Правда, утром переживания ничуть не утихли. Наоборот, стало только хуже. Проснулся от собственного стона. Опять приснилось, что меня вытащили из сырой ямы и волокут в шатер на прием к умелице Ниольтари. И снова отблески на лицах, на матерчатых стенах — но уже не теплые и уютные, а злобные, жалящие и беспощадные. И едкий, удушливый, сладковатый запах трав… Даже вычурное имя этой стервы навсегда запомнилось… Что уж говорить об ощущениях. И о жуткой беспомощности — вперемешку с неотвязным страхом и полнейшим отчаянием.
Когда проснулся, кончики пальцев еще свербели фантомной болью. Встал спозаранку, раньше некуда — не в постели же валяться после таких сладких грез. Ох, не к добру они! Надо же, сколько по лесам шлялся — и никакие эльфы во снах не являлись. Видимо, кошмаров хватало и наяву. А тут — поселился в городе, не скрываюсь, несколько расслабился — вот и догнало, видимо.
Поплескал на лицо из таза и, пока решимость меня не оставила, спустился в зал. Там пока было пусто, только завтракал чернявый паренек — по-моему, подмастерье гончара. Я велел тетке-служанке тщательно протереть мой стол, а потом послал ее за писарем из ратуши. Тот владел и языком «средней земли», а Влодзимир обещал оплатить его работу. Подавальщица возражать не стала: хозяин наказал ей выполнять мои просьбы. Любые, как он выразился. Не знаю уж, что подразумевалось, но услуги курьера явно входили в список.
Через час на столе высились две кружки «жигуля», чернильница с пером и стопка листов. Писчий материал закупили самый дешевый — что-то вроде льняной бумаги, делали ее из поношенного тряпья. Все равно влетело в копеечку. На этот счет я, впрочем, не переживал: раскошелился все тот же Ленин. Лишь бы из зарплаты не вычел.
Буквы ложились на лист корявыми строками, потому что писарю я этого поручить не мог. Привлек его скорее в качестве советника. Впрочем, после пятой кляксы, начисто испортившей страницу, махнул рукой и решил, что не настолько конфиденциальны эти послания. Лучше довериться профессионалу и рассчитывать на его порядочность. Да если и разболтает — не страшно. Может, огласка даже на пользу пойдет. Трудно прогнозировать. Хотя некоторые факты афишировать точно нельзя, а завуалировать не получится…
Я сочинял письмо турецкому султану… в смысле, эльфийскому владыке. Ну, на самом деле, гипотетическим адресатом был кто-то из приближенных к нему. Хотя устроил бы и любой длинноухий с допуском к информации о гимори, встреченном близ Торлопа. Все-таки есть основания считать, что этот инцидент сохранялся в тайне — слишком уж немыслимое святотатство тогда вскрылось.
В итоге нашел компромиссный вариант: сделать нечто вроде бланков. Писарь создавал основу, оставляя в нужных местах пробелы, а я их заполнял. Так и щекотливые моменты обходил, и моя орфографическая каторга облегчалась в разы.
Впрочем, корпеть пришлось все равно долго и упорно. Уже и народ на обед подтянулся, а я все выводил малознакомые слова, пытаясь не запутаться в падежах и временах. Да что там — хорошо бы просто в буквах ошибиться по минимуму, чтобы общий смысл не сильно исказился. С местным алфавитом случайно переврать слово — раз плюнуть… Учитывая, что гласные пишутся через раз. Хотелось произвести впечатление мало-мальски образованного… полутролля, а не голозадого дикаря прямиком из пещеры. Пусть я и отдавал себе отчет, что вряд ли удастся пустить пыль в глаза — не с моими грамотностью и словарным запасом. Впрочем, проблему с последним частично решали консультации у писаря. Я банально допытывался у него, как выразиться покрасивее в том или ином случае.
Текст в окончательной редакции вышел таким: «Передать более главному эльфу, которого встретите. Внимайте, эльфы! Пишет вам собрат, которого вы несправедливо обзывали подручным чернокнижника. И любезно принимали у себя в полевом лагере. Помнится, вы тогда выспрашивали меня о том, кто создал известного вам гимори. К обоюдному прискорбию, я не мог ответить, несмотря на всю вашу настойчивость. Потому что попросту этого не знал. Но сейчас я готов кое-что заявить. Мои строки раздерут ваши домыслы в клочья».
Написал бы «взорвут», но выяснилось, что моему помощнику такое понятие незнакомо. Ну и ладно, все равно здесь никто бы не понял игру слов. А вышло бы круто!
«Удалось выяснить, что к этому причастны эльфы. Не такие, как я — а такие, как вы. Те, кого вы столь упорно искали, затаились среди вас! Они сотворили большое зло. Я помогу вам их найти. Найти и казнить. Как отыскать меня — вам расскажут, но прошу, оставьте свои непотребные замашки! Будьте вежливы, и вновь обретенный собрат к вам потянется. Чаще мойте руки, чихайте в платок, любите природу, мать вашу».
Не удержавшись, дописал: «Миру — мир!» На здешнем «славянском» это звучало не так лаконично и чеканно, но зато вышла рифма.
Всего предполагалось отправить тридцать посланий, получилось чуть больше. К одному из них я приложил листок из числа обнаруженных в футляре-тубусе. Выбрал такой, который больше всего пестрел непонятными письменами, а вот рисунок на нем красовался всего один. И тот я предварительно скопировал — на глазок, но со всем старанием. Предстояло еще, когда чернила просохнут, завернуть бумажки на манер солдатских треугольников — за неимением конвертов… Или еще как-нибудь, если криво пойдет. И опечатать бы еще.
Завершил корреспонденцию, разумеется, подписью. Она потребовала едва ли не больших усилий, чем предыдущие фразы — вместе взятые. «Без уважения, но с надеждой на взаимный успех. Тринитротолуол, укравший кровь звезд».
