.

В голове возникали картинки. Тяжелая боевая машина, кренясь на виражах, приближается к хутору. Вот глайдер с нападающими выходит из расщелины просеки… "Или они предпочтут лететь выше деревьев — заметнее, но гораздо безопасней?" — продолжил размышления пакадур. Картинка изменилась — бронированный аппарат стал делать круги над темными домами, ощупывая местность инфракрасными прожекторами и настороженно рассматривая в оружейные прицелы…

То, что в нем сидят полные валенки дела не меняет.

"Что дальше?" — мучительно размышлял Конечников. — "Как они поступят дальше? Вдруг эти лохи просто издалека рассобачат весь хутор пушками и ракетами?"

— У поселковых космонавтов, какие глайдеры? — спросил Федор. — "Ашки" или "Вешки".

— Ась? — не понял брат. — Маленькие лодейки?

— Да. Атмосферные или для вакуума? — продолжил уточнять Конечников. — Одна дверь сзади или две по бокам?

— По бокам, пожалуй, будеть, — почесав затылок, ответил брат. — Уверх понимаются, как крылушки у птахи.

— Ясно, — ответил Федор.

Картинка прояснилась. Атмосферный глайдер, парит над лугом. Из распахнутых дверных проемов торчат стволы ружей, готовые открыть огонь. На носу аппарата хищно рыскает короткий, толстый, словно бревно, ствол скорострельной пушки. У контейнеров с управляемыми ракетами открыты люки. Тупоносые реактивные снаряды решительно и злобно смотрят на на белый свет из коротких труб пусковых установок, готовые сорваться в первый и последний полет к незнакомой, но заранее ненавидимой цели.

"Нет, пожалуй, они не станут тупо обстреливать постройки. Шумно это. Да и они не полные отморозки, чтобы использовать скорострельную пушку, трассы которой видны за десятки километров" — решил пакадур. — "Но где они высадятся?" — задумался Конечников.

Федор представил себе дорогу, дугой проходящую через плешь в сплошном лесном массиве и ответвление от нее к горным кряжам с торчащим конусом потухшего вулкана — горе Хованка.

В метрах ста от развилки, дорога на гору проходит через их хутор, огибая конечниковские огороды. Первым на ее пути был дом давно умершей бабы Дуни, потом древнего деда, которого Федор почти не помнил, лишь после этого приближаясь ко двору Конечниковых. Потом дорога становилась едва намеченной, заросшей травой и мелким кустарником, уходя в лес.

"Как бы я сам атаковал при такой диспозиции?" — подумал Конечников. — "Главное — не дать уйти в лес. В глайдере 9 мест, включая пилота, а значит, пеших нападающих не будет больше 7 человек. Нужно отсечь пути отхода, поэтому я бы спустил на веревке по стрелку с каждой стороны, а остальной группой вошел бы на двор и под каким-нибудь предлогом выманил жертву из дому. Глайдер оставил бы кружить над хутором, обеспечивая прикрытие с воздуха. Или чтобы не поднимать тревогу раньше времени, посадил бы его на лосиный выгон перед дорогой, благо там уже стоят скирды сена, среди которых можно затеряться".

Федор вдруг почувствовал раздражение. Вдруг налетчики просто расстреляют подворье из пушки или пустят пару ракет, как только убедятся, что хозяева дома.

— Витька сколько ты говорил, будет наших? — спросил Конечников.

— Трое, — ответил брат.

Конечников чуть не выругался с досады.

"И это против семерых, поддерживаемых с воздуха", — подумал он. — "Вооруженная до зубов пташка способна перемолоть не один десяток пеших противников, если только те не призовут на помощь темноту ночи, родной лес, мужицкую смекалку и хитрость прирожденных охотников".

— Стрелять умеют?

— Спрашиваешь, — усмехнулся Виктор. — Всех положим. Пусть только покажутся.

— Вот этого бы не надо… Чем меньше постреляем, тем проще будет потом…… Ладно, — наконец решился Федор. — Действовать будем так…

Конец 19 главы.

Яркий, угловатый осколок Крионы стоял в чистом, холодном небе. Словно помогая Федору, облака разошлись. Для ночного зрения наступил ярчайший полдень, когда света было достаточно, что бы разглядеть малейшую травинку и каждую ветку на холодных, стылых деревьях.

После криков и причитаний, Тамара согласилась переночевать в старом, пустом доме давно умершей бабы Евдокии. Николенька, подначенный мачехой орал как резаный, Дуняша дулась и делала все назло, поразительно медленно и неуклюже.

Алешка, которого мужчины признали за взрослого, снисходительно ухмылялся. А подогревало его уверенность настоящее оружие, которое выдал ему отец — маленький эланский пистолет, подаренный когда-то Дарьей Дреминой Федору. Еще его грело то, что он целую ночь будет вместе с дедом стоять на посту, охраняя женщин и дом.

Переезд был похож на маленькое переселение народов. По двору носился Крайт, заливаясь негодующим лаем, выла Тома, припадая к стенам, хватая вещи и тут же ставя их на место.

Дуня казнила мужчин сердитыми взглядами.

Ревел Никола, умышленно спотыкаясь на ровном месте и ударяясь то об косяк, то об угол стола, то просто со всей дури налетая на препятствие.

Дед не вынес этого содома и ушел к себе, а братья, вынужденные руководить бастующими домашними, остались получать свою порцию неудовольствия.

Виктор орал на дочь, обзывая ее "бестолковой кобылой", периодически встряхивал жену, давал подзатыльники младшему, поднимая его на ноги и поминая при этом всех чертей.

Федор, на правах инвалида, слонялся по двору, пряча штурмовое ружье под тулупчиком и зорко поглядывая по сторонам. Он тихонько посмеивался над домашним содомом, стараясь, чтобы этого не видели Тома или Виктор.

— Ну вот, в кого тако вот ростеть убоище, — в конец измученный наведением порядка в семействе, спросил Виктор, имея в виду "маленького изверга" Николеньку.

— Да есть в кого, — с улыбкой, ответил Федор. — Помнишь, как я тебя на Хованку тащил?

— Не не помню, — признался брат. — А что было — то?

— Да вот Николка, вылитый ты.

— Да не, быть того не могеть… — отмахнулся Виктор.

— У деда спроси как нибудь. Как я тебя за воротник с земли поднимал.

— Не, не могеть такого быть, — ответил брат, — скажешь тоже…

Постепенно все баулы были перенесены, дети переправлены, Тома, наконец, оторвана от любимых лавок и фикусов.

Окна в старом доме Евдокии изнутри были закрыты щитами и заткнуты тряпками, на тот случай, если кому-то приспичит зажечь огонь. Были включены старинные, найденные как-то на чердаке обогреватели, которые, несмотря на древность исправно заработали, лишь стоило заменить микросотовые батареи. Томе был дан строгий наказ сидеть тихо, как мышь, но еще долго из-за двери доносились бабские причитания и вторивший им голосок мальчишки.

Когда все, наконец, затихло, Федор пошел проверить посты. Виктор еще днем договорился с мужиками. Те взяв ружья и запас еды с заходом светила засели на подступах к хутору Выселки.